— Это тут ни при чём. Ты идёшь в Лангард. Я иду с тобой, — с нерушимой уверенностью произнёс сотник и, выставив на стол три глиняные бутылки, посмотрел на девушку пояснил:
— Я фактически сирота. Моя мать была проституткой, а отец… Ты даже не представляешь, с какой высокой колокольни ему на меня плевать, по большому счёту. Он не станет воспринимать меня всерьез до того как я получу должность тысячника и смогу быть ему полезен. Пока я не вступил в гвардию, он даже не вспоминал о моём существовании. Вроде как хотел защитить, но я в это не верю. А потом засунул в дальний гарнизон на краю мира, где я благополучно сдох бы ещё три года назад. Мы помогаем друг другу, но это скорее отношения начальника и подчинённого, преследующих общую цель. Так что, Лана, ты моя единственная семья, — Айр громко выдохнул, закончив исповедь, а потом вскрыл бутылку вина и разлил его по кружкам.
Лана молчала. Ей сейчас казалось, что мир рушится, и она стоит на самом его краю. После которого не будет пути назад уже никогда. Подойдя к кровати, Айр сунул ей в руки кружку с вином, присел рядом и уверенно сказал:
— Мне плевать, что в твоем мире не хватает цветов. Это неважно. Я точно знаю одно. Когда я с тобой стою плечом к плечу, я не одинок. А потому, пожалуйста, доверься мне, и мы раскрасим его тысячей красок.
Сердце среброволосой пропустило удар, и она, потянувшись свободной рукой к его, вновь переплела пальцы. Они медленно пили алый нектар, держась за руки, и молчали, освещённые лишь тусклым светом танцующего на ветру пламени свечи. Слова были не нужны — это был тот момент единения и близости, который они могли только испортить.
Глава 18. Критическая уязвимость
Глава 18. Критическая уязвимость
Интерлюдия: *****
Этот сон отличался от всех прочих. Моё тело, мои мысли, мой разум как будто оказались раздроблены на части. Я видела себя со стороны в фиолетово-чёрном мире погасших звёзд, поглощающих свет. Две фигуры стояли напротив друг друга, каждая из них была мной в разный момент времени. Кажется, они спорили, не обращая никакого внимания на оскаленные клыки жадной Бездны у них под ногами. Люди, погрязшие в сомнениях и страхах, слепые к тому, что лежит глубже кошмаров. Их спор был бессмысленен, аргументы — нелепы, цели и желания — приземлённо смешны. Я — они были так жалки.
— Что ты творишь? Во что ты нас превратила? Я не позволю тебе переспать с лучшим другом! — лязгнув цепями аметистовой воли, что сковывали саму его суть, Ланнард Грейсер вновь рванулся вперёд, пытаясь добраться до спокойно взиравшей на него девушки с длинными платиновыми волосами.
— Я первична, и это решать только мне. Но дело не в плотском влечении… Точнее, не только в нём. Он стал для меня особенным. По-настоящему. Тебе, выжженная дотла душа, этого не понять. Я пробудила тебя не по этой причине. Мне… нужна твоя сила. Чтобы сражаться и защитить его. Чтобы пробиться на север и спасти Ульму, мне нужна твоя Воля, — ответила девушка, сделав шаг вперёд.
— Мне плевать на Алую Ведьму. Это она замыслила и разыграла спектакль, по результатам которого я оказался здесь. Скованный. Бессильный наблюдатель, запертый в собственном теле. Почему ты меня просишь помочь? Разве не в твоих силах попросту меня поглотить? Тебе достаточно просто приблизиться и прикоснуться, — лазурные глаза на хищном, заострённом лице угрожающе блеснули. Ланнард улыбнулся.
— Ульма не желала тебе зла, и я тоже… — неуверенно воскликнула девушка.
— Вы обе — монстры. Чудовища, противные самой природе людей. Именно поэтому отец приказал магам тебя сковать, — указательный перст воина был направлен ей на середину груди, где сквозь плоть и кости было видно ярко горящее аметистовое сияние сердца.
