Но в тот же момент…

Со свистом вылетел маленький металлический баллон из под краски. Прямо в висок Форсуну. Удар был слабый, причинить какой-то вред он не мог, но зато он был очень точный. Чудище отвлеклось, давая мне драгоценную секунду времени.

Я взревел, собирая остатки сил, и вытягивая ту из камней, которые лежали в кармане. Вся энергия направилась в клинок. Вся ярость. Вся злость. Весь страх.

Клинок снова прошёл ему под челюсть, как тому, первому. С треском и хрустом вгрызаясь в плоть, он заходил очень плавно. Но в конце концов решил отпустить контроль энергии, сделав маленький выброс внутри его черепной коробке. Прямо вверх – через основание черепа.

Наружу брызнула какая-то субстанция вместе с тяжелыми осколками костей его головы. Форсун затих. Его тело содрогнулось, будто кто-то выключил мотор на гигантской машине. А затем и вовсе рухнуло. Пыль от падения взвилась вверх.

Стоял прямо над ним, ещё чуть-чуть, и точно упаду. Колени предательски дрожали. Дыхания не хватало, и оно то и дело сбивалось, как у загнанного зверя. Плечо и бок пульсировали от боли.

Тишина заполонила округу, и только хрип моих легких был ей ответом.

Из подвала выглянула Аня. Лицо всё ещё белое-белое. В руках она держала небольшую аптечку. В глазах калейдоскоп эмоций, от безысходности до надежды.

— Я… я не знала, что… Вы можете умереть, — прошептала она, а сквозь слова можно было слышать всхлипы. Неужели она плачет? — а я ничего не сделала…

Я сел прямо на асфальт. Откинул голову к стене.

— Ты сделала достаточно. Идеальный бросок. Ты дала мне время, спасибо.

Она подошла чуть ближе, понимая, что сейчас я явно не собираюсь умирать, и села рядом.

— Пожалуйста… — тихо, почти неслышно. — Научите меня. Я не хочу снова стоять и… ничего не делать. Я хочу так же… как и Вы.

Я посмотрел на неё. Она больше не дрожала.

— Научу. Только ты это запомни: в следующий раз... может, не повезти. А пока помоги мне встать, и кое-что сделать. Сегодня мы не дойдем до торгового центра…

— Саныч... — начал было Коля, но тот уже знал, что будет дальше.

— Не начинай. — жёстко перебил он, даже не глядя. — Я своих под пули ради отребья, которое людей жарит заживо, не кину. Мы не в сказке. Здесь всё проще: или ты, или они.

Он говорил, не повышая голос, но в его тоне чувствовалось, что решения он принимает давно, и пережил достаточно, чтобы не извиняться за них. В помещении всё ещё пахло гарью взрывчатых веществ, металлом и кровью. Стены были испачканы следами боя, разлетевшиеся осколки, пятна, следы обуви, проволока. На полу лежали тела мародёров. Некоторые ещё не остыли. У одного из них рука сжимала нож, будто до последнего хотел защитить свою грязную совесть.

— Я понимаю, Саныч... — Коля сглотнул. Его лицо оставалось светлым, юным, чуть замаранным пылью, но не цинизмом. — Но ведь не все они были уродами. Кто-то говорил… что у них там выжившие, женщины, дети…

Саныч наконец повернулся к нему. Хромая, он шагнул ближе, положил руку на стену, словно напоминая себе и остальным: он всё это уже видел.

— Коль, ты когда-нибудь вытаскивал из подвала человека, у которого глаза не моргают, потому что неделями сидел рядом с трупами? — голос у него стал ниже, тише. — А потом этот же человек рвёт тебе глотку, потому что его "приютили" такие же, как эти… и он думал, что ты очередной пленитель.

Коля ничего не ответил. Только опустил взгляд.

— Один из тех, кто выл перед смертью, говорил про беженцев. Где-то за тем проломом. — тихо сказал он, указав на полуобрушенный дверной проём, ведущий в часть торгового центра, где когда-то был магазин обуви. Стекла на витринах уже не было, оно мелкой крошкой валялось рядом. Изнутри тянуло сыростью и плесенью.

Саныч вытер ладонью лоб, коротко кивнул.

— Ладно. Тут мы закончили, теперь пойдем посмотрим на них. Но если хоть один из них дёрнется не так – сразу стреляй. Не думай. Он обернулся на двух бойцов, державших периметр: — На готове. Мы внутрь.

