К полудню после бессонной ночи в голове клубился туман, глаза болели от яркого дневного света, веки жгло, а во рту пересохло. Раздражённый, вымотанный, Иннидис в нетерпении поджидал Ви и то подходил к окну, то спускался в сад, то снова поднимался к себе, садился в кресло и нервозно барабанил пальцами по подлокотникам. Ожидание казалось невыносимым и так бесило, что к глазам подступали злые слезы, хотелось выругаться и что-нибудь уже разбить, а любовник всё не возвращался. Что если Тихлес Хугон поехал потом к нему? Что если забрал на допрос и мучает, пока Иннидис здесь наворачивает бесполезные круги?
Ви появился сильно после полудня. На ходу сбросив плащ, вошёл в покои Иннидиса, красивый и яркий в своей рдяной полушёлковой тунике, сияя безмятежной улыбкой и задорно сверкая чёрными глазами. Но сегодня его цветущий вид вместо обычного восхищения, нежности и желания обнять вызвал только смутное недовольство. Захотелось даже прикрикнуть: «Чему ты так радуешься, дурень?» — но Иннидис сдержался, буркнул только:
— Наконец-то! Где тебя носило так долго?
Он встал с кресла и требовательно уставился на Вильдэрина. Улыбка тут же сползла с лица парня, а между бровей пролегла тревожная складка.
— Я остался пообедать и поболтать с другими артистами, только и всего. А что случилось?
Он шагнул к нему, доверительно и нежно заглядывая в глаза, но Иннидис, по-прежнему раздражённый, не смог ответить любовнику тем же.
— Почему ты не рассказал, что все в городе уже знают, кто ты такой, и проходу тебе не дают?
— Не то чтобы не дают проходу… — в растерянности возразил Ви. — Просто многие смотрят вслед и обсуждают, это так. Когда-то я был привычен к такому, но с тех пор отвык, и теперь это, конечно, неприятно…
— Почему ты не рассказал мне? — повторил Иннидис.
— Не хотел зря волновать, — пожал плечами парень.
— Я что, по-твоему, ребёнок, что от меня нужно скрывать любые неприятности? — огрызнулся Иннидис.
— А я, что ли, ребёнок? — тоже начиная сердиться, откликнулся Ви. — Или только тебе можно от всего меня уберегать? И вообще, что с тобой сегодня такое? — Он настойчиво приблизился и сжал его плечи. — За что ты на меня злишься на самом деле, в чём я виноват?
— Я не на тебя злюсь, Ви, — вздохнул Иннидис, высвобождаясь. — Я просто злюсь… Вообще на всё… на всех. И на себя. Вчера под вечер приходил человек, охотник за беглыми рабами. Расспрашивал о тебе, пришлось показать ему документы… И тот самый документ тоже.
— Тот самый?! — Ви в ужасе округлил глаза и отшатнулся, понизил голос до шёпота: — Но там же… яд. Ты… Неужели ты всё равно его показал? — вне себя от изумления, как будто не веря, спросил он.
— Там уже нет тех слов о яде, — признался Иннидис. — Иначе я бы его, уж конечно, не показал. Не хотел тебе говорить, но я там кое-что… подправил.
Он достал поступной лист и вручил Вильдэрину. Любовнику хватило одного взгляда, чтобы выхватить те самые слова и всё понять, и он в потрясении уставился на Иннидиса.
— Ты подделал её… эту строчку. Ради меня? Иннидис, любимый мой… Я даже не знаю, что сказать. Но ты же понимаешь, что об этом яде наверняка есть запись где-то ещё, и если её обнаружат…
— Я понимаю.
— У тебя могут быть неприятности. Ты не должен был… Тебе стоило сказать мне, и я бы сам сделал это, и тогда ты был бы ни при чем…
— Но я сделал это, чтобы ни при чем был как раз ты, — хмуро усмехнулся Иннидис. — Хотя теперь уже неважно, теперь мы так и так сообщники. Сначала я не хотел говорить тебе, но всё-таки ты должен знать, если вдруг тебя тоже начнут расспрашивать.
— И ты ещё упрекал, что я скрываю от тебя какие-то свои мелкие неприятности? — Ви многозначительно изогнул бровь. — А сам… Сам рискуешь втайне от меня, чтобы меня же и защитить. И потом на меня же за это и сердишься. Но так нечестно!
