О том Ви, истерзанном и запуганном, всё ещё напоминали шрамы, особенно тот, что темнел на шее. Перед Иннидисом парень наконец-то перестал его стесняться и с готовностью подставлял под поцелуи, но снаружи, при других людях, и по сей день тщательно прикрывал волосами и раздобытым недавно широким латунным ожерельем.
Не давали полностью забыть о прежнем Ви и ночные кошмары, которые нет-нет да возвращались к парню. Тогда он просыпался с криками, дрожал и отчаянно вцеплялся в Иннидиса. Не далее как пару дней назад снова вскричал среди ночи, забормотал: «Они съели моë лицо, съели моё лицо...» Его руки шарили по лбу, щекам, носу, шее, и он плакал, всё ещё не до конца проснувшись. Иннидис прижал его к себе, успокаивая, уговаривая, что это просто сон, что с его лицом всё в порядке и оно прекрасно.
Хорошо, что подобные кошмары снились Ви не слишком часто, и Иннидис надеялся, что со временем они будут приходить всё реже, пока не прекратятся вовсе.
На ужин Иннидис всё-таки спустился в гостиную — нельзя же было совсем забыть о племяннице, — а Ви, отзанимавшись с ней танцами, отправился на кухню к прислуге. Парень как-то раз признался: хоть он и убеждал Иннидиса, что слуги будут за них рады, на самом деле в первое время побаивался, как бы они не принялись его избегать и не перестали свободно с ним общаться, узнав о его отношениях с господином. Ведь именно так когда-то случилось во дворце: многие его приятели начали с ним осторожничать, как только он стал наложником царицы. Но здесь, радовался парень, его друзья остались его друзьями. Оправившись от первого удивления, не особенно, впрочем, сильного, они теперь разве что избегали при нём обсуждать господина, а в остальном общались по-прежнему. Иннидис и сам это замечал: видел иногда его шутливые перепалки с Мори и то, как великан скручивал Ви в три погибели в шуточных потасовках.
Аннаиса тоже очень скоро узнала об отношениях между своим дядей и своим учителем танцев, но вплоть до сегодняшнего вечера молчала. А тут вдруг, стоило Ветте уйти после ужина, и племянница выдала:
— Говорят, что послезавтра вечером Милладорин и Реммиена поедут смотреть представление тех лицедеев из Сайхратхи. А раз так, то и всем остальным вельможам тоже можно. Поедем посмотреть на нашего Ви? Или, — она прыснула и прикрыла рот ладошкой, — теперь правильнее будет говорить: твоего Ви?
— Аннаиса!
— Ну что?! — хихикнула она. — Ты считаешь меня слепой, глухой, бестолковой или новорожденной? Или вообще всё сразу?
— Я считаю тебя неучтивой, и жаль, что сейчас здесь нет Ветты и она тебя не слышит.
Девчонка только издала ещё один смешок, а потом спросила:
— Ну так мы съездим посмотреть на Ви или как? Ты не ответил.
— Съездим. Конечно, съездим. Послезавтра вечером он как раз впервые будет играть там новую роль…
А этим вечером, сразу после ужина, когда стемнело, Иннидис и Ви отправились в Тиртис. Ворота этого большого города, одного из немногих обнесённых крепостной стеной, закрывались только в полночь, так что времени добраться хватало с запасом, и они могли не спешить, тем более что собирались остаться там до утра.
Однажды они уже ездили туда прогуляться по Лунной площади. В отличие от главной площади Тиртиса, окружённой дворцами и храмами, на которой проходили торжественные процессии, собрания и жертвоприношения, Лунная площадь оживала ближе к вечеру и считалась местом для развлечений. Здесь всю ночь не закрывались таверны, бродили лоточники, продавали жареных моллюсков и сладости, по галереям прогуливались подвыпившие компании и влюблённые. У небольших фонтанов акробаты играли с факелами и огненными шарами, уличные певцы зычно распевали любимые разными сословиями песни, а возле статуи Орруза-освободителя кукольники устраивали свои балаганы.
И всё же это место привлекало людей не только обилием простых и доступных развлечений, но и тем, что здесь можно было не следовать некоторым из принятых в обществе ритуалов и не столь уж тщательно соблюдать иные условности. По крайней мере господин с прислужником, весело проводящие время в компании друг друга, здесь недоумения не вызвали бы, даже если б их кто-то и узнал.