— Байрн был подонок, превративший нас в инструмент.
— Заткнись, лживая тварь, — устало оборвал её Грейсер. — Не тебе произносить его имя, ведь лишь по твоей вине он прошёл этот путь. От героя до безумца. Убийцы. И сейчас ты уготовила то же самое Айру. Ты же знаешь, как слаба и падка на страсти! Так же, как наша мать! Ты изменишь ему! Раз. Второй. Третий. И он сломается, как отец! Он убьёт тебя. Если это раньше не сделаю я.
— Мама… Мама не изменяла отцу, — отчаянно воскликнула Лана, чувствуя грызущего изнутри червя лжи.
— Да? Тогда почему она попыталась сбежать с садовником вскоре после рождения Сэры? — перестав вырываться из пут, Ланнард бессильно на них повис, грустно глядя в фиолетовые очи страсти.
— Она хотела её защитить от того, что отец делал со мной. Чтобы она не познала того, через что прошёл ты, — Лана сжалась, обхватив себя руками в районе плеч, спасаясь от мучительного мороза сомнений.
— И поэтому она сбежала с мужчиной? Или, быть может, Сэра была всё-таки от него, как и подозревал Байрн? Ведь по внешности это определить почти невозможно — мы всё равно будем похожи на мать. Но… Это ведь и не важно. Ты ненавидишь отца. Ты его ненавидела все эти годы. Ещё до того, как мы появились на свет. Но он сдерживал это немыслимо долго, пока его не попытался предать самый близкий и родной человек. Что бы ни стояло за побегом Иоланды — она его бросила. Предала. После всего, что он сделал ради нее, — слова Ланнарда звучали холодно. Обрекающе. Мучительно правдиво.
— И он её убил… — прошептала сребровласка.
— Тебя ждёт то же самое. Твоя страсть сожжёт Айра изнутри. Погубит его. Даже если вам удастся пережить то, что грядёт, — грустно предрёк синеглазый узник.
— Так ты одолжишь мне свою волю? Не ради Ульмы. Ради него. Чтобы его защитить. А я… ради этого постараюсь с ним не сближаться. Ещё больше, — разрывая себя по живому, Лана сделала шаг вперёд, предложив сделку.
— Нет, — безжалостно отрезал парень. — По крайней мере, пока есть шанс обойтись без этого. Я желаю сохранить свою человечность, ведь без меня остановить тебя будет некому. А ещё я оставляю за собой право тебя пилить каждую ночь, пока ты вновь меня не заставишь заснуть, — он ухмыльнулся, беззлобно, но очень самоуверенно.
Я заглядываю в обоих себя со стороны. Скорбь в узнике резонирует со страхом блондинки, который начинает перерастать в уверенность. Круговорот цветов вокруг сверкает вместе с их чувствами. Пока яркая фиолетовая вспышка не озаряет всё, подобно рождению нового солнца, вместе со спокойными, уверенными словами девушки.
— За мной тогда право отвергать твои предупреждения. Я не наша мать. Я не наш отец. И уж тем более не тёмная тварь, которой ты меня считаешь. Я знаю, что могу любить, потому что уже люблю. Я пойду Айру навстречу и сделаю его счастливым.
Последние её слова рассыпаются на мириады танцующих светлячков и заполняют мой мир до самых краёв, звуча как обещание. Ненависть, душившая меня, затихает. Не уходит навсегда, а всего лишь засыпает, убаюканная волнами счастья. И я вновь могу дышать. И с хрипом просыпаюсь в мокрой от пота кровати.
Конец интерлюдии.
***
Застонав, Лана резко села и утёрла дрожащей рукой холодный пот со лба. Воспоминания о недавнем сне были нечеткие и смазанные, покрытые утренним туманом что медленно накатывал к крепости по равнине внизу. Не в силах поймать за хвост ускользающую грезу, она чувствовала ее важность. Значимость не только для самой себя, но и человека которого она полюбила.