— А сам твой раб… бывший раб, как я слышал, тоже все ещё живёт у тебя? Это верно?

— Да, это так, — ответил Иннидис, посмотрев на него с выражением «и что?».

— Я бы хотел познакомиться с ним и переговорить, если это возможно.

— Сожалею, уважаемый, но сейчас его нет дома. Он вернётся только завтра.

— Ничего. Это не так уж срочно. Может, и вовсе не понадобится, если с документами всё хорошо, — любезно улыбнулся наёмник.

— Всё-таки присаживайся, — повторно предложил Иннидис, указывая на диван. — А я пока поищу и принесу всё что нужно.

Поднявшись в свои покои, он опрокинулся на кровать и закрыл глаза руками, пытаясь привести мысли в порядок и совладать со страхом и мучительным волнением.

Если он покажет охотнику за беглецами поступной лист только на Ви, а на Вильдэрина — нет, у того определённо возникнут сомнения, а вместе с ними и дополнительные вопросы. Если же покажет оба листа, в том числе и тот, с поддельной строчкой (как же вовремя он её всё-таки подделал!), то многое будет зависеть от того, какое поручение Тихлес Хугон получил на самом деле. Если только проверить и убедиться, что все правильно оформлено и что раб не беглый, то, возможно, на этом он успокоится. Если же ему во что бы то ни стало велели найти, к чему придраться, чтобы забрать Вильдэрина, то он ещё вернётся. И к тому времени, когда он вернётся, Ви лучше всего исчезнуть из Лиаса хотя бы на время. Иннидис даже знал куда. В Мадриоки. Двое слуг и старый управитель постоянно проживали в замке, присматривая за ним, а правое крыло, почти не пострадавшее от пожара, было вполне пригодно для жизни. Ви отправится туда с письмом от Иннидиса как ещё один прислужник им в помощь (надо будет нанять ему охранника, путь неблизкий). Вот только как бы заранее узнать, поверит Тихлес в документы и историю Вильдэрина или нет?

На этот вопрос он сейчас никак не мог ответить, а уже пора было возвращаться к нежеланному посетителю. Иннидис поднялся с кровати, снял с пояса связку ключей и одним из них открыл небольшой бронзовый сундучок, таящийся в нише под окном. Выудив оттуда купчую и оба поступных листа, спустился в гостиную.

Тихлес Хугон, как оказалось, всё-таки воспользовался предложением и сел на диван, однако при появлении хозяина дома поднялся и сделал шаг вперёд.

— Вот, любезный, пожалуйста, — произнёс Иннидис и протянул ему купчую.

Мужчина с признательным кивком забрал её, поднёс ближе к стойке с лампами и внимательно изучил, а вернув, принялся разглядывать поступные листы, которые Иннидис отдал ему сразу же вслед за купчей. Особенно (и ожидаемо) мужчина вчитывался в документ, составленный на Вильдэрина, тогда как по краткой записи о Ви только пробежался глазами.

— Он что, правда отрезал себе ухо? — наконец спросил Тихлес.

— Там так написано, — пожал плечами Иннидис. — И уха у него действительно нет. Однако я понятия не имею, что там случилось на самом деле. Он достался мне уже безухим.

— А сам он что говорит?

— Что не помнит, как это произошло, — развёл Иннидис руками. — Может, ему просто стыдно признаться, а может, и правда не помнит.

— А это, — мужчина провёл большим пальцем по шраму на пергаменте, — откуда?

— Я получил этот документ уже в таком виде, поэтому не могу знать точно. Но Линнет Друкконен утверждал, что пергамент в этом месте разорвался, когда его перевозили. Застрял в щели деревянного сундука, и его неудачно дёрнули, когда доставали. Я не знаю, так ли это, но не вижу причин, по которым столь многоуважаемый вельможа, да сохранится память о нём в веках, стал бы лгать.

— Что ж… ладно. — Мужчина вернул Иннидису все документы и вежливо улыбнулся. — Чтобы тебя больше не тревожить, я проверю запись об освобождении раба сразу в местной канцелярии. Тогда можно будет не смотреть саму вольную. А в остальном, кажется, всё в порядке. Благодарю за содействие, господин. Да будут благосклонны к тебе боги.

— Всех благ, любезный, — пробормотал Иннидис, провожая его до двери.

