— Ты ведь даже не знаешь, — ответил Иннидис, — действительно ли он будет рад меня видеть.
Реммиена посмотрела на него, как на полоумного.
— Это ж Вильдэрин, — бросила она чуть насмешливо и закатила глаза. — Разумеется, он будет рад.
Если что-то могло его обнадёжить, то эти слова, безусловно, обнадёжили.
Закончил Иннидис и статую Лиирруна: залил её бронзой и нанёс краски. И пожалуй, она оказалась едва ли не самой удачной и живой его работой. Разве что та статуя Эйнана её превзошла бы, однако Иннидис не мог поставить их рядом и сравнить, а полагаться на память спустя столько лет было бы опрометчиво. Но, возможно, тот таинственный художественный приём, который он так долго и тщетно пытался разгадать и повторить, заключался всего-то в любви к натурщику? И эту любовь он и выплёскивал в изваяние, вдыхая в него жизнь? Наверное, сейчас ему этого уже не узнать...
Госпожа Соггаста, по чьей идее статуя Лиирруна и была исполнена, в итоге её выкупила, пусть и не за семь тысяч, а за пять, но и это была внушительная сумма. И как ни жалко Иннидису было расставаться с изваянием, но никакая бронзовая скульптура не могла заменить воплощённого в ней возлюбленного, родного и близкого. А вот деньги, вырученные от её продажи, вкупе с деньгами за дом и возмещением от господ Геррейта могли помочь благополучно добраться до него.
В пути предстояло множество трат: и ночлег, и питание в тавернах, и покупное сено для лошадей, кости для собак, еда в дорогу для людей, починка повозок и замена колес. А после Мадриоки, когда путь пойдёт по более глухим и опасным местам, следовало нанять ещё и охранников. Не говоря уже о том, сколько всего понадобится в самой Сайхратхе: начиная от переводчика — его помощь наверняка потребуется в каких-нибудь важных вопросах, ведь с Хатхиши они разделятся, не доезжая до столицы, — заканчивая хоть каким-то жильём. Но и уезжал он всё-таки далеко не нищим. Вообще-то очень даже состоятельным уезжал, спасибо Гролдану!
Ортонар и слуги провожали Иннидиса с Аннаисой с грустью, а у Чисиры даже слезы побежали из глаз, и Мори успокаивал её, поглаживая по плечам и голове. Эти двое тоже собирались на днях уезжать — в деревню. Живот девушки уже заметно округлился, и скоро она в любом случае не стала бы прислуживать в доме, тем более когда младенец появился бы на свет.
Перед отъездом Иннидис им всем подарил небольшие подарки: отрезы тканей и маленькие статуэтки на память. Орен же попросился поехать с ним вместе, и Иннидис не возражал. Так он и убедился, что Ви был прав, утверждая, что Орену на самом деле по душе работать у него. Он и сам был рад, что давний слуга, хорошо знакомый и небезразличный ему человек, уже ставший частью его привычной жизни, отправится с ним в чужие земли. Вместе всегда проще...
Сайхратха встретила зимней сыростью, но частые дожди и ветра, которые, как утверждала Хатхиши, здесь особенно мерзкие, пока ещё не пришли, и днём нередко даже проглядывало солнце. Аннаиса выглядела разочарованной. Она ожидала, что стоит только въехать в другую страну, и всё здесь будет разительно отличаться от привычных мест. Но видела всё те же дороги, те же кусты и деревья и пока ещё мелкие разрозненные поселения, лежащие по пути и похожие на иллиринские. Разве что сами сайхратцы, смуглые и с вьющимися волосами, вызывали у неё интерес не самой обычной для Иллирина внешностью и одеждой.
Иннидису однажды доводилось бывать в Сайхратхе — на самой окраине, в приграничном городе Драхосе и недолго, как раз когда знакомый купец-ювелир из Иллирина открывал там лавку, в чём Иннидис поучаствовал деньгами. В том маленьком городе, больше похожем на деревню, его тогда мало что привлекло и почти ничего не запомнилось. А тот ювелир потом перенёс свою лавку ближе к центру страны, в город покрупнее, но там Иннидису бывать уже не доводилось. Теперь-то он рано или поздно туда доберётся. Но не сейчас. Сейчас все его мысли стремились к столичному Медулису, где, если боги были милостивы, живёт его Ви и вместе с другими лицедеями играет свои роли во дворцах и храмах…
Хатхиши утверждала, что до этих артистов после священного пути обычным людям бывает не так-то просто добраться — на зрелища в главные храмы попадают только самые знатные сайхратцы, поэтому лицедеев разве что случайно можно встретить на улицах, ну или увидеть издали на шествии, стоя среди остальной толпы. В день перелома зимы как раз устраивается такое шествие.
