– Вот поэтому я и уговаривал Тиль и Оста не отправлять тебя за пределы Эйя, – Мор отчаянно сжал кулаки. – Какого гагата я тебя тогда вообще спасал, Миртэ’Мара?!
Мара вспомнила свои десять лет. Кабинет лекаря. Непонятные, показавшиеся тогда смешными слова «блуждающие пожиратели». А затем такие же непонятные, но уже далеко не смешные слова в книге из богатой домашней библиотеки «неизгоняемые паразиты, питающиеся костной тканью, чьи отходы жизнедеятельности приводят к раннему старению головного мозга».
Вспомнила три года, проведенные в Кровяном древе, и бесконечные дни процедур, различающиеся лишь лекарями и цветом зелий. Тринадцатый день Обретения имени, и застывшую на губах улыбку от леденящего кровь осознания, что буквы поздравлений на свитке никак не желают складываться в слова.
Вспомнила, как тихо сгинул от настигшей его «голубой крови», папа. Как однажды подломились и больше не стали держать ноги. Как внезапно без объяснений ушла мама. Наконец, как в восемнадцать лет она перестала разбирать чужую речь.
И потом, как воздаяние за все перенесенное, чудесное исцеление. Крепкое, красивое тело, возросший резерв магии, способность чувствовать чужие ауры. А прикладывалось это все к сознанию ребенка, не повзрослевшему ни на год из-за сжирающей мозг болезни. Мара понимала, что ведет себя легкомысленно и чересчур наивно, отнюдь не соответствующе ее возрасту. Только вот, по сути, ей лишь пятнадцать.
Мара сфокусировала взгляд на близнеце. Она попыталась пожать плечами, но парализующий яд уже подействовал на нервные окончания, удалось лишь конвульсивно дернуться и невнятно пробормотать:
– Не знаю, Морнэ’Мир. Я тебя не просила меня спасать.
Видимо, она отключилась, потому как в следующее мгновение рядом его уже не было. Неслышно ступая мягкими лапами подошел барс Аро, вперив янтарный, как у Тау взгляд в бесконечные ряды куполов гробниц и спиральных башен склепов. Мара запустила уже кое-как обретшие чувствительность руки в густой черно-белый мех и привалилась к его пушистому боку.
Тихий шорох песка, так похожий на осыпающуюся из-под восстающих мертвецов землю, заставил подскочить, просыпаясь. Сердце, пропустившее было удар, застучало с удвоенной силой, стоило только увидеть успевшие стать родными смоляные пряди до скул и серые, как грозовое небо, глаза. Мара зажмурилась, дыша часто-часто и стискивая зубы, чтобы не скатиться в позорную истерику.
– Живой, – только и смогла выдавить из себя.
– Хей, это ненадолго, – раздался вдруг хриплый голос рядом.
Мара дернулась, оборачиваясь. Даже не сразу поняла, что этот тихий, заставляющий цепенеть от равнодушия в нем, голос принадлежит Тау. Испуганно уставилась на Аро, обшаривая его безумным взглядом.
– Ты что, ранен?
Тот не отреагировал. Только метнул мрачный взгляд на Тау.
– Нет. Хотя человечность у него сильно контужена и потому хромает, – сипло хохотнула Тау.
А Мару прошиб холодный пот от этого смешка. В нем сквозило безнадежное отчаяние. Она медленно обернулась, пытаясь понять, что происходит, и осторожно уточнила:
– Так он не умирает?
– Пока нет, – Тау диковато улыбнулась. Но уголки губ дрогнули и поползли вниз, превращая ее лицо в уродливую маску. Глаза у нее были воспаленные, на щеках горел болезненный румянец. – Но если он сейчас во всем не признается и честно не предупредит, какой опасности подвергает нас, путешествуя с отрядом, то сдохнет он очень быстро. От моей руки, – карий взгляд потемнел, став почти черным, глаза затянуло сверкающей пеленой слез. – И больше никто не погибнет!
– Больше? – страшное слово заставило запаниковать от осознания, что за эти пару часов произошло что-то непоправимое.
Мара отметила вышедших к ним Рока с Мором, мазнула взглядом по Каю и… увидела. Это было, как удар под дых.
У Мора на лице застыло странное выражение, как будто с его языка готово было сорваться неуместное «я же говорил». У Рока страшно потемнело лицо. Мара вспомнила, как в первый день их похода он грозился прибить того, кто сдохнет под его командованием.