Тихлес Хугон с поклоном удалился, и можно было хотя бы на время выдохнуть и успокоиться. В том, что в канцелярских записях всё верно указано, Иннидис не сомневался: в своё время он лично удостоверился, что именуемого Ви внесли в список свободных. Остальные же документы, похоже, проверяющего вполне устроили.

Так он думал, расслабленно откинувшись на спинку кресла в гостиной, ровно до той минуты, пока к нему не подошла робкая Чисира и, внезапно преодолев робость, поинтересовалась:

— Прошу меня извинить, господин, но зачем приходил этот человек?

— Так… кое-что уточнить.

— Он справлялся о Ви, верно? — теперь уже напрямую спросила девушка.

— Верно, — кивнул Иннидис, удивленный её непривычным поведением. — Но почему ты спрашиваешь?

— Этот человек появился в городе ещё два дня назад, господин. И перед тем как прийти к тебе, он допытывался о Ви у нас — у меня и у Мори. Может, и у остальных тоже, не знаю. Только он не говорил, кто такой и зачем ему это нужно. Он расспрашивал так, как будто… как будто просто любопытничал. Как будто сплетничал. Там, среди торговых рядов… Не знаю, так ли это важно, господин, но я подумала, что на всякий случай лучше сообщить тебе об этом.

— Это очень важно, Чисира, ты правильно сделала, что рассказала, — протянул Иннидис, чувствуя, как тревога возвращается и с новой силой сдавливает грудь.

— Наверное, мне стоило рассказать об этом ещё раньше, господин, — пробормотала девушка, оправдываясь, — но я не подумала… То есть наоборот, я как раз подумала, что этот человек, он просто наслушался сплетен, вот и не обратила внимания на его расспросы… Ведь все в городе болтают, что Ви когда-то… — она запнулась и понизила голос, — когда-то жил в царском дворце и… служил самой царице.

— Вот как? — нахмурился Иннидис. — И что же, это правда — то, о чем толкуют в городе? Вы с Мори что насчёт этого думаете?

Девушка отвела взгляд и тихо произнесла:

— Мы, господин, не думаем, мы знаем, что это правда. Когда мы в первый раз услышали те сплетни, то сразу же спросили о них у самого Ви. И он признался, что всё так и есть, и он только надеется, что пересуды скоро всем прискучат, а то ему уже сложно ходить днём по городу, люди глазеют и перешёптываются. Он теперь старается делать это реже.

— Я понял, Чисира, спасибо тебе, — по-прежнему хмурясь от беспокойства, кивнул Иннидис. — И… что вы с Мори сказали этому человеку, когда он вас расспрашивал?

— Уверяю, господин, ничего лишнего. Только то, что все и так знают. Что его привезли с шахты прошлой весной и больным… И что теперь он здоров и свободен. Но ещё этот человек спрашивал… прости, господин… он спрашивал, правда ли, что ты и Ви… что вы… что он и ты…

Девушка окончательно смешалась и умолкла, так что Иннидис ей помог:

— Он спрашивал, правда ли мы с Ви любовники?

Чисира закивала.

— И что же вы ему ответили?

— Ничего. Мы ничего не ответили ему, господин. Мори сказал, что мы ничего об этом не знаем и что если бы даже знали, то всё равно нам нельзя обсуждать твои личные дела. Но он ведь спрашивал об этом не только нас, господин…

— Конечно, Чисира, я понимаю, что не только… В любом случае спасибо тебе за откровенность. И Мори тоже передай мою благодарность за вашу преданность.

— Мы желаем тебе только добра, господин… Вам обоим.

На этом прислужница удалилась, а Иннидис поднялся в свои покои и принялся ходить из комнаты в комнату и от стены к окну. О том чтобы заснуть этой ночью, можно было даже не мечтать, и о том, чтобы поехать к амфитеатру (к Ви), тоже не стоило и думать. Если этот охотник за беглыми рабами и заинтересовался Вильдэрином всерьёз (по заказу супругов Геррейта, не иначе), то, как знать, не вздумает ли он проследить за перемещениями Иннидиса после сегодняшнего разговора? В этом случае поспешный отъезд из дома к лицедеям — к любовнику — будет выглядеть подозрительно. Лучше не давать Тихлесу Хугону лишний повод для сомнений. Их у него, судя по всему, и так предостаточно, раз он потратил не меньше двух дней, расспрашивая слуг и горожан.