Кухня также оказалась безлюдной, и Курт направился к третьей двери; за ней обнаружилась еще одна комната, где сидел плотный мужчина в потрепанной крестьянской одежде в застарелых серо-бурых пятнах. Определить его возраст или цвет волос было затруднительно: пустое, похожее на маску лицо казалось таким неподвижным, что с него будто стерлись все признаки прожитых лет, а волосы слишком спутались и потускнели, чтобы можно было ясно различить их оттенок. На вошедших обитатель комнаты поначалу никак не отреагировал, продолжая сидеть в прежней позе с безучастным видом.

Курт осторожно шагнул в комнату и медленно приблизился к ее обитателю. Тот поднял голову, когда майстер инквизитор стоял уже почти вплотную, и движение это было заторможенным, будто под толщей воды.

— Кто ты? — тихо спросил Курт, поймав малоосмысленный взгляд мужчины и внутренне подбираясь, готовый к любой пакости.

— Вольф, — деревянным голосом ответил тот.

— Вольф Дик… — прошептал Бруно чуть растерянно. — Похоже, парень таки не врал.

Курт кивнул помощнику и снова обратился к крестьянину:

— Что ты здесь делаешь, Вольф? — не то чтобы майстер инквизитор надеялся на осмысленный ответ, скорее пытался оценить общее состояние.

— Ничего, — голос оставался столь же невыразительным, глаза — пустыми, а поза даже не расслабленной, а какой-то обвисшей, как если бы тело держали нити, которым позволили провиснуть.

— Где сейчас Зигфрид? — задавая этот вопрос, Курт внутренне напрягся, ожидая с равной вероятностью безразличного «не знаю» и попытки наброситься на незваных гостей.

По всей видимости, малефик контролировал своих марионеток не постоянно, но вполне мог среагировать на свое имя. Однако ничего подобного не случилось. Столь же медленно и безэмоционально Вольф произнес «наверху», медленным, угловато-судорожным движением поднял руку, почесал затылок под спутанными волосами и уставился в стену невидящим взором.

Оглянувшись на дверь и убедившись, что запереть ее снаружи не представляется возможным, Курт извлек из сумки два ремня, один из которых протянул Бруно.

— Ноги, — коротко пояснил он в ответ на немой вопрос помощника.

Сам же майстер инквизитор спокойно подошел к сидящему Вольфу, нарочито неспешным и не внушающим угрозы движением завел обе руки крестьянина за спину и связал запястья. Сопротивляться мужчина не пытался.

— Посиди так немного, Вольф. Мы скоро за тобой вернемся, — проговорил Курт.

Покинув комнату и прикрыв за собою дверь, следователь с помощником направились на второй этаж. На первой же ступеньке Курт замер, вслушиваясь: ему почудился тихий шорох, словно кто-то осторожно переступил в кухне; однако звук не повторился, а Бруно, судя по недоуменно-вопросительному выражению на лице, ничего не слышал. Подождав еще пару секунд и не заметив более ничего подозрительного, Курт передернул плечами и легко взбежал наверх.

Мюллер сюда не поднимался, посему представлений о расположении помещений в этой части старой мельницы у Курта не было никаких. Лестница вывела в коридор, во многом похожий на тот, что был внизу, только из этого вели четыре двери.

Снова прислушавшись и не уловив ничего настораживающего, следователь подошел к ближайшей — лишь с тем, чтобы обнаружить за нею пустую и, судя по слою нетронутой пыли, нежилую комнату. За следующей дверью оказалось что-то вроде лаборатории: на чисто вытертых полках на стене были разложены мешочки с травами и расставлены какие-то пузырьки, на столе в строгом порядке выстроилась разнообразная алхимического вида утварь. Были здесь и книги, но люди отсутствовали.

— Тут надо будет хорошо порыться, — одними губами шепнул Бруно, и Курт согласно кивнул, направляясь к третьей двери.

Здесь господ инквизиторов вновь постигла неудача: помещение оказалось чем-то вроде кладовой, где был свален различный хлам, возможно, стащенный туда со всего дома.

Ханна Мюллер обнаружилась в последней из комнат, когда Курт уже почти уверился, что малефик со второй куклой или отлучился, или готовит хитроумную ловушку. Дверь была самую малость приоткрыта, и майстер инквизитор смог рассмотреть происходившее внутри. Девушка толкла что-то в ступке. Движения ее в самом деле чем-то напоминали кукольные: резкие, угловатые, какие-то рваные.

