***

После истории с ночными криками и мастерской Ви снова ожил, как ни странно. А странным Иннидису это казалось потому, что он не улавливал связи, не понимал причины этого и не мог предположить, что так повлияло на подопечного и не случится ли вдруг чего-то такого, что вернёт его в прежнее, запуганное и угнетённое, состояние.

Но пока ничего похожего не происходило. Ви каждый день ел с другими слугами на кухне и, кажется, даже немного разговаривал с ними. Он снова вовсю помогал Чисире, и вдвоём они управлялись со всем куда быстрее, тем более что его хромота, как и обещала Хатхиши, наконец-то прошла.

Заметив, что робкой девушке неловко оттого, что за прежнюю плату она теперь трудится явно меньше, чем раньше, Иннидис забрал от неё Ви и поручил ему подготавливать глиняное тесто для лепки: дробить привезённую и уже подсушенную глину, разводить водой, процеживать и замешивать. Раньше он в основном занимался этим сам, иногда разве что с помощью Орена или Мори, но теперь решил обучить нового домочадца: надо же чем-то занять парня, а подготовка глины — дело нужное, полезное.

Выучился Ви довольно скоро, только с дроблением возникли сложности: ослабленный, он быстро выдыхался, уставая колотить деревянным молотком по глиняному куску. И это несмотря на то, что куски эти крошились довольно легко. Но поскольку большого количества глины ежедневно и не требовалось, то парень, несмотря на низкую скорость работы, всё-таки успевал восполнять израсходованный материал.

Когда он окончательно освоился с новой задачей, Иннидис наконец решил поговорить с ним об оплате. По вечерам Ви часто можно было найти в саду. Он сидел на земле под одним из персиковых деревьев, бездумно смотрел куда-то в пустоту перед собой и даже не замечал комаров, кружащих над ним и садящихся на оголённые руки, — туника закрывала лишь самый верх плеч.

Там, в саду, Иннидис обнаружил его и на этот раз. Увидев господина, парень тут же вскочил, склонил голову и опустил взгляд.

— Послушай, Ви, — с ходу начал Иннидис, — я доволен тем, как ты выполняешь свою работу, и потому с завтрашнего дня буду платить тебе за неё по три медяка в день, это почти пол-аиса.

Это была его нелюбимая часть общения с бывшими рабами. Она почти всегда протекала одинаково. Одинаково мучительно. Чаще всего бывшие невольники не понимали, что это за плата такая, чем они её заслужили и за что господин делает такой подарок. Так вышло и на этот раз. Ви осторожно поднял взгляд, и на лице его отобразилось недоумение.

— Платить, господин? Мне?

— Да, всё верно.

— За работу?

— Да.

— Как… как свободным людям?

Ну, хоть это он понимал, слава богам! Это облегчало дело.

— Да, как свободному человеку. Однажды ты им и станешь. Я ещё не выписал тебе вольную, но позже обязательно это сделаю. Тогда ты сможешь уйти в любой день, как только захочешь и если захочешь. Но пока этого не случилось, я стану платить тебе за работу, как вольнонаёмному слуге. И ты сможешь тратить эти деньги так, как сам пожелаешь.

Лёгкое недоумение на лице Ви сменилось ошеломлением. Он словно не верил услышанному, и это Иннидиса не удивляло. Почти все они в первые минуты реагировали похожим образом. Но Ви вдруг поднёс руки ко рту, в горле у него забурлило, забулькало, а в следующий миг он согнулся пополам, отвернулся, и его вырвало.

— О, проклятье… — пробормотал Иннидис.

Хатхиши говорила, что это, скорее всего, останется с парнем навсегда. Она сказала, что он голодал слишком долго, и теперь утроба его испорчена; порою его будет мучить тошнота и боль в животе — от сильного волнения или от того, что съел слишком много или не то. Постепенно это будет случаться все реже, но вряд ли когда-нибудь он совсем избавится от своего недуга.

Придя в себя и отдышавшись, Ви вытер рот тыльной стороной руки и, пристыжённый, повернулся обратно к Иннидису.

— Прости, господин… и спасибо… за доброту.

— Всё хорошо, Ви. Но сейчас лучше ступай в дом, а то комары тебя тут совсем заедят. Что-то много их развелось в этом году, кровососов...

