— Конечно, господин, — сказал Ви и, вернув голову в прежнее положение, прикрыл глаза, а когда открыл, то его взгляд, обращённый на ладонь, сиял теплотой и нежностью.

Иннидису захотелось, чтобы парень обратил бы такой взгляд и на него, но в следующую минуту он продолжил набросок, и все желания, не связанные с работой, исчезли, а Ви превратился всего лишь в обычного натурщика.

ГЛАВА 9. Поступной лист

Реммиена появилась не на следующей неделе, а уже через два дня, прислав вперёд себя посыльного, чтобы предупредил о визите. Наброски с Ви пришлось отложить (Иннидис успел поработать с парнем всего два раза), но разочарован он этим не был. К работе над статуей Лиирруна можно будет вернуться когда угодно, а сейчас предстояла не менее интересная работа с юной женщиной, прекрасной, как богиня.

Забавно получалось: совсем недавно он хватался за множество идей сразу и ничего не мог выбрать, а теперь, благодаря другим людям, у него появилось два довольно чётких замысла, от выполнения которых, кроме удовольствия, он получит ещё и какой-то доход.

Реммиена вошла в дом и поднялась в мастерскую такой невесомой походкой, словно ступала по облакам или сама была дочерью ветра, парящей над землёй. Широкая юбка её лёгкого бирюзового платья развевалась за спиной, аквамариновые серьги покачивались в ушах, тоненько тренькая, браслеты из чернёного серебра подчёркивали сияющую белизну её кожи, тёмно-русые волосы были перевиты в косы и собраны наверх, открывая длинную тонкую шею. Взгляд зеленовато-голубых глаз был холоден и чуть насмешлив, но легко можно было представить, как в глубине её зрачков вспыхивает пламя страсти или гнева.

В доме, помимо Иннидиса, её встречал Ортонар, и Реммиена любезно ему улыбнулась в ответ на глубокий почтительный поклон. Ну да, это ведь именно она порекомендовала Иннидису управителя. Надо будет не забыть поблагодарить её за это.

Войдя в мастерскую, она огляделась, изогнула тёмную бровь и бросила всего одно слово:

— Мило.

Иннидис предложил ей вино в кубке и место на кушетке, а когда она опустилась туда, поинтересовался:

— Ты подумала насчёт статуи в полный рост, досточтимая Реммиена? Или всё-таки остановимся на бюсте?

— О, знаешь, я ещё не решила, — нежным голосом призналась она. — Может быть, ты сделаешь наброски и того и другого, а я посмотрю, что мне больше понравится?

Иннидис не возражал: чем больше изображений Реммиены он сделает, тем лучше. Когда она допила вино и готова была начать позировать, он усадил её на бронзовый стул напротив окна, велел сидеть прямо и схватился за уголь, решив всё-таки начать с наброска для бюста.

— Как я должна смотреть? — спросила она, напомнив этой фразой вопрос Ви.

— Прямо перед собой. А уж каким взглядом — решать тебе, ведь мы делаем именно твою скульптуру, а не изображаем богиню или кого-то из героинь легенд.

— А жаль. Я бы не отказалась предстать в образе богини, — мелодично рассмеялась Реммиена. — Как думаешь, из меня получилась бы Лаатулла?

— Её обычно изображают с диким полубезумным взором, — улыбнулся Иннидис, не в силах представить себе утончённую Реммиену в виде этой яростно танцующей богини с распущенными и растрёпанными от танца волосами.

— Ну так почему бы и мне не попробовать смотреть таким взором? Вдруг смогу? — лукаво улыбнулась она в ответ и посерьёзнела. — Но сначала мы всё-таки делаем набросок для бюста, верно?

Иннидис кивнул, Реммиена замерла, спокойно и расслабленно глядя перед собой, и он приступил к работе. Хотя вырисовывать её довелось совсем недолго: уже через полчаса женщина сказала, что утомилась сидеть в одной позе и ей нужна передышка. Чего-то подобного Иннидис, впрочем, ожидал. Господа, заказывающие свои изображения, — это не наёмные натурщики, и часто бывают капризны и нетерпеливы.

— Разумеется, — кивнул Иннидис, — давай сделаем перерыв. Я велю служанке, чтобы принесла чего-нибудь выпить?

Реммиена неопределённо повела плечами, мотнула головой — не надо, мол, — и подошла к арочным окнам, выглянула в сад, сейчас пустующий: прислужники находились на заднем дворе, управитель и прислужницы — в доме, а Аннаиса занималась у себя с учителем математики.

