Аннаису его отъезд, впрочем, огорчил: она просто обожала весёлого друга своего дяди и могла бы часами обсуждать с ним все городские слухи и сплетни. Но Зиран-Бадис, несомненно, подходил Уттасу для жизни куда лучше провинциального Лиаса, где кроме площади и домов знати больше и смотреть было не на что. По-настоящему же значимыми событиями считались либо не столь уж частые приёмы у градоначальника или важных вельмож вроде Роввана Саттериса, либо недолгие, едва ли не случайные визиты известных людей вроде Црахоци Ар-Усуи. От недавнего посещения царя Адданэя город и вовсе всё ещё не мог отойти, хотя минул уже не один месяц.
— Не волнуйся, Аннаиса, — успокоил её Иннидис, — завтра я отдам себя в полное твоё распоряжение. В конце концов, в этот раз я сам заинтересован создать о себе наилучшее впечатление. Там будет Црахоци Ар-Усуи, и я бы с удовольствием с ним пообщался.
— Это какой-то путешественник, да? — нахмурилась, припоминая, Аннаиса. — Или художник?
— И то и другое. Он объездил множество стран, везде интересуясь архитектурой, так что, думаю, он может поведать много интересного и полезного. Не знаю, правда, что он за человек и захочет ли это делать. Вот завтра и выясню.
— Я слышала, — сказала Ветта, — что там, в Тэнджи, он построил самую высокую в мире башню, а на её вершине установил огромное изваяние тэнджийского императора с каменным факелом в руках. И что в праздничные и особые дни года в этом факеле разжигают огонь, который виден со всех окраин империи.
— Ну, насчёт окраин империи не уверен, а с любых окраин тамошней столицы — наверняка. Если, конечно, то, что рассказывают, правда.
Остаток ужина провели, делясь своими догадками и познаниями, довольно скудными, о таинственной заморской империи Тэнджи, о которой и впрямь было известно немногое: путешественники оттуда добирались до Иллирина крайне редко, а чтобы кто-то из иллиринцев побывал там, Иннидис и вовсе не слышал. Говорили в основном он и Ветта, Аннаиса слушала, а Хатхиши о чем-то задумалась, поигрывая глазастым оберегом, свисающим с шеи, и отрешённо глядя перед собой.
После ужина Ветта засобиралась домой и быстро ушла. Врачевательница же с Аннаисой вышли из-за стола, подвинули ближе к себе стойку с жировыми лампами, посбрасывали на ковёр подушки с дивана и уселись на них друг напротив друга, оставив между собой обширное пространство. Там Хатхиши разложила большое льняное полотно с вышитыми на нём разноцветными кругами, придавив его по четырём углам каменными грузиками. Следом достала из мешочка плоские деревянные кругляши размером с монету, также выкрашенные в жёлтый, красный и синий цвета с выбитыми на обеих сторонах символами.
Хатхиши посмотрела на Иннидиса вопросительно, и он отрицательно мотнул головой: сегодня желания играть не было. Тогда женщина отложила в сторону красные кругляши, оставив только жёлтые и синие. Теперь она и девочка должны были поочередно кидать кости, а потом, в зависимости от того, что выпало, метать деревянные кругляши на вышитые круги соответствующего цвета. Засчитывались только те, которые попадали точно в границы, а их «цена» определялась выбитыми на них символами. Угодившие же на свободное поле или на круг не своего цвета уходили сопернику.
Иннидис полулежал на диване, подперев ладонью щеку и наблюдая за их игрой. Азартные взвизгивания Аннаисы забавляли, а полёт и приятное постукивание костей и фишек притягивали взгляд и успокаивали слух.
Чисира, убрав со стола, через несколько минут снова поднялась из кухни, неся в руках керамический горшочек с чем-то съестным. Миновав гостиную, она подошла к двери напротив, ведущей на верхние этажи. Иннидис не уделил бы этому никакого внимания, если бы Хатхиши вдруг не прервала игру, проследив за девушкой подозрительным взглядом. Та уже собиралась скрыться за дверью, когда женщина окликнула её:
— Куда это ты собралась, девочка моя?
Чисира обернулась и как всегда тихо и несмело ответила:
— Мы тоже ужинать садимся… там, на кухне. Я только отнесу еду для Ви и вернусь.
Хатхиши поднялась и упёрла руки в бока.
— А ну отнеси это обратно на кухню, — она указала на горшочек, — а потом ступай за этим лентяем и тащи его вниз. Чай не безногий и не господин, чтоб его обслуживать. Чего он там засел, как крот в норе? Довольно уже.