Малефик тоже был здесь. Тот самый Зигфрид, почти такой, каким описывал его студент, только исхудавший и со странно пустыми глазами. Впал в транс, чтобы контролировать куклу? Но не проще ли тогда самому растолочь свои травки?

Курт обернулся к помощнику, без слов, одним взглядом давая понять: «мне — он, тебе — она». Бруно кивнул, и Курт резко распахнул дверь, одним прыжком оказавшись в трех шагах от Зигфрида. Традиционное «Святая Инквизиция, всем не двигаться» он решил опустить: подобное звучит убедительно при наличии за спиной зондергруппы с арбалетами, а при столкновении двое на двое с малопредсказуемым противником куда важнее не потерять лишнюю секунду, чем соблюсти формальности. Он выбросил вперед руку с кинжалом, целя рукоятью в висок малефика, но тот на удивление ловко отшатнулся и вскинул руки, закрываясь от удара; правда, сделал он это хоть и стремительно, но неловко, словно не видя, откуда и какая точно угроза на него надвигается. Рукоять не достигла цели, но одна из ладоней колдуна наткнулась на острие, глубоко пропоровшее кожу. Брызнувшая кровь попала Курту на подбородок и воротник, и он чуть поморщился, одновременно сдвигаясь на шаг в сторону и выхватывая второй кинжал.

Еще прежде, чем он закончил свой маневр, за спиной послышался шум и оглушительный чих Бруно, за которым последовали явственные звуки борьбы. Поверить в то, что такое рычание могло вырываться из глотки хрупкой девушки, было трудно, но за годы службы майстер инквизитор многому разучился удивляться. Он вновь попытался достать малефика, полагая, что кукла перестанет представлять опасность, как только ее хозяин потеряет сознание; однако тот опять ухитрился увернуться, бросив в нападавшего какой-то тряпкой, да так метко, что один из кинжалов в ней запутался, а второй оказался на секунду вне поля зрения владельца. Курт с яростным шипением стряхнул с клинка кусок плотной материи, оказавшийся сдернутым с кровати покрывалом, и едва увернулся от летящей в него каменной статуэтки.

А в следующий миг в воздухе свистнуло (Курт рефлекторно отшатнулся от очередного летящего предмета), и не в меру ретивый малефик обмяк, закатив глаза. Тотчас стихла и возня за спиной.

— Зараза, — тихо выдохнул майстер инквизитор, волчком развернувшись к двери и столкнувшись взглядом с Петером Мюллером.

— Простите, майстер Гессе, — с чуть виноватой улыбкой проговорил тот, входя в комнату, — я подумал… вдруг вам понадобится помощь? Я ведь видел, во что может превращаться моя сестра…

Курт глянул сначала на Зигфрида: тот был в беспамятстве, в кое его, несомненно, отправил брошенный метким студентом небольшой каменный шарик. Кажется, нечто подобное они видели в лаборатории.

Затем он перевел взгляд на помощника и девушку. Ханна Мюллер лежала в глубоком обмороке, одна рука была неестественно вывернута, но иных видимых повреждений на ней Курт не заметил, чего нельзя было сказать о Бруно. Тот сидел на полу, привалившись к стене и тяжело дыша, из разбитой губы сочилась кровь, на запястье виднелись глубокие царапины, из которых тоже вытекали крупные алые капли, а все лицо было присыпано каким-то мелким порошком и залито слезами.

— Что за дрянь она толкла в этой… ступке, хотел бы я знать, — прошипел помощник, пытаясь протереть все еще немного слезившиеся глаза. — Ни смотреть, ни дышать невозможно!

— Не трогайте глаза, святой отец, прошу вас, — Мюллер уже присел возле Бруно и торопливо рылся в поясной сумке. — Сейчас… Не могу поручиться, но подозреваю, что сей порошок может быть весьма ядовит, а потому последнее, что стоит делать, — втирать его сильнее.

Студент извлек из сумки кусок чистого полотна и какой-то пузырек и со знанием дела принялся приводить помощника следователя в надлежащий вид. Курт же вернулся к оглушенному малефику и позаботился о том, чтобы, очнувшись, тот не имел возможности брыкаться.