— Принято, командир, — отозвались коротко.

Сквозь трещины в потолке пробивался тусклый утренний свет, превращая бетонное помещение в серую коробку с тенями. Где-то вглуби послышался тонкий, почти неслышный звук, будто кто-то двинулся по битому кафелю.

— Саныч… — снова подал голос Коля, тише, с надеждой. — А вдруг там и правда... просто люди?

— Тогда я первый пожму им руку. — бросил тот, и не оборачиваясь, шагнул внутрь темного коридора.

Пройдя через развалины перекрытий и стен, Саныч и Коля оказались внутри помещения, которое теперь больше походило на подземелье. Потолок провисал, местами трещины уже превратились в дыры, и свет пробивался внутрь тусклыми полосами, словно мир наверху пытался нащупать этот уголок боли. Воздух был тяжёлым, влажным – пахло человеческими отходами и давно затухшей жизнью. Где-то в углу хныкала девушка, пряча лицо в колени. Её губы дрожали, но слёз уже не было. Видимо, всё что можно было выплакать – давно вытекло.

На полу сидели, лежали и полулежали люди. Старики, женщины, где-то совсем уж молодые люди. Сгорбленные, опустошённые, потерявшие самих себя. У некоторых мешки под глазами, как у умирающих. Кто-то держал на руках младенца, укутанного в грязную куртку. В углу стояло ведро, из которого тянулся запах, выбивающий из реальности. Не было ни звуков, ни движений, только влажное дыхание и равнодушный взгляд стены.

Саныч медленно прошёл мимо, каждое лицо проверял внимательно. Он не просто смотрел – он сканировал. Слишком уж часто волк прятался под шкурой ягнёнка.

— Глаза, Коль. По глазам всегда видно. — буркнул он, остановившись у пожилого мужчины, лежащего ближе к стене. Тот поднял голову, хрипло вздохнул и попытался улыбнуться, но лицо его было высохшим, сморщенным самим временем.

— Хох... сынки… — с трудом прохрипел он. — Не поможете, а? А то ж эти твари… заставляли лежать, и если лежать долго, потом ноги, ой как ломит, ой как ломит…

Он причитал без надрыва, скорее по привычке, чем в надежде. Но голос у него был живой, без фальши. Старик поднял руку, приглашая к себе, но сам не рвался – оставался на месте, пристально следя за реакцией.

Саныч, нахмурившись, остановился на шаге. Он всегда держал дистанцию, особенно с теми, кто мог быть кем угодно. Колька же, как обычно, метнулся вперёд, слишком уж он верил в хорошее, не смотря на их общую профессию.

— Осторожно. — бросил Саныч. — Не всё, что старое, будет безобидным.

— Да ладно, Саныч. Это же дед, не зверь. — тихо отозвался Коля, присаживаясь и беря старика за локоть. — Давайте, поднимайтесь потихоньку…

— Спасибо, сынок, — хмыкнул старик, опираясь на его плечо. — Я и не знаю, как б без добрых рук...

— Дед, а как ты сюда попал вообще? — спросил Саныч, подходя чуть ближе, но всё так же настороженно.

— Меня? Да как и всех, кто тут сидит. Отловили нас по району, где прятались от этих нехристей. А я, сам видишь, не боец. Землю я люблю, не людей калечить. У меня, до всей этой беды, сад был. Ого-го какой! Я знал, как травку растить, как отвар приготовить… — он хмыкнул, сам чуть удивленный собственной памятью. — А вот тут... тут, сынки, что тут делать? — он обвел помещение затухающим взглядом, и где-то в уголке глаз можно было заметить слезинку.

— Ладно, старик, не переживай. — неожиданно вставил Коля, помогая подняться пожилому мужчине. — Будет у тебя ещё и земля, и сад, и теплица, которая “ого-го”. Вот увидишь, надо только чтобы всё наладилось…

Саныч, который в этот момент проверял обстановку у входа, развернулся быстрым движением, и коротко бросил:

— Так, хватит трепаться. — Он пристально посмотрел Коле в глаза. — Мы тут на работе. Сейчас не время для болтовни.

Он обвел взглядом помещение, полное полусогнутых фигур, истощённых тел и отрешённых лиц. Тяжело выдохнул, и начал раздавать приказы.