— Он боится, Хатхиши, — пояснил Иннидис.
— И так и будет бояться, если его не вытащить!
— Он, наверное, меня не послушает, — пробормотала Чисира. — Может, лучше ты…
— Нет-нет-нет, — замахала руками Хатхиши, усмехаясь, отчего морщины в уголках рта и глаз проступили резче. — Я ж не просто так тебя отправляю. Меня он боится ещё сильнее, чем выходить из комнаты.
— Ты для него слишком суматошная и громкая, — вставил Иннидис. — А он боится всего громкого.
— Ну так потому я и говорю ей идти, — указала Хатхиши на Чисиру. — Она тихая и миролюбивая. Если кто и сможет его уговорить, а не заставить, так она.
В этом был смысл. Пожалуй, из них всех только к Чисире Ви относился хоть с каким-то доверием, а она, казалось, искренне пыталась ему помочь. Наверное, друг в друге они видели что-то общее, и если бы Ви не выглядел так, как выглядел, бедный Мори сошёл бы с ума от ревности.
— И правда, Чисира, попробуй, — обратился Иннидис к девушке. — И чтоб тебе опять не спускаться на кухню, его еду можешь пока оставить здесь, — он указал на стол. — Заберешь на обратном пути.
Прошло, наверное, около четверти часа, прежде чем девушка появилась снова. Рядом с ней, стараясь держаться чуть позади и поближе к затемнённым стенам, шёл Ви, всё ещё прихрамывая и с опаской глядя на сидящих в круге света Иннидиса, Хатхиши и Аннаису. Но если он думал проскользнуть незамеченным, то врачевательница ему это не позволила. Поднялась навстречу, как только его увидела, и воскликнула:
— А ну-ка иди сюда, парень, посмотрю на тебя. Как нога? Лучше?
— Да, госпожа, — ответил спасёныш.
— Какая ещё я тебе госпожа? У меня имя есть!
— Да, Хатхиши, — послушно повторил Ви.
— Так-то лучше. Ну, не шарахайся, иди сюда, на свет. Гляну на тебя, уж дня три не смотрела.
— Да оставь ты парня в покое, — вклинился Иннидис. — Он вообще-то ужинать шёл. Ведь так, Ви?
Бедолага ничего ему не ответил, только посмотрел воспаленным левым глазом и опустил голову. Правый глаз по-прежнему скрывался под повязкой — временно или навсегда. Хорошо хоть, что Ви научился сам её менять.
— Да и пойдёт сейчас, — отмахнулась Хатхиши. — Надолго не задержу.
Она сама подошла к Ви и, потянув за руку, вывела на свет. Окинула взглядом всю его фигуру, утопавшую в старой хлопковой тунике Иннидиса, взяла его ладонь и пошевелила указательный и средний пальцы его правой руки, которые не сгибались и не разгибались до конца. Пробормотала:
— Так… с этим потом разберёмся.
Затем она приподнялась на цыпочки и, запрокинув его голову назад, осветила лампой веки. Разочарованно поцокала языком и выдохнула:
— Эх, лучше так и не стало. Ну да ничего, — мягко, почти нежно прибавила она, — ничего, мой мальчик. Я на тебя завтра при дневном свете ещё раз гляну и новое снадобье тебе сготовлю. Вот увидишь, мы ещё сделаем из тебя красавца. — Она похлопала его по плечу и обратилась к Чисире: — Всё, забирай его, идите ужинать. А завтра на улицу пусть выйдет. Пора уже. — И снова к Ви: — Чтобы всё до крошки съел, ясно?
— Да, гос… Хатхиши.
— Приятного вам ужина, — улыбнулся Иннидис. — Насладитесь им как следует.
— Спасибо, господин, — произнесли Чисира и Ви почти одновременно.
***
Иннидис с самого утра посетил городские купальни. Находились они недалеко, так что он не стал седлать коня, а прогулялся до них и обратно пешком, вернувшись ещё до пробуждения Аннаисы.
Вообще-то в тёплое время года и сам Иннидис, и домочадцы чаще всего мылись в кадках и купальных бочках, установленных на заднем дворе, за перегородками. Воду в них наливали с утра прямо из колодца, и к вечеру она уже согревалась под солнечными лучами. Но всё-таки ничто не могло заменить ароматный пар и горячую воду мраморных купален, так что он обязательно выбирался туда пару раз в месяц, а уж сегодня ради такого случая тем более потратил на это время и заодно получил удовольствие.
