С тех пор положение служителей Унхурру сильно изменилось. Происходило это постепенно, незаметно и во многом потому, что среди лицедеев начали появляться знатные люди из семей, оказавшихся в опале. Их привлекала возможность дать представление перед правителями, удостоиться их милости и таким образом опосредованно помочь своему роду. Ну а вельможи, какими бы опальными они ни были, не привыкли и не готовы были привыкать к жизни в тесных и тёмных комнатушках. Так, мало-помалу, обычаи поменялись, и вот уже для самых высокородных семей стало не только не зазорным, а даже вполне почётным отправлять своих младших отпрысков на служение Унхурру. Разумеется, теперь уже и речи не шло о том, чтобы отказываться от земных богатств, и только в священном путешествии сохранялась древняя традиция: вот почему артисты не брали себе подношений, пока находились в пути. В былые же времена, когда среди них не было богатых людей, на этом пути лицедеям и вовсе приходилось выживать, чуть ли не выпрашивая еду у местных жителей.
Белогривка, как узнал Вильдэрин, однажды уже бывал на священном пути, ещё в юности. С тех пор большинство его спутников, которые были намного старше, перестали участвовать в зрелищах, вот мужчина и решил не присоединяться к кому-то другому, а, напротив, подобрать новых артистов, кого посчитал подходящими, и провести по пути уже их.
С тех пор как они вернулись в Сайхратху (как раз успели к перелому зимы), они уже трижды устраивали зрелища. Первый раз — в святилище, но не в том, где сейчас жил Вильдэрин, а в Высоком храме, что стоял в самом сердце столицы. Второй раз выступили во дворце правителя, в огромном зале с малахитовыми полуколоннами и позолоченными выступами у сводчатого потолка. После этого ещё дали представление во дворце высшего придворного сановника и распорядителя церемоний. И если выступление в храме считалось отправлением культа, и основная часть пожертвований уходила на сам храм, то выступления перед высокородными господами оплачивались очень щедро и оплата попадала артистам лично в руки. Стоимость обычно была примерно одинаковая и для правителя, и для вельможи, решившего позвать высших служителей культа к себе. Но вообще-то далеко не каждому позволялось приглашать их в свой дом. Если бы разбогатевший ремесленник или незначительный вельможа вздумал бы заплатить даже вдвое или втрое больше, ни один из высших служителей Унхурру всё равно не явился бы в его жилище, ему пришлось бы довольствоваться другими лицедеями.
Это Вильдэрину как раз было понятно. С ними, рабами для утех, всё обстояло примерно так же. Не только высокая стоимость не позволяла кому-то, кроме больших вельмож, заполучить себе ценных невольников, но и то, что купцам или богатым ремесленникам их попросту не продали бы из невольничьих домов ни за какие деньги. Это был вопрос репутации невольничьего дома. Конечно, позже их могли продать сами вельможи и кому угодно, однако такое случалось нечасто.
Понял Вильдэрин и ещё кое-что из того, о чём сказал ему Белогривка после выступления во дворце сановника.
В тот день, когда окончилось зрелище и артистам предложили занять приготовленные для них места на длинных диванах и отведать яства и напитки со стоявших перед ними низких столиков, к Вильдэрину подошла молодая рабыня и вручила крошечную шкатулку из чёрного дерева, в которой лежал золотой с аметистом перстень.
— Моя великолепная госпожа Анахата в знак своего восхищения изумительным Текерайненом просит его принять этот скромный дар и будет счастлива увидеть его на нём.
Вильдэрин покосился на Наемийнена, не зная, как реагировать, и тот едва заметно кивнул. Тогда он взял шкатулку и сказал передать госпоже Анахате слова благодарности. Позже он заметил, что не только к нему подходили и что-то передавали невольники, и это его немного успокоило. Но затем Вильдэрин всё-таки уточнил у Белогривки, что означал этот подарок и не следует ли из этого, что теперь он что-то должен этой госпоже взамен.