Ви, впрочем, на Лунной площади нравилось даже не это, а, как он выразился, изумительное сочетание утончённого и вульгарного, и он захотел побывать здесь снова, чтобы ещё раз уловить и прочувствовать непривычную атмосферу. Иннидиса это не удивляло. В конце концов, его любовник никогда прежде не был в подобном месте, как и во множестве других мест, а всё новое вызывало у него неизменный интерес. Можно сказать, что он заново познавал этот мир и страну, в которой жил. Ведь насколько бы ни был великолепен дворец и восхитительна столица, но они представляли только малую часть Иллирина Великого.
Лошадей Иннидис и Ви сразу же оставили на постоялом дворе, где собирались ночевать, и теперь бродили пешком: мимо подсвеченных фонарями таверн и украшенных цветными лентами деревьев, мимо мраморных фонтанов и горожан из совершенно разных сословий. Здесь можно было встретить и одетого в шелка вельможу, и решившего развеяться после трудового дня ремесленника, и слуг, пропивающих жалованье, и весёлых девиц и юношей.
Любопытный Ви вступал в краткие беседы со встречными лоточниками, кормил с рук показывающего разные трюки ослика, прислушивался к разговорам в толпе, собравшейся поглазеть на огненное представление.
К сожалению, кое-что из чужой досужей болтовни доставило Иннидису и Ви несколько весьма неприятных мгновений.
Они шли через оживленный участок площади, где люди расходились после очередного балагана, и тут до слуха, сначала приблизившись, потом отдалившись, донёсся обрывок чьих-то пересудов.
— …кажется.
— Точно они.
— …вроде был из этих, из рабов для утех.
— Потому и лёг под хозяина, у них это в крови…
Иннидис негодующе обернулся, но в разрозненной толпе уже было не понять, кто именно произнёс насмешливые слова. Ви тоже их слышал, однако и бровью не повёл.
— Хочешь, уйдём отсюда? — погладив его запястье, спросил Иннидис и добавил: — Это было мерзко и несправедливо, жаль, что ты это услышал.
Ви только криво улыбнулся и пожал плечами.
— Если бы меня всякий раз по-настоящему задевали слова совершенно чужих и безразличных мне людей, я бы давно с ума сошёл. Думаешь, во дворце обо мне мало злословили? Хотя там это делали ещё и некоторые из тех, кто, как мне казалось, неплохо меня знал. И вот это было куда обиднее. — Он помолчал, а затем красиво изогнул брови и улыбнулся уже дразняще. — Но уйти я вообще-то не против. Уже поздно, и почему бы нам не отправиться на постоялый двор.
В прошлый раз, посещая Тиртис, они не оставались здесь на ночлег, а потому домой вернулись совершенно измученными. На этот раз решили не повторять ту же ошибку и переночевать на излюбленном постоялом дворе Иннидиса. Он останавливался в нём каждый раз, если задерживался в городе до утра, хоть это и случалось нечасто.
Расположенный в отдалении от всех площадей, на довольно тихой улице, окружённый каштанами и гранатовыми деревьями, обнесённый оградой из ракушечника, этот постоялый двор вообще-то предназначался только для вельмож, но если вельможа хотел, то мог подселить с собой личного прислужника. Для этого в покоях даже отводился закрытый тонкой стенкой крошечный закуток с узкой лежанкой на полу.
Внутренние дворики в этом приятном месте были выложены мозаикой и оснащены питьевыми фонтанчиками, а комнаты обставлены не без изящества. Некоторые из них даже имели выход на веранду, но Иннидису и Ви это было ни к чему: как господин и слуга они не смогли бы вместе стоять или сидеть на этой веранде и разговаривать откровенно хоть о чем-то. Слишком уж хорошо в ночной тишине разносились голоса. А управитель и работники постоялого двора наверняка хоть и догадывались, что очень привлекательный и красиво одетый слуга господину вовсе не слуга, но готовы были смотреть на это сквозь пальцы только до тех пор, пока постояльцы не показывали своих истинных отношений. Так что Иннидис держал себя с Ви как с прислужником, а парень очень убедительно выказывал ему почтение и опускал глаза ровно до той минуты, когда они оказались в отведённых им покоях за закрытой дверью.