Чтобы больше не стеснять парня, он, не дожидаясь его, сам двинулся к дому.

***

Иннидис почти завершил работу над Мстительницей. Теперь мраморную статую оставалось только покрыть краской — лазурью, охрой, киноварью… Но это он хотел сделать только несколько дней спустя, а пока, довольный, собирался отдохнуть и даже немного повеселиться, ради чего отправился сначала посмотреть на театральное зрелище в амфитеатре в старой части Тиртиса, а после, вернувшись в Лиас, отправился к своему хорошему давнему другу Яккидену, с которым они виделись крайне редко, зато каждый раз их встречи сопровождались болтовней обо всем на свете и заканчивались величайшей попойкой.

Наутро, ещё до зари, он вернулся домой совершенно разбитый, с больной головой и в очередной раз данным себе обещанием «больше никогда».

По дороге к крыльцу его сопровождал скрип качелей, сегодня особенно пронзительный, и он, хмурясь, обернулся: углядел только, что Мори стоит на земле и раскачивает их, тогда как сидящий скрыт за листвой и стволами деревьев. Неужели это Аннаиса вскочила в такую рань? Обычно племянница предпочитала спать подольше. В этот раз, однако, действительно встала спозаранку, но на качелях всё равно качалась вовсе не она, иначе как бы Иннидис услышал звук открываемой двери и девчоночий голос за спиной?

— До чего же сказочно, правда? — прощебетала она, умильно прижимая ладошки к груди.

— Что именно?

— Дядя! Ну ты сам разве не видишь? — растрёпанная племянница указала на качели сразу обеими руками.

Иннидис сдвинулся на пару шагов вправо — и увидел. Это Чисира сидела там, а Мори её раскачивал. И впрямь сказочно. Ну хоть что-то хорошее этим утром!

— Меня совершенно точно разбудили так рано духи-проказники, чтобы я это увидела, — продолжала щебетать Аннаиса. — Мне приснился страшный сон, я и проснулась, выглянула в окно — и вот. Ох, когда они решат пожениться, я устрою им свадьбу прямо как в столице!

— Мне кажется, — усмехнулся Иннидис, — что рассчитывать на свадьбу пока всё-таки рановато.

— Фу, дядя! — скривилась девочка. — Чем от тебя так воняет? Вчерашним вином? Лучше пойду дальше спать.

Она развернулась и ушла в дом. Иннидис последовал за ней в свою комнату — тоже спать.

Провалялся он до самого заката, потом полночи не мог уснуть и на следующий день встал только после обеда. Окончательно пришёл в себя только через день и хотел отправиться в мастерскую замешивать краски для статуи, однако, глянув на неё свежим взглядом, решил совсем чуть-чуть подшлифовать. В итоге его «чуть-чуть» затянулось до вечера.

Весь этот день Ви вёл себя странно. Наворачивал вокруг Иннидиса круги, то подходя, то отдаляясь, а на лице его читались тягостные сомнения. Он даже несколько раз открывал рот, будто хотел что-то сказать, но так и не решался.

Иннидис в конечном счёте сам не выдержал.

— Ви, ты явно хочешь о чем-то меня спросить, — сказал он, когда парень снова крутился рядом. — Так спрашивай.

— Да, господин… я и правда хотел спросить, — наконец отважился Ви. — Вернее, попросить, — выдавил он и снова умолк.

— Да-да, я слушаю, продолжай, — вздохнул Иннидис: всё-таки порой с ним было сложно, иные слова приходилось прямо-таки вытягивать.

— Я подумал, что, может быть… если только это возможно… Может быть, где-нибудь есть что-то, — мямлил он, отчаянно смущаясь, — что-то такое… если ты меня туда отпустишь… озеро или, может, река… только тёплые… или хотя бы не слишком холодные. В колодце вода совсем как лёд, и я не смог… Я пытался, но…

— Тебе нужно помыться, Ви? — не стерпел Иннидис, догадавшись, кажется, о чем хотел спросить парень.

Тот в ответ только закивал.

— Озера поблизости нет, а река обмелела, там сейчас песок, глина и грязь. Но у нас здесь, на заднем дворе, есть огромная бочка, в неё можно залезть целиком. Нужно только с самого утра натаскать туда воды из колодца, и уже вечером можно мыться.