— Привыкай, — усмехнулся мужчина. — Подобные подарки ты будешь время от времени получать, но ты ничего за них не должен, даже благодарить на словах необязательно. Достаточно того, что даритель увидит их на тебе или при тебе. Некоторые преподносят их от чистого сердца, и в этом случае это дар не столько для тебя, сколько для той силы, которая за тобой стоит и через тебя протекает. Другие, и таких будет больше, с помощью даров говорят тебе о своём интересе и ищут твоего расположения. Любовного, как правило. И ты можешь, конечно, выказать это расположение… Но ты всегда должен помнить и понимать, что им нужен не ты сам, а то, что ты собою для них отображаешь. Они не хотят человека, они хотят символ, частицу того волшебства, которое видят, они хотят частицу бога. Но ты не сможешь им её дать, хотя сможешь сделать вид, если пожелаешь. Если же нет, лучше оставайся для них недостижимым. Если, конечно, понимаешь, о чем я.
— Прекрасно понимаю, — медленно кивнул Вильдэрин. — Это как те вельможи из Аккиса. Им я тоже нужен был не сам по себе, а как что-то, принадлежавшее когда-то царице. С той же силой они желали бы какое-нибудь ожерелье, которое она любила носить, если бы только узнали, что могут заполучить его…
— Что ж, в таком случае ты и правда понимаешь, — протянул Белогривка. — А что касается госпожи Анахаты Руаш, то насчёт неё можешь быть спокоен. Она женщина преклонных лет, очень хорошая, и сделала тебе подарок от души, потому что ей, значит, понравилось, как ты передал образ божественного танцора. — Он задумался, окинув Вильдэрина внимательным взглядом. — Надо действительно чаще давать тебе образы с танцами, было бы глупо не использовать это твоё умение.
Сам Наемийнен, однако, не следовал собственному совету и весьма открыто отвечал на интерес к себе со стороны одной знатной госпожи и сам явно показывал свою приязнь к ней. Впрочем, довольно скоро Вильдэрин понял, что та госпожа приходилась престарелому властителю страны внучатой племянницей, и связь с ней укрепляла влияние Белогривки, а значит, и влияние его семьи. Так что мужчина вёл себя таким образом намеренно, осознанно, с расчётом.
Вильдэрин не думал, что когда-нибудь снова окажется среди высокородных вельмож, ведущих друг с другом политические игры за влияние на правящую династию. Но судьба будто сделала оборот и дала шанс вернуться туда, откуда сама его некогда вышвырнула. Вот только он с тех пор, кажется, изменился и уже не хотел жить в чужих дворцах среди чужой роскоши. Другое дело бывать там иногда… За оба дворцовых представления он получил столько денег, сколько никогда прежде не держал в руках и не рассчитывал даже, что однажды будет. Хотя украшения, которые когда-то в прошлой жизни он носил на себе, и стоили целое состояние, но они никогда ему не принадлежали. В отличие от десятка золотых монет с изображённой на ней дланью и десяти серебряников.
Со свалившимся на него богатством Вильдэрин тут же помчался в ткацкую мастерскую, чтобы купить шёлк и хлопок, но в итоге только потоптался у прилавка, так ничего и не купил и внутрь тоже не зашёл. Не посетил он и ювелирную лавку. Вообще не взял ничего, кроме еды и кофе, потратив на это около половины серебряника. Потому что очень уж многообещающе выглядели десять золотых монет, которые здесь назывались эну. И это всего-то за два представления!
Произведя в уме кое-какие вычисления и поспрашивав артистов, Вильдэрин вывел, что он сам до шахты стоил бы около трехсот эну. А местные золотые монеты были тяжёлые, полновесные, без примеси серебра или меди. И примерно столько же стоил не очень большой дом в провинции. Здесь же, в столице, на эти деньги можно было позволить себе только маленький домишко. Копить на него пришлось бы долго, но всё-таки это уже не казалось чем-то невероятным, как раньше.
А ещё он теперь знал, что жилье можно не только купить, но и снять. Лицедеи иногда делали это на пути в Сайхратху, если поблизости не было постоялого двора. За время их совместного путешествия Вильдэрин вообще узнал многое из того, что свободным по рождению людям казалось простым, естественным и привычным, а у него поначалу вызывало недоумение. Так открытием стало и то, что необязательно покупать дом, чтобы жить в нём и чувствовать себя хозяином, хоть и с некоторыми оговорками. Теперь-то это уже не выглядело для него чем-то удивительным, и снять жилье он мог позволить себе если и не прямо сейчас, то в следующем месяце точно. При условии, что не станет сильно тратиться на дорогую одежду и украшения. Только на одно украшение — особенное и очень-очень для него важное — он всё-таки деньги выделит….
