— Не тревожься, господин, я разберусь, правда, — заверил парень, но тут, видимо, понял, что прервал его, и быстро добавил: — Извини…

— Ничего, — с удивлением откликнулся Иннидис и кивнул на узкий арочный проход. — Что ж, иди тогда.

Неизвестно, чего он ожидал: что Ви растеряется, испугается, замрёт посреди помещения, не зная, куда идти и что делать дальше? Ничего подобного не случилось. Разве что он немного помедлил, увидев пожилого мужчину, но потом обошёл его по широкой дуге и безошибочно отправился к одной из ванн, по дороге прихватив медный ковшик как будто совершенно привычным движением.

Если у Иннидиса ещё и оставались какие-то сомнения, что подопечный прежде был рабом в хорошем доме, то теперь они развеялись окончательно.

Бросив последний взгляд вглубь серого мраморного помещения, он вышел на улицу и отправился к входу в огромные вельможные купальни, украшенные мозаикой, яркими барельефами и орнаментами.

ГЛАВА 4. Танцы Аннаисы. Страхи Ви

Прошло около месяца, в течение которого Ви уже три раза получал жалованье, но так и не потратил из него ни единого медяка. Это, как и многое другое, тоже было распространённым явлением среди недавних рабов. Должно было пройти время, прежде чем они понимали по-настоящему, что деньги правда можно расходовать и что никто не потребует их обратно. Зато когда понимали, то, подобно детям, зачастую спускали разом всё до последней монетки на какую-нибудь ерунду — сладости, увеселительные безделицы вроде потешных монет, красивые, но совершенно не нужные мелочи, даже на детские игрушки. Чтобы научиться тратить заработанное или, наоборот, откладывать на что-то необходимое, тоже требовалось время, для всех разное. Хотя такие, как Хатхиши, сразу знали, что им нужно и зачем, — женщина первым же делом отправилась в лавку за снадобьями. Однако это объяснялось тем, что она попала в рабство только в середине жизни, прежде будучи свободной. Ещё один — угрюмый Гролдан, которого Иннидис даже опасался, — и вовсе пробыл у него недолго, а заработанные деньги потратил на то, чтобы уехать в столицу и попытать счастья там. Правда, как сложилась его дальнейшая судьба, Иннидис не знал и больше никогда об этом человеке не слышал.

Другое дело — невольники с детства или по рождению. С ними всегда и всё проходило куда сложнее, но Иннидис обычно и не торопил, давал им время самим решить, когда и к чему они готовы. За десять лет в его доме побывало шестеро таких, кто помнил себя только рабом и никем иным. Сейчас из этих людей здесь оставались только Чисира и Орен, а четверо других, к его радости, смогли начать свою жизнь кто где. Один даже открыл маленькую обувную мастерскую, где шил незамысловатые, а потому недорогие ботинки и сандалии для простонародья и всегда делал хорошую скидку прислуге из его дома.

Иннидис и к Ви не приставал бы и не торопил, но на неготовность парня тратить жалованье накладывался ещё и его страх выходить за ворота. И если бы в конечном итоге Иннидис не выгнал его в торговые ряды едва ли не личным приказом, это могло бы тянуться ещё тьма знает сколько времени. Отправил он его, конечно, не в одиночку, а выделил Мори в сопровождение. Тем более что после случая с собакой эти двое вроде как сдружились. Насколько это вообще возможно с кем-то наподобие Ви, который говорил очень мало и частенько норовил удрать от людей. Но один раз Иннидис видел, как Мори, смеясь, сгребает парня в охапку и треплет по волосам, а второй раз заметил, как Ви улыбается в ответ на какую-то его шутку.

Мори и Ви выдвинулись к торговым рядам с самого утра. Иннидис увидел в окно, как, выходя за ворота, парень набросил на голову накидку, которую получил ещё тогда, по пути в купальни. Сейчас, когда Ви достаточно окреп и чувствовал себя намного лучше, он как будто начал стесняться своего увечья — почти отсутствующего уха и уродливого шрама, сползающего по шее к ключице. Непонятно, почему именно его, а не, допустим, всё ещё воспалённых и словно бы заплывших глаз, или шрамов на других участках тела, или недавно проступивших на лице и шее красных пятен — Хатхиши сказала, что они не заразны и что так, скорее всего, проявляется утробная хворь.

