Впервые он об этом задумался ещё в отрочестве, в доме своих родителей. Благодаря Эйнану, общение с которым уже вышло за рамки отношений между господином и рабом. Они тогда о чем-то спорили на отвлечённую тему, и спор шёл довольно мирно, пока Иннидис не почувствовал, что явно в нём проигрывает. Тогда, разозлившись, просто обозвал собеседника тупоголовым ослом и велел заткнуться и проваливать. Эйнан послушался, отступил к двери с поклоном и со словами «как прикажешь, господин», но перед тем как уйти пронзил его своим острым взглядом — он один так умел — и произнёс: «И всё-таки позволь спросить: своим знатным друзьям ты тоже сказал бы эту фразу и таким тоном? Или со мной так можно, потому что я твой раб и ничем тебе не отвечу?»

Иннидис тогда скривился, что-то пробурчал и отмахнулся, как если бы посчитал сказанное Эйнаном чушью. Но вопрос-то уже прозвучал, был услышан, проник в сознание и посеял первые сомнения в привычном образе мыслей. Однако чтобы от сомнений прийти к каким-то выводам, понадобился ещё не один месяц, а чтобы эти выводы отразились на поведении — и того больше. Всё же мало-помалу он привык обходиться с рабами и слугами чуть приветливее и любезнее. Со всеми, а не только с Эйнаном, в которого к тому времени уже успел по уши влюбиться. Сначала, правда, опасался, что рабы перестанут его слушать, и немного удивился, обнаружив, что это не так. Хотя повода для удивления вообще-то не было. Сестра, например, в отличие от него и родителей, всегда и со всеми разговаривала спокойно. С самого детства. Даже когда кто-то провинился, чего-то не сделал или сделал неверно, она обычно только придавала голосу строгости, а не кричала и не сыпала обидными словами. К сожалению, своей дочери она передала это умение лишь отчасти.

— Дядя, только не рассказывай Ветте, пожалуйста, — умоляюще протянула Аннаиса. — Она снова во мне разочаруется, а я этого не хочу.

Иннидис пообещал не рассказывать, на всякий случай добавив: «Пока что».

***

Найти подходящего управляющего оказалось непросто, и это было ожидаемо, так что Иннидис приступил к поискам сильно загодя. Это должен был быть человек спокойный, уравновешенный, рассудительный, умеющий планировать быт и расходы. Достаточно твёрдый, чтобы Аннаиса, склонная к мотовству, не упросила его истратить излишнюю сумму на серьги, браслеты и ткани, но достаточно щедрый, чтобы не держать её и слуг в чёрном теле и не пренебрегать их потребностями. О том, что это должен быть человек порядочный, честный и ответственный, на которого всецело можно положиться, даже говорить не приходилось, ведь Иннидис, находясь в Эшмире, не сможет его контролировать.

Сейчас он впервые жалел, что его дом устроен не так, как у прочих вельмож и даже просто богатых людей. У большинства знатных иллиринцев надёжный управитель, будь то свободный человек или невольник, жил и работал на постоянной основе и отвечал за всю прислугу и устройство быта. Для себя Иннидис прежде не видел в этом необходимости: людей у него было немного, хозяйство небольшое, отслеживанием расходов занимался счетовод, Аннаисе с её нарядами и украшениями помогала приехавшая вместе с ней рабыня, а учителей подбирала наставница.

С поисками управителя, к его огромному удивлению и недоумению, неожиданно помогла жена градоначальника Реммиена. Однажды от неё пришёл посыльный и сообщил, что госпожа прослышала, что господин Иннидис Киннеи ищет хорошего управляющего. И если ему интересно, то она знает такого: его старые хозяева не так давно умерли, а наследники решили не содержать дом своих родителей, а продать его. Насколько ей известно, этот человек пока свободен и как раз собирался приступить к поискам работы. Госпожа Реммиена могла бы отправить его к Иннидису, чтобы они поговорили и всё обсудили. Как знать, вдруг они подойдут друг другу.