— Между прочим, Ортонар, которого ты мне посоветовала, настоящая находка, — сказал Иннидис, чтобы выразить признательность и заодно заполнить тишину. — Давно хотел поблагодарить тебя за него.

— О, я всегда рада посодействовать хорошим людям, — прохладно улыбнувшись, пропела Реммиена. — А тебя и Ортонара я считаю хорошими людьми.

— Я очень рад этому, хотя и удивлён, — признался Иннидис и тоже встал у окна с ней рядом. — Ведь мне всегда казалось, что мы с тобой слишком мало знакомы, чтобы ты успела сделать обо мне такой вывод.

— Так и есть, но я многое о тебе слышала.

Насколько Иннидис знал, в высшем обществе о нём если и говорили, то со снисходительной усмешкой — добродушной или ядовитой, в зависимости от отношения к нему говорящего.

— Вот как? Любопытно, что же тебе доводилось слышать, досточтимая? Если, конечно, это не секрет.

— Не секрет. И если уж честно, то в основном я слышала о тебе различного рода шутки. Чаще, впрочем, довольно беззлобные. Но только выводы из них я сделала свои… и решила, что ты, должно быть, очень добрый человек, раз время от времени помогаешь рабам получить свободу.

— Занятно. У прочих вельмож это обычно вызывает насмешку и недоумение.

— Но я не совсем обычная вельможа. — Реммиена изогнула брови и окинула его оценивающим и внимательным взглядом. — Я на многое смотрю иначе. И пусть сама не отличаюсь таким великодушием, чтобы отпускать своих рабов на свободу, но способна оценить по достоинству великодушие и доброту других.

— Поверь, — усмехнулся Иннидис, — великодушие и доброта здесь ни при чем.

— А это и неважно, — отмахнулась она. — Неважно, что тобою движет. Главное — что ты делаешь. Как раз на днях, кстати, Ровван Саттерис поведал мне, что ты собрался дать вольную очередному рабу? Как уж его... — Она нахмурилась, вспоминая. — Имя ещё такое неказистое… То ли Фи, то ли Ви…

— Ви. Я недавно просил Роввана помочь мне оформить по нему кое-какие бумаги.

— Да, он говорил, — рассеянно откликнулась Реммиена, как будто утратив интерес к теме. Но в следующую минуту на её лице зажглось то нетерпеливое любопытство, которое иногда можно увидеть у детей, когда они сталкиваются с чем-то новым и необычным. — Занятно было бы взглянуть на этого счастливчика! Он ещё у тебя?

— У меня.

— Так позови. Пусть принесёт нам чего-нибудь освежающего. А то, признаться, здесь жарковато. Я не сразу это почувствовала, но сейчас ощущаю.

День подступал к полудню, и воздух действительно стал более душным и вязким, а ведь лето ещё даже не наступило. Прямые солнечные лучи нагревали плоскую крышу, и тепло постепенно распространялось на мастерскую. В разгар лета здесь и вовсе становилось мучительно жарко, ведь до третьего этажа не дотягивались деревья, дающие спасительную тень, а окна, через которые проникал солнечный свет, были огромны. Но хорошее яркое освещение стоило четырёх месяцев страданий.

— Должно быть, Ви сейчас трудится на заднем дворе. Я могу сказать служанке, чтобы позвала его, но это займёт время. Выйдет быстрее, если питье нам принесёт сама Чисира. Как насчёт лимонного щербета?

— Да, с удовольствием, — кивнула Реммиена, отходя от окна и расслабленно возлегая на обтянутую тёмной парчой кушетку. — И я подожду, мы ведь пока никуда не торопимся? Так что пусть твоя служанка всё-таки позовёт этого твоего Ви. Он принесёт нам щербет, а я посмотрю на редкого невольника, которому выпала такая удача. Интересно, заметно это будет по его поведению или взгляду? Или освобождённый раб ничем не отличается от раба обычного? — Она непринуждённо рассмеялась и подмигнула. — Вдруг вдохновлюсь и тоже решу кого-нибудь освободить.

Иннидис в этом сомневался, хотя как знать, что за блажь может прийти в голову этой женщине. Сейчас, например, ей вздумалось из праздного любопытства поглазеть на Ви. Может, из того же любопытства и впрямь кого-то освободит, чтобы проверить, скажется ли это как-то на его поведении.