Ничего, совершенно ничего хорошего не может выйти из любовных отношений между господином и слугой! Ви всегда будет смотреть на него немножко снизу вверх, а он, должно быть, так и продолжит относиться к нему покровительственно, вот прямо как сейчас, как если бы он нуждался в постоянной заботе и опеке. Их ждут, конечно, только тщетные потуги стать друг другу ровней хотя бы в собственных глазах, а за этим неминуемо последуют боль и разочарование.
Но противоречие между тем, чего хочется, и тем, что говорит разум, мучило Иннидиса уже сейчас… всё-таки надо отправиться к Яккидену не только чтобы потренироваться, но и чтобы напиться.
Вильдэрин действительно явился к нему после обеда, хотя Иннидис предлагал это, только чтобы прервать ту его опасную фразу. Хотя и сегодняшняя встреча была опасна — как и любая другая встреча с Ви в последнее время. Не говоря уже о его позировании в мастерской. Да и вообще о проживании в этом доме.
И всё-таки услышать от Ви лично, куда он уходит и чем занят, было бы не лишним. Возможно, надо будет что-то изменить в его работе, избавить от части обязанностей. Ортонар просто не знал, что у Иннидиса не было цели вечно держать освобождённых невольников в услужении. Он вообще-то всегда радовался, когда они находили себе что-то по душе и покидали его дом. Жаль, что Орену это так и не удалось. Да и Чисире…
В случае с Ви его эмоции по этому поводу были бы двойственными, но прислушиваться он собирался к рассудку, а вовсе не к эмоциям.
— Проходи, Ви, садись. — Он указал ему на чёрный кованый табурет, на котором тот однажды уже сидел. — Ортонар рассказал мне вкратце, где ты бываешь, но я хотел бы узнать подробности. Почему ты ходишь вечерами в тот заброшенный амфитеатр и что там за лицедеи такие появились? — Это напоминало какой-то допрос, и Иннидис пояснил: — Я спрашиваю, чтобы понять: ты бываешь там просто для развлечения, для удовольствия, посмотреть на их представление? Или, может, у них есть для тебя какая-то работа, и ты думаешь её получить? Я не возражаю ни против того, ни против другого… При условии, конечно, что ты больше не станешь лишать себя сна, — усмехнулся он, — а потом засыпать у меня во дворе на лавке.
— Извини за это, господин, — сказал Ви, но виноватым не выглядел, а его взгляд из-под восхитительно длинных ресниц показался Иннидису немного дразнящим. Может, и в самом деле только показался. — Я больше не допущу ничего подобного. И это… эти мои посещения того амфитеатра, они временные. Хотя они очень важны для меня, и я буду счастлив, если ты позволишь и дальше туда ходить.
— Я ведь уже сказал, что не возражаю. В целом. Но я должен понимать, что они такое, эти твои посещения, и к чему ведут. От этого зависит, как в дальнейшем будет устроена твоя работа здесь, у меня.
— Да я ещё сам толком не понимаю, господин. — Ви сокрушенно покачал головой. — Я наткнулся на них, на этих лицедеев, когда гулял, в один из тех дней у Хатхиши. И тогда они сказали, что в ближайшее полнолуние у них будет зрелище и что мне можно прийти посмотреть. И я пришёл. И то, что я увидел, так поразило меня, господин! Это совсем не похоже на тот театр, к которому мы привыкли здесь, в Иллирине! — По мере того, как он говорил, глаза его блестели все сильнее. — У них нет ни масок, ни долгих песнопений, и они всё показывают своими лицами! Знаешь, как мы с Аннаисой делаем это в танцах, только они наносят на лица ещё больше краски. И говорят они словами, прямо как в жизни! Вот как мы с тобой сейчас говорим, только громче. — От переполнявших его эмоций он даже подался вперёд, а на скулах проступил матовый румянец. — Правда, из-за этого им нельзя собирать там много зрителей, а то те, кто будет сидеть наверху, почти ничего не увидят и не услышат… Но им, как я понял, не очень-то и нужны здесь зрители. Хотя кого-то они всё равно зовут, вот как меня, а кто-то сам приходит…
— Зачем же тогда им устраивать всё это, если не для зрителей? — не понял Иннидис.
