— Вот только потому, что я это понимаю, — процедила женщина, — как понимаю и то, что моим языком говорит опыт только нашей с сыном судьбы, — только поэтому я и согласилась хранить твою затею в тайне от Ви.
— И я благодарен тебе за это… Так ты поможешь с переводом?
— Разве у меня есть выбор? — хмыкнула Хатхиши. — Но ты не боишься, что сам Белогривка откроет нашему мальчику, что ты задумал? Или что они вообще передумают брать с собой человека, за которым в любой момент может начаться охота?
— Боюсь, — со вздохом признался Иннидис. — Но придётся рискнуть. Если не сказать им об угрозе, они не смогут его защитить. Надо попытаться. В Сайхратхе не действуют иллиринские законы, и если он туда доберётся, то станет неподвластен им. В Мадриоки, где я прежде надеялся его спрятать, он никогда не будет в такой безопасности.
На эти слова Хатхиши уже ничего не сказала, только удручённо вздохнула. И вот, теперь Белогривка задавал Иннидису пусть не такие же, но похожие вопросы.
— Он спрашивает, — перевела женщина, — почему ты и в самом деле не хочешь сразу же уехать с ним? Почему вместо этого скрываешь от него правду?
Иннидису казалось это очевидным, но, конечно, очевидным это было только для него.
— Боюсь, если мы исчезнем сразу оба и если при этом все мои опасения подтвердятся, то искать нас станут намного усерднее, чем одного Текерайнена. Если же я пока останусь здесь, то постараюсь направить поиски в другую сторону… И потом, всё-таки на мне племянница, ей двенадцать… я не могу ни бросить её, ни заставить странствовать по Иллирину. И вот ещё что… не говори ему о нашей беседе. Ради его же блага.
Гухаргу Думеш медленно кивнул.
— Я буду молчать, пока мы не покинем Иллирин. Но потом расскажу ему об этом разговоре.
Спорить Иннидис не стал, и на этом они распрощались.
Он вернулся домой с тяжёлым сердцем. И ещё тяжелее было войти в комнату Ви, посмотреть ему в глаза и солгать, когда тот поинтересовался, где же Иннидис пропадал.
— Мы с Аннаисой закончили танцевать, — говорил любовник, — и я поднялся к тебе, но тебя не нашёл. И во всем доме тоже. И никто не смог сказать, где ты. Я так волновался! Не знал, что и думать. Знаешь, от всех этих новостей…
— Извини, пожалуйста, — выдохнул Иннидис. — Я думал, что вы ещё долго будете заниматься, и решил проехаться по городу. Конечно, стоило кого-нибудь предупредить.
— Главное, что ты вернулся и ты в порядке, — улыбнулся Ви, приглаживая его растрепавшиеся волосы.
Иннидис порывисто прижал его к себе, уткнулся лицом в его плечо и сдавленно прошептал:
— Как же я люблю тебя, мой Ви… мой Вильдэрин… Я так сильно тебя люблю! Всегда буду…
ГЛАВА 17. Разлука
Ви задремал под утро, устроив голову на ладони Иннидиса и обхватив пальцами его запястье. Иннидис сидел тихо, боясь шелохнуться и разбудить своего упрямого любовника, которому надо было вставать на заре и выдвигаться в долгий и непростой путь, а он всё равно до последнего пытался бодрствовать. Сказал, что не хочет упустить ни единой минуты из этой последней перед разлукой ночи, но за полчаса до рассветных сумерек всё-таки не выдержал и заснул — прямо посреди фразы, которую сам же и произносил.
У Иннидиса сна не было ни в одном глазу: гнетущая тоска и смятение сплетались в душе, не давая покоя. Это Ви смотрел в будущее с надеждой, мечтая, как они будут жить вместе в Сайхратхе; возможно, он и прямо сейчас видел сны об этом. Иннидис же заглядывал в завтрашний день со страхом, терзаясь мыслью, что этой ночью, быть может, они в последний раз вместе. Не перед расставанием и последующей встречей, а вообще. И сейчас он смотрел на спящего Ви, пытаясь запечатлеть милые черты и весь его облик, и он вдыхал запах его тела, желая запомнить и это. Насмотреться, надышаться, налюбоваться вдоволь. Если бы только это было возможно — налюбиться впрок…
Он водил кончиками пальцев, почти не касаясь, по его губам и скулам, лбу и подбородку, и прокручивал в голове те полтора с лишним года, которые был с ним знаком. Всего полтора, из которых семь месяцев Иннидис вообще провёл в Эшмире. Но казалось, будто он знал Вильдэрина очень и очень долго, многие годы, настолько близок и дорог он ему стал.