Иннидис согласился не раздумывая — от разговора в любом случае хуже не станет. Хотя непонятное расположение к нему Реммиены несколько тревожило, ведь он не понимал его причины. Она уже не впервые оказывала ему мелкую услугу, толком не будучи с ним знакома. Но почему? Он не мог заинтересовать её как мужчина, потому что, во-первых, о его предпочтениях все знали, а во-вторых, тогда она бы сама с ним встретилась, а не предлагала помощь через посыльного. Но чем ещё он мог быть ей интересен или полезен? Да, пару раз у него заказывали статуи для особняка градоначальника, но вряд ли Милладорину и его жене могли понадобиться скидки на его работу, денег у них было немерено и они не особенно их считали. Предположить, что Реммиена решила помочь по доброте душевной, также было невозможно, потому что добротой она не отличалась, скорее, наоборот. Несколько чиновников и вельмож уже поплатились за то, что чем-то ей не угодили.

Разве что — пришла в голову мысль, — помочь она решила вовсе не Иннидису, а своему знакомому управителю. Это выглядело куда правдоподобнее и понятнее, так что он успокоился. И не пожалел об этом.

Явившийся через неделю невыразительный бледный человек с тихим голосом и льдисто-серыми глазами, которые теплели всякий раз, стоило ему улыбнуться, произвёл самое благоприятное впечатление своими рассудительными речами и здравомыслием. Он явно разбирался в том, о чем говорил, с уважением и признательностью отзывался о прежних хозяевах и благодушно говорил о рабах и слугах, которые находились под его началом. Ортонар — так его звали — выразил желание заранее познакомиться со всеми домочадцами и начать работать прежде, чем Иннидис уедет. Если, конечно, они сойдутся по условиям. Это позволило бы Иннидису убедиться, что управитель точно ему подходит, а Ортонару постепенно и плавно вникнуть в дела дома и взять их на себя.

Разговор шёл в садовой беседке. Они ели мягкий козий сыр и свежие овощи, запивая их сильно разбавленным вином, принесённым Чисирой в высоком керамическом кувшине. В тени деревьев и под крышей было нежарко, листва приятно шелестела от ветра, и звонко пересвистывались птицы, так что когда гость — будущий управитель — ушёл, Иннидис задержался здесь, наслаждаясь звуками и запахами позднего утра и охватившим его умиротворением. Пока управляющий не нашёлся, Иннидис и не подозревал, что эти поиски обременяли и беспокоили его настолько сильно. Сейчас же на душе стало легко, и даже тело расслабилось и отяжелело.

Вместо Чисиры забрать блюдо из-под сыра и овощей пришёл почему-то Ви. Затем он же забрал глиняный стакан, оставшийся после гостя. Вернулся и спросил, не нужно ли чего-то ещё.

Всё это — забрать блюдо, стакан, задать вопрос — можно было за один раз, а он сделал три захода. Да и вчера, как сейчас припоминал Иннидис, парень постоянно крутился неподалёку. Дважды приносил в мастерскую глину, которую также можно было доставить за один раз, и интересовался, достаточно ли её или нужно больше.

Однажды он уже вёл себя подобным образом — когда спрашивал, где бы помыться. Но сейчас его, несомненно, волновало не это: с тех пор как Ви сходил с Мори на рынок, он и в купальнях побывал уже трижды. В первый раз его сопроводил туда всё тот же Мори, но вернулся без него. «Я его не дождался, — рассказал слуга. — Уж не знаю, чего он там так долго делает, но сказал, что дорогу помнит и обратно придёт сам. Мол, ждать его не нужно. Вот я и не стал». Второй и третий раз парень пошёл в купальни в одиночку, но снова провёл там длительное время, и помощь Иннидиса в этом ему уж точно не требовалась. Но что-то всё-таки его беспокоило. Что-то другое, о чём он опять стеснялся спросить. Даже любопытно, что это могло быть.

Как и в прошлый раз, Иннидису пришлось самому начать разговор. Ви как раз подошёл, чтобы забрать опустевший кувшин и уточнить, не наполнить ли его снова. Иннидис не ответил, зато поинтересовался:

— В чём дело, Ви? О чём ты на самом деле хочешь меня спросить?

— О помощи, господин... — помолчав, выдохнул он и опустил взгляд. — Попросить.

— Что у тебя случилось? Говори, я постараюсь помочь.