Как бы то ни было, но не раз и не два Иннидис замечал за Ви характерные жесты: то он тянул отросшие до висков волосы вниз, словно пытался спрятать за ними остаток левого уха и шрам, то прикрывал это место рукой. Или, как сейчас, набрасывал на себя накидку, закрывающую голову и плечи целиком, — порою делал это даже в доме и уж тем более, когда понадобилось выйти за ворота.

Аннаиса и слуги вовсю делали ставки, что же Ви купит в торговых рядах. Никаких полезных приобретений вроде одежды, обуви или тканей от него не ожидали. Подобно Иннидису, все имели представление, как это может быть в первый раз.

Чисира считала, что Ви купит медовые или инжирные сладости, с ней во мнении сошлась и Каита, Орен почему-то думал, что разноцветные глиняные бусины, конюх Хиден говорил о вырезанных из дерева фигурках животных, а Мори ещё с вечера сказал, что это будут милые тряпичные человечки. Никто не сомневался, что он постарается склонить Ви к их покупке, чтобы выиграть спор.

Иннидиса слуги во всё это не посвящали, зато племянница рассказывала во всех подробностях. Неожиданно она же и оказалась ближе всех к истине. Девочка предположила, что Ви купит раскрашенные свистульки.

Ви пришёл с изготовленной из дерева свирелью.

— Дудочка?! — воскликнула Аннаиса, встретив их с Мори у порога: намеренно поджидала. — Зачем тебе дудочка, Ви? Ты умеешь на ней играть? — Она бесцеремонно забрала свирель у него из рук, покрутила и, не давая времени для ответа, защебетала: — Ничего, я научу, это не так уж сложно. А потом и на сиринге научу — это немного сложнее, но тоже ничего. А как научишься, так будешь играть мне для танцев, а то дядя Иннидис вечно занят. Пойдем! — Она ухватила его за запястье и потащила за собой. — Только учти, я суровая наставница и спуску тебе не дам.

Иннидис, наблюдавший всё это, уже хотел сказать племяннице, чтобы оставила Ви в покое и вернула ему его свирель, но передумал, заметив, что парень улыбается, а это с ним случалось нечасто. И зря. Улыбка у него была приятная и, невзирая на его неприглядный облик, даже по-своему очаровательная.

Чисира с Мори посмотрели им вслед, переглянулись, и девушка весело хихикнула, даже не застеснявшись, чего за ней прежде не отмечалось. Забавно, но появление Ви благотворно сказалось на многих жителях этого дома, хотя сам парень ничего для этого и не делал, по крайней мере, осознанно. Однако случай с собакой помог Чисире разглядеть Мори, а Мори, памятуя, что Ви пугают громкие звуки, приспособился говорить тише, что опять-таки отразилось на его общении с девушкой.

Аннаиса развлекалась тем, что вроде как взяла Ви в ученики. Безответный парень покорно сносил её игры в наставницу, и в итоге девочка сама стала заниматься чуть больше. Желание показать ему, как играть на свирели, было не первой её прихотью: до этого она пыталась учить его отерхейнскому, которым и сама-то не владела. Ещё раньше взялась обучать чтению и письму, но очень скоро выяснила, что читать и писать он и так умеет. Иннидис же давно в этом не сомневался, ещё с той поры, как обратил внимание на его речь и на поведение в купальне.

Хатхиши хоть и нельзя было назвать в полном смысле жительницей этого дома, но, частая гостья здесь, она воспринимала Ви как достойный плод своих трудов. Не так давно она призналась Иннидису, что вытащить парня из смерти в жизнь стало для неё настоящим вызовом, и хотя тогда она ни с кем не делилась своими опасениями, но добрую половину недели была уверена, что он вот-вот спустится в мир теней. «А теперь, смотри-ка, ходит, языком ворочает, и даже та жуткая опухоль с глаза ушла! — говорила она и, смеясь, добавляла: — Да этак мы и правда красавца из него сделаем, а?!»

Помимо прочего, Ви вроде как по-прежнему помогал ей меньше думать о потерянном, а точнее, погибшем сыне. Хотя Хатхиши и расспрашивала парня о нём: не видел ли он Киуши, не знаком ли. Ви с сожалением отвечал, что не встречал никого с таким именем, но это ничего не значит, потому что многим рабам имена сокращали или вовсе заменяли прозвищами.