Иннидис с щемящей нежностью воссоздавал в памяти все-все дни, с самого начала, когда Ви, израненного и беззащитного, швырнули к его порогу. Вспоминал, как занёс полумёртвого раба в дом, насилу одолев собственную брезгливость, а потом, испугавшись заразы, грубо бросил его на пол... О, если бы он только знал тогда, что держит в руках своё будущее счастье! Если бы только можно было вернуть всё назад, Иннидис дал бы ему тогда больше, намного больше заботы и тепла, и Ви быстрее бы отогрелся и почувствовал себя дома. А позже Иннидис не тратил бы столь драгоценное время на сомнения, не пытался бы подавить или скрыть свои чувства и избегать их. И конечно, он бы приложил больше усилий и решил, как поступить с его документами, придумал бы что-то более убедительное, пока ещё была возможность и люди не догадывались, кто такой Ви на самом деле.
Но время было упущено, и теперь они находились в той точке, где Вильдэрина ждал опасный путь в Сайхратху, а Иннидиса — вероятное наказание за одно или несколько нарушений, а уж насколько суровым или мягким оно будет, оставалось только гадать. В худшем случае он может застрять здесь не на один год, и тогда Ви может его не дождаться. Хотя бы потому, что даже не будет знать, стоит ли продолжать ждать, или Иннидис решил не приезжать вовсе… И тогда сегодняшняя ночь вполне может стать их последней.
Вильдэрин пошевелился, припал тёплыми губами к ладони Иннидиса прямо посередине, и горячее влажное дыхание коснулось кожи.
— Неужели я всё-таки заснул? — пробормотал Ви. — Почему ты меня не разбудил?
— Любовался… какой ты красивый… не хотел будить.
— Скоро рассвет… — Любовник приподнялся на локтях, растерянный и несчастный, и посмотрел на сереющее за окном небо. — Как быстро пролетела ночь… Пойду на кухню, приготовлю нам кофе и горячий мёд в последний… — он осёкся, — ещё раз.
Голос Ви был подозрительно сдавленным, но и голос Иннидиса прозвучал так же:
— Пойдём вместе. Не хочу оставаться без тебя…
И они спустились на кухню, оба хмурые, задумчивые, молчаливые. Седовласая Сетия уже хлопотала у очага, готовила завтрак для слуг, но, увидев Иннидиса и Ви, что-то пробормотала о делах в кладовой, быстро поклонилась господину и вышла. Иннидису скоро тоже предстояло явить такое же понимание. Если Реммиена, Хатхиши и Аннаиса простились с Ви ещё вчера, то Мори и другие слуги наверняка захотят увидеться с ним ещё и перед самым его отъездом, и лучше, чтобы их не смущало присутствие рядом хозяина. Пусть простятся свободно, без оглядки на него.
Слуги и племянница думали, будто Ви уезжает в столицу: так им не придётся лгать, если их начнут расспрашивать. Правду домочадцы узнают только перед самым отбытием Иннидиса, если оно вообще случится.
Но всё это потом, позже. А пока они вдвоём поднялись обратно в покои, и там Ви пил свой кофе, а Иннидис без всякого удовольствия цедил свой горячий напиток. Они смотрели друг на друга, а проклятая утренняя серость вползала в окна и всё больше размывала, поглощая и растворяя в себе тёплый бархатистый свет ламп.
— Я так и не успел переписать рукопись до конца… — слабым голосом сказал Ви.
— Я возьму её с собой в Сайхратху. Её и список, и там ты закончишь…
— Главное, приезжай сам. Я буду ждать, ты помнишь?..
— Помню, — откликнулся он, порывисто его обнимая. — Я всё сделаю, чтобы приехать.
И он даже не соврал. Он и правда постарается, вопрос только: удастся ли?
Иннидис проводил возлюбленного до Тиртиса — они поехали туда верхом, чтобы провести ещё немного времени наедине. У Ви с собой был только мешок с одеждой, его лира и деньги, несколько сотен, которые Иннидис дал ему на всякий случай. Ведь теперь, когда Ви перестал быть наёмным артистом и полноценно присоединился к священному путешествию, ему уже нельзя будет, как раньше, брать себе зрительские подношения. И хотя другие лицедеи должны будут позаботиться о его пропитании и ночлеге, как когда-то позаботились об Эмезмизене, но мало ли что может приключиться в пути.