— Я вовсе не сержусь, сказал же! — со злостью бросил Иннидис, сам понимая, насколько противоречат эти слова его интонации. — Я не сержусь, просто сильно беспокоюсь, — уже спокойнее пояснил он. — Когда этот Тихлес Хугон ушёл, я себе места не находил. Всё думал, устроили его документы или нет, гадал, зачем он ходил и собирал сплетни по городу. И ещё я очень боялся, что к тебе тоже придут, прямо туда, к амфитеатру, и заберут куда-нибудь на допрос… И поэтому, когда ты задержался, я чуть с ума не сошёл. Это, конечно, не оправдание, я всё равно не должен был так на тебя набрасываться. Извини.
— Иннидис?.. — окликнул Ви, внимательно его оглядывая.
— Что?
— Ты вообще спал этой ночью, милый мой? Или днём? — Он положил руку ему на затылок, а пальцами другой погладил по лицу. — Похоже, что нет. Так нельзя, тебе надо поспать.
— Я и правда не выспался, но сейчас всё равно вряд ли усну, — уже по инерции проворчал Иннидис, с облегчением сдавшись любимым рукам, притянувшим его к себе.
— Конечно, уснёшь, — тихо сказал Ви, целуя его в висок. — Я обниму тебя, и ты уснёшь.
Он оказался прав, его молодой, но такой чуткий любовник. Он увлёк Иннидиса в спальню и как есть, не раздеваясь, забрался с ним вместе под одеяло и обнял, легко поглаживая по голове и плечу. И очень скоро Иннидиса и правда затянуло в сон.
Спустя несколько дней стало ясно, что Тихлес Хугон покинул Лиас, отбыв куда-то в сторону столицы. Он действительно проверил запись в канцелярии градоначальника о даровании свободы человеку, именуемому Ви, но саму вольную смотреть не стал, как и встречаться и говорить с Вильдэрином. Хотя парень утверждал, что видел похожего по описанию человека, который, как ему показалось, следовал за ним часть пути до купальни, а потом отстал. Впрочем, тут же добавил Ви, может быть, он просто ожидал и боялся его увидеть, и это сыграло с ним дурную шутку, породив излишнюю мнительность.
Как бы то ни было, а когда охотник за рабами убрался восвояси, оба вздохнули свободнее, хотя и понимали, что сам по себе его отъезд вовсе не означает, что на этом всё закончилось. Но по крайней мере в ближайшие дни уже не надо было постоянно находиться настороже, то и дело ожидая на пороге законников. Какие бы сведения ни хотел Тихлес Хугон нарыть в дальнейшем там, куда уехал, ему понадобится на это время. Если он вообще продолжит этим заниматься.
Пока же их жизнь потекла почти как прежде, с той лишь разницей, что теперь всё-таки приходилось оглядываться и интересоваться, не слышно ли чего-нибудь о господах из Аккиса или об охотнике за рабами. Ви предстояли последние две-три недели с сайхратскими артистами, после чего они покидали Лиас и отправлялись на побережье, в Нарриан — последнее место перед возвращением на родину. Лицедеям уже не терпелось выдвинуться в путь, несмотря на сильные дожди, которые шли все чаще, и размытые дороги. Ви же по-настоящему печалился их скорому отъезду, но это никого не удивляло, в том числе и самих артистов, которые обещали, что обязательно будут по нему скучать.
Солнце сейчас, в середине осени, показывалось реже, а темнело куда быстрее, ещё задолго до ужина, так что почти все вечера Иннидис и Ви проводили дома. Сидели возле жаровни, и Ви часто играл ему на лире, кутались в уютное шерстяное одеяло и согревали друг друга обнажёнными телами, пили подогретое вино и при свете ламп читали вслух легенды и поэмы.
Иннидис наконец закончил глиняную модель Лиирруна. При желании её ещё можно было самую малость подшлифовать, но вообще-то оставалось только залить бронзой. Он отложил это на конец зимы, когда дожди станут реже. Ви почти переписал рукопись, ему осталось всего несколько страниц и рисунков. Иногда они говорили, а точнее мечтали, что неплохо бы перебраться в другой город, потому что в Лиасе, где все их знают, им вместе спокойной жизни не будет. Но, кажется, оба не слишком-то верили в такую возможность. Ви — потому что в принципе не представлял, как это делается, а Иннидис — потому что понимал, что в другом городе ждёт всё то же самое. Куда бы они ни поехали, везде он останется вельможей, а Ви — простолюдином, которому не место в высшем обществе. Иннидис же от этого общества полностью отречься не мог по крайней мере до совершеннолетия Аннаисы, иначе ей потом долго придётся восстанавливать своё доброе имя.