— Гражданские уже в крепости, — успокоил его Хардебальд. — Было у меня припоганое чувство ещё когда твари повалили из леса, так что я решил не повторять прошлых ошибок. Мы вывезли всех поселенцев и подготовили караван — они под конвоем отправятся в земли Эбельбаха в ближайшее время. На твои плечи ляжет задача по их охране. Много человек с тобой отправить не смогу — возьмёшь десяток гвардейцев, второй отряд будет из дружинников, его поведёт Люгер Трей.
Айр задумался, прикидывая, сколько займёт путь с караваном туда и обратно, и решил возразить:
— Господин, я не уверен, что успею вернуться к началу осады. Возможно, лучше доверить это сэру Трею?
— Тебе и не нужно будет возвращаться. Мы здесь не сдюжим, если свежевателей будет хотя бы столько же, как и в прошлый раз. Нужно поднимать баронов, но, к несчастью, герцог Восточный сейчас в отъезде — он полгода назад отплыл в Ларию. Потому от лица Хранителя Севера ты объявишь общее собрание. Для начала нужно будет заручиться поддержкой графа Эбельбаха, а затем...
— Вряд ли они меня будут слушать, мессир. Я же говорил вам по прибытию. Там каждый спит и видит — урвать кусок земель от соседей, а меня и вовсе считают выскочкой, грязным бастардом. Если кто и сможет собрать военные силы, так это исключительно вы, — Лотаринг снова решился оспорить приказ.
Хардебальд склонился над столом, глядя в разбросанные по нему депеши и письма. Он, разумеется, понимал, что паренёк прав, но…
— Я устал бегать от сражений, в которых могу проиграть, — выдохнул ветеран и, прикрыв глаза, продолжил: — Понимаешь, в чём дело... Всю свою жизнь я вступал только в те битвы, где имел высокий шанс на победу. А до этого — отступал, выжидал лучший момент, пытался получить тактическое или численное преимущество. Оборона этой крепости требует того, чего мне всегда не хватало — безрассудной отваги и умения стоять до конца, по колено в крови, на собственных кишках. Я уже достаточно стар, чтобы думать о приближении смерти. Закрывая глаза, вижу лица многих отважных мужей, что остались жить исключительно в моей памяти. Хочу уйти так, чтобы быть их достоин.
— Я понимаю ваши чувства, мессир. Но долг важнее наших желаний, и он требует, чтобы вы жили — ради королевства, ваших вассалов и подданных. Я уже бился в этой крепости однажды, и мы выстояли. Оставьте всё на меня. Клянусь, пока жив — форт не падёт! — лязг железа от удара в кирасу прозвучал в подтверждение клятвы.
Комната погрузилась в тишину. Хардебальд встал и прошёлся до окна, бросив на север долгий, настороженный взгляд. Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы кошмар, случившийся тридцать лет назад, больше никогда не повторился. Он чувствовал, что свежеватели — это лишь вестники чего-то по-настоящему жуткого, питающегося человеческими страданиями и свежей кровью. И если дать этому «нечто» достаточно времени, чтобы разожраться, — остановить его станет почти невозможно. Даже объединённой мощью всего королевства.
Но… При дворе в лучшем случае считали, что он преувеличивает угрозу, чтобы получить больший политический вес. В худшем — называли безумцем. За глаза, разумеется. Старый ветеран всё ещё мог постоять за свои слова — острым клинком.
Долг — тяжёлое слово. Добровольное бремя, которое определяет твою жизнь, заставляет принимать такие решения, на которые ты бы никогда не решился при иных обстоятельствах. Хардебальд был человеком долга. А потому не мог себе позволить быть героем. На эту роль всегда назначался кто-то другой. Когда-то давно — Байрн Грейсер. Теперь это был Айр Лотаринг.
— Да будет так, — резко согласился Хранитель Севера. Его плечи опустились, морщины стали глубже, а горделивая осанка на мгновение уступила место старческой сгорбленности.
Сделав глубокий вдох, Хардебальд шумно выдохнул, снял с пальца тяжёлый перстень своего рода и протянул его воспитаннику:
— Ты становишься комендантом крепости и вправе принимать любые решения от моего имени. У тебя только одна задача — любой ценой удержать форт Равен до моего возвращения! Это тяжёлая ноша, но я уверен, что никто не справится с ней лучше тебя.
Лотаринг не сомневался, что это — правильный выбор. Он обязан пережить осаду, заслужив почёт и уважение среди гвардейцев и знати. Это увеличит его окно возможностей, когда отец начнёт восстание. Кроме того, именно сюда направлялась Лана. Он запретил себе думать, что подруга погибла во время катаклизма. Пускай с их расставания прошёл почти месяц, и она давно уже должна была покинуть проклятые леса. Он дал ей слово — дождаться. И собирался сдержать его любой ценой. Айр двумя руками и с поклоном принял перстень.
— Почту за честь, милорд. Люгер Трей отправится с вами? — коротко осведомился он.
— Караван станет лакомой целью для охотничьих отрядов, а мне потребуется второй шевалье для его защиты, — согласно кивнул Хардебальд. Старик и так решил взять минимально возможный отряд, потому не мог позволить себе оставить последнего лояльного вассала.
— Хорошо, мессир. Пока вы ещё здесь, прошу утвердить пару важных предложений. Во-первых, я слышал, что Лифект Гофард — весьма амбициозный человек, окончивший высшую офицерскую академию...
***
Хардебальд отбыл вместе с караваном на следующее утро, а тяжесть задачи подготовки крепости к обороне целиком легла на плечи Айра. Всего день работы с бумагами заставил его проклясть всё и вся и молить о том, чтобы свежеватели прибыли побыстрее. Утверждение размера пайков, времени дежурств и патрулей, разнарядки на снос зданий в деревушке, выстроенной около крепостных стен, подготовка новобранцев в ополчении — всё это выматывало почище, чем любая битва.
Остро сказывалась нехватка офицерского состава. Помимо гвардейских десятников, у него был лишь Джайл Нихбен, которому серьёзные задачи Айр доверять опасался — парню лишь недавно исполнилось восемнадцать, и он был полон возвышенных ожиданий и желания показать себя и покрасоваться перед солдатами. Мальчишке ещё лишь предстояло узнать на своей шкуре, что война — это не только стройные ряды бойцов в начищенных до блеска доспехах, боевое товарищество и героические подвиги, но ещё кровь, грязь, боль и стаи воронья, обжирающихся до отвала у основания крепостных стен.
Ещё целую неделю Айр разбирался с основными вопросами, но легче не становилось — проблемы возникали одна за другой. Ополченцы считали гвардейцев опереточными, чванливыми солдатиками, в то время как последние искренне презирали бывших крестьян за недостаток дисциплины и подготовки. Чтобы скрепить отряды узами товарищества, Лотаринг решил устроить военные игры, разбив солдат гарнизона на три отряда, каждый из которых в равной мере состоял из гвардейцев и ополченцев.
Так что следующие несколько дней солдаты бегали, нагруженные мешками с песком, от одной стены до другой, сражались друг с другом, вскакивали по тревоге посреди ночи и стреляли в полутьме по мишеням, а отряд отстающих отправлялся в полном составе вместо заслуженного отдыха — на тяжёлые работы у основания крепости, где они копали волчьи ямы и ставили надолбы, ощетинившиеся кольями. Затея сотника определённо оказалась успешной: совместные тяготы сплотили бойцов. Вместо внутренних распрей они дружно и от всей души возненавидели командира-тирана.