— Перелом зимы… — протянул Иннидис и усмехнулся. — Я должен был добраться сюда ещё на прошлый перелом. Уже целый год прошёл...
— Всего лишь год, — возразила женщина и сразу продолжила: — Вообще-то я это к тому, что если Ви теперь и правда среди высших служителей Унхурру, то тебе сложно будет подступиться к нему в храме или после зрелищ. Лучше попытайся выяснить, где он живёт.
— Попытаюсь… Но вообще-то сначала я буду счастлив даже просто увидеть его издали, убедиться, что он жив и он здесь. Где, говоришь, проходит это шествие?
— По главным улицам и площадям столицы, — небрежно проронила женщина. — Пойдёшь за толпой — не ошибёшься.
— Ты точно не хочешь и дальше поехать со мной?
— В столицу? Нет уж, ни за что. Ненавижу её, — скривилась она. — Меня заманит туда только возможность отомстить. Но пока такой возможности нет.
Иннидис больше не стал настаивать, он знал, что с Медулисом у Хатхиши и впрямь связаны самые дурные воспоминания: именно там её и Киуши удерживали, прежде чем отправить рабами в Иллирин. И возможно, те, кто так с ними поступил, всё ещё живут именно в столице. Врачевательница же собиралась осесть в городе, в котором провела юность, ещё до знакомства со своим именитым любовником и рождения Киуши. Тронт — так он назывался — находился в сутках езды от Медулиса, и сейчас они как раз подбирались к нему.
Этот город оказался не в пример интереснее, приятнее и красивее Драхоса. Даже Аннаиса оживилась, высунулась из повозки, с любопытством озираясь и разглядывая жёлто-серые кирпичные дома с яркой черепицей, светлые особняки с множеством оконцев и высившийся посреди овальной площади монумент Времени, выполненный в виде богини, державшей в поднятых над головой руках колесо с восемью спицами.
В этом городе Иннидис с помощью врачевательницы довольно быстро снял несколько комнат на втором этаже трехэтажного доходного дома, где на некоторое время думал оставить Аннаису под присмотром Хатхиши и Каиты, пока не поймёт, что делать и где жить дальше. Сам же, сгрузив с повозки всё лишнее и оставив в упряжи одного только Арзура, отправился с Ореном в столицу. И хотя Хатхиши, которая могла спросить дорогу и перевести ответ, сейчас с ними не было, но заплутать на ведущем к Медулису широком тракте, вдоль которого то и дело попадались каменные указатели, было бы сложно.
Они въехали в столицу к исходу следующего дня и остановились на захудалом постоялом дворе (деньги стоило поберечь) на тихой городской окраине, где ночами не было ни фонарей, ни прохожих. Только собачий лай раздавался за оградами домов и истошное кошачье мяуканье доносилось с узких переулков. Они успели как раз за день до большого шествия в честь перелома зимы.
***
Из Иллирина приходили туманные, тревожные, пугающие известия, и Вильдэрин, кое-как все эти месяцы сохранявший зыбкое душевное равновесие, чувствовал, что его рассудок пошатнулся и снова скатывается к полубезумию.
Слухи доносились разные, и если вторжение степняков на юго-запад Иллирина и война, полыхнувшая после нескольких лет подготовки и вялых стычек, мало кого удивляли, то поверить в события куда более странные было намного сложнее.
Несколько недель назад до Сайхратхи доползли разговоры, что цари Иллирина вместе с маленькой царевной исчезли. И одни доказывали, что правители сбежали, другие утверждали, что их убил кхан Отерхейна, а третьи вообще заявляли, что владыки принесли себя в жертву ради победы, чтобы спасти страну. И можно было бы усомниться в такой молве, но Белогривка, напрямую общавшийся с высшими сановниками и семьёй правителя Сайхратхи, подтвердил, что насчёт иллиринских царей действительно неясно, где они, хотя царевна то ли обнаружилась, то ли никуда не исчезала, и теперь от лица девочки правит её бабка, Гиллара Уллейта. Пока цари не вернутся.