– Да, Мара, «больше»! Потому что Раа погиб! Раа погиб, защитив нас от вурдалаков, представляешь?! – закричала вдруг Тау, всплеснув руками. – А почему нас пришлось защищать, знаешь? Почему вдруг поднялась долина, знаешь? Ну же, расскажи нам, Аро!
Мара, все еще не до конца веря в происходящее, обернулась к Аро. Тот продолжал буравить бешеным взглядом Тау, но тихо процедил:
– Потому что им нужен был я.
Что? Что это значит?!
– А почему ты им нужен, Аро? И кто эти «они»? – продолжала подначивать Тау, усмехаясь и скалясь, походя размазывая по щекам одиноко капающие слезинки, грозящие в скором времени превратиться в неудержимый водопад.
– Этими вурдалаками управлял Орден Отверженных. Они ищут меня, потому что я их крупнейший эксперимент. Сбежавший.
Глухие слова упали надгробной плитой. Мара поняла, что окончательно перестала соображать.
– А кто помог ему сбежать, знаете? – Тау, захлебываясь смехом, крутанулась на каблуке. Косы змеями взметнулись вверх, хлестнув девушку по лицу, но она не обратила на это внимания. – Ну же, отгадайте, у кого из здесь присутствующих настолько вурдалачьи мозги?!
А Мара, несмотря на вновь занывшее от вида чужой боли сердце, поняла лишь одно. Аро навсегда привязан к Тау. Потому что она его спасла.
– Я все знала, представляете? С самого начала я все знала и ничего никому не сказала! – Тау раскинула руки в стороны, словно распятая на дыбе. И, срывая голос, мешая хохот со всхлипами, выкрикнула. – А из-за этого погиб Раа! Раа погиб из-за меня! Представляете?! Раа! Погиб! Из-за меня!
Упала она, как будто из нее разом вынули все кости. Грохнулась на песок, пряча лицо в ладонях. И закричала.
Мара только раз в жизни слышала, чтобы так страшно кричали. Так кричала мама, когда папа отправился в последний путь. Почувствовав, что еще немного, и ее сердце просто разорвется, она опустилась перед сотрясающейся от рыданий Тау, аккуратно переложив ее голову себе на колени.
– Я виновата в смерти Раа, – всхлипнув, мученически прохрипела Тау. Видимо, сорвала голос.
– Тау, – рядом присел Кай и ласково запустил пальцы в переплетение кос цвета коры темного дерева. – Дротик был моим.
Мара приложила все силы, чтобы не дернуться, догадавшись, что это может значить. Что произошло в проклятой пустоши за этот жалкий час?!
– Я виновата, что тебе пришлось это сделать, – убито выдохнула Тау, щедро размазывая слезы по мантии Мары.
Как знакомо. Все же выносить ее было бы гораздо проще, если бы она не напоминала Маре ее саму в худшие годы жизни.
– Ты неправа, – вновь мягко, как с ребенком, заговорил Кай. – Решение выстрелить было моим. Как и решение Раа пожертвовать собой было его. Ты не вправе отвечать за поступки других.
Верно. Этой мыслью Мара и спасалась последние пять лет. Тау прерывисто всхлипнула, уголки губ вновь начали, вздрагивая, опускаться.
– Если бы я рассказала обо всем раньше, то и решать не пришлось бы.
Если бы, может быть… опасные слова. Убивают не хуже оружия. А Мара вдруг поняла, что уже откровенно злится. Тау снова заставляла ее вспоминать собственные мысли, помнить о которых не хотелось. Она думает, что единственная на Айну такая разнесчастная?! Мара вдруг не выдержала и высказала то, что держала в себе уже давно:
– Тау, если бы я не гуляла там, где мне было запрещено, то не подцепила бы себе паразита! Не слегла бы на десять лет, и мама от нас бы не ушла! И папа, может быть, не умер бы!
Голос все-таки сорвался, глаза защипало. Очень захотелось разреветься от жалости к себе, к Тау, к Каю, к Раа… но Мара лишь выдохнула и до крови прикусила губу. Хватит разводить болото! Потом так затянет, что не выберешься. Она вон – вспомнила недавний паралич от яда – до сих пор барахтается.
Тау хлюпнула распухшим носом и села. Утерла воспалившиеся глаза, подтянула колени к подбородку и уставилась в равнодушное небо.