— Эти люди, они лицедеи из Сайхратхи, — медленно проговорил Ви, — и они показывают в том старом амфитеатре зрелища… или проводят что-то вроде мистерий… я не совсем понял… не для других людей, а для Унхурру. Это их бог, покровитель искусств, создатель и разрушитель миров. Они ведь здесь ненадолго, всего на несколько месяцев, потом отправятся на восток, на побережье, а после вернутся в Сайхратху. И на этом их священное путешествие закончится.
— Что-что? Священное путешествие?
Ви прищурился и приложил пальцы к подбородку, как если бы задумался о чем-то, пытался что-то вспомнить или сосредоточиться.
— Так они называют свой путь по стопам Унхурру. Великий Унхурру шёл по пустоте, и от тех мест, где ступала его нога, начинал рождаться и разрастаться наш мир. Всего Унхурру сделал семь таких шагов. Последний из них, седьмой, в самой Сайхратхе. А здесь, подле Лиаса — пятый. У побережья, куда артисты отправятся после, шестой. Считается, что когда Унхурру двинется в обратную сторону, то есть совершит эти шаги в обратном направлении — мир исчезнет в пустоте так же, как возник из неё. Но жители Сайхратхи верят, что когда кто-то из лицедеев, поэтов, танцовщиков или музыкантов проходит путём Унхурру и прославляет на этом пути его деяния, то этим отодвигает конец мира.
Иннидис прежде мало интересовался сайхратскими представлениями о мироздании, но то, о чём говорил Вильдэрин, звучало весьма любопытно. И снова вышло так, как бывало уже неоднократно: он рассчитывал с Ви на короткий исчерпывающий разговор по делу, а получалась длинная беседа.
— То есть эти артисты своим действом вроде как проводят богослужение?
— Что-то вроде… И когда они вернутся в Сайхратху и этим закончат свой путь, то получат право и возможность выступать в главных храмах и во дворце правителей. Многие из них, как мне показалось, и так люди небедные. Даже путешествуют с охраной, не берут за свои выступления какую-то определённую плату — только если зрители сами захотят что-то оставить. Но после завершения священного пути они станут ещё и очень почитаемыми там, у себя на родине.
— И откуда ты всё это знаешь? — удивился Иннидис. — Это они тебе рассказали?
— Что-то я и в самом деле впервые услышал от них, а что-то узнал до этого, когда начинал учить сайхратский. Ещё там, во дворце. Я и историю о споре Унхурру с демоном, которую они здесь показывают, услышал ещё от наставника по сайхратскому…
— А они всё время показывают одни и те же действа?
— Здесь — да, — кивнул Ви. — Но для каждого места из семи у них разные истории, которые связаны непосредственно с тем местом. И все эти истории прославляют Унхурру, его подвиги в его человеческих воплощениях. Здесь, под Лиасом, зрелища устраиваются вечером, при свете заката, факелов и костров, и ранним утром, при свете восхода. Тех, утренних, я ни разу не видел, а вечерние… их две истории. Они их чередуют.
— И что же, тебе ещё не наскучило? Сколько раз ты уже видел каждую из этих двух историй?
— По три раза… но я же не из-за этого…
— Из-за чего же тогда?
Ви пожал плечами и как будто слегка застеснялся.
— Когда я пришёл к ним в третий раз, они дали мне сыграть один из образов. Крошечный. Даже без слов. Очень простой, но мне… но я… Я сам удивился, как это увлекло и окрылило меня!
А вот Иннидис не удивился. И правда, что ещё подошло бы Вильдэрину больше, чем это не совсем обычное лицедейство? С его-то выразительным лицом, умением передавать различные эмоции, красиво двигаться и говорить. Наверняка эти артисты что-то такое в нём разглядели, раз позвали в своё действо, хотя для них он был чужаком.
— Но они тебе за это хоть заплатили что-нибудь?
— Представляешь! — воскликнул он. — Я их об этом не просил, не думал даже, но… да. Пусть и не сразу. В тот раз зрителей толком не было, и денег никто не оставил. И в следующий раз тоже. Зато потом, когда людей стало больше, а я уже начал изображать ещё и старуху, они дали мне сразу пять аисов!
