- Нам туда, - как жезлом, показываю внутрь.

- А вдруг там бомжи спят? - Полина крутит головой и находит кусок деревянного бруска.

- Тогда постараемся не разбудить. Брось палку, руки занозишь.

Внутри тихо и прохладно. Несколько ступеней деревянной лестницы провалены. Я прыгаю козочкой вперед и даю Поле руку. Чердачный люк закрыт, но замок не заперт. Сдвигаю в сторону и толкаю квадратную дверку. Слышатся взмахи крыльев, и все стихает. Темно. Несколько крупных лучей из пробитой шиферной крыши высвечивают миллиарды пылинок.

- Мы зачем сюда пришли? - держится Полина за мою руку.

- Мои навыки отрабатывать. В твою пользу.

Я иду в угол. Глаза привыкли к полумраку. На битом стекле лежит дохлая кошка. Еще не скелет, но шкурка уже сходит. Стекло разномастное. А рядом с кошкой застарелые человеческие результаты большой надобности.

- Фу, какая гадость, - передернуло Полю, - Маша, зачем мы здесь?! О чем ты думаешь?

- Мы пришли. Теперь надо действовать на месте. А думаю, как связана кошка, стекло и какашки.

- Да как они могут быть связаны? Кошка нажралась стекла, обделалась и умерла? Или кто-то увидел кошку и обделался? Чушь какая-то.

- Вот именно. Все, что ты видишь, вызывает отвращение даже у бомжей. Стекло и оконное, и от пивных бутылок. Много и мелкое. Для создание угрозы. Остальное для отвращения.

- В этом тут преуспели. Что будешь делать? - Поля все время оглядывается на просвет люка.

- Как что? Ковыряться в кошке и какашках.

Я улыбнулась Полиному выражению и присела на корточки. Железный пруток не- удобен для таких дел. Кошку откинула в другой угол, а для остального взяла большой кусок стекла. Ниже идет замазка из смеси опилок, мякины и глина. Когда-то твердая, она уже рассыпается в труху. Пруток натыкается на что-то мягкое. И рядом звякает глухо металл. Я раскапываю уже руками. Боюсь порезаться. Показались ручки. Дергаю. Перед нами старая сумка коричневого дерматина. Перевязана накрепко в двух местах проводом. С ним пришлось повозиться.

Я встала, повернулась к Поле и открыла: «Доставай».

На свет появился пакет на полкилограмма с зеленым крошевом какой-то травы.

- Конопля, - тут же определила подруга, - ничего себе схрон.

- Брось. Вытаскивай дальше.

В белом непрозрачном пакете сразу угадывались деньги. Мы развернули.Двадцать пачек десятидолларовых купюр, перетянутых резинками. Поля молчит и смотрит на меня. Я молча оставляю в ее руках пакет и разворачиваюсь ковырять дальше. Объемистый и тяжелый сверток. Даже через брезент угадывается автомат.

- Какие-то бандиты, - шепчет Поля, - давай все бросим и уйдем отсюда.

- Все не бросим. Деньги забирай. Остальное я присыплю. Бандиты у тебя отжали, ты у них. Равновесие, однако.

- Мне страшно, пошли быстрей.

Мы спускаемся в люк. Почти бегом вырываемся по гнилым ступеням на улицу. Щуримся на свету по сторонам. Никого нет.

- Все хорошо, - глажу я по плечу Полю, - вот, ты посмотрела, как это работает. Мне руками трогать найденное нельзя. Поэтому больше про деньги не вспоминай. Сейчас идем домой тем же маршрутом.

- Как же это? - после молчания по дороге начинает она, - ты клады можешь искать?

- К обогащению это не имеет никакого отношения. Было разрешение тебе помочь, я его использовала. Теперь дело за тобой. Бизнес хотела?

- На двадцать тысяч зеленых можно две квартиры в Москве купить. На окраине. Или одну приличную. Ой, поверить не могу. Будто не со мной все.

- Надо заземлиться. Сейчас придем, поедим. И поверишь.

Дома Вера Абрамовна открыла дверь и положила руку на грудь.

- Долго сегодня. Я уже беспокоюсь.

- Гулять ходили. Навыки отрабатывали, - снимаю я кроссовки и иду в ванную.

- Верочка, представляешь, что было! - шепотом говорит Поля, прижимая пакет к себе, - вот, деньги нашли.

- Ну, нашли, значит, надо было найти, - Вера Абрамовна дарит легкую улыбку, - спрячь и никому не показывай.

Полина очень быстро свыклась с новой реальностью. Всякое в жизни бывает. Ее не подставили или использовали, как часто бывало. Напротив, приютили, успокоили да еще и деньги нашли. Пусть даже таким экзотическим способом. Червячок сомнений все же был. КГБ запросто мог устроить спектакль. Комар носу не подточит. Целесообразность? Совсем необязательно проводить крутые операции. Молодежь тренируется, нужны объекты для обучения. Слышала она многократно про такие вещи, слежку без причин и прослушку доводящую граждан до паранойи.

Только вот нет уже того КГБ. Это Полина тоже знает прекрасно. Коммерческий интерес к ней исчерпан. Политический тоже. Ей впору по телевизору выступать, как жертве режима, а не от оперативников шарахаться. Да и где они?

Да, используют подлые методы, но у многих сотрудников намерения были вполне чистые. Люди защищали свою страну. И сейчас таких патриотов некто Бакатин убирает, даже уничтожает. Есть представители разных сил и внутри КГБ. Об этом она тоже знает. Сейчас командует какая-то не такая группировка.

Не так давно она встретила на улице опера, который ее допрашивал когда-то. Он смутился сначала. А потом они сидели на лавке, и он объяснял ей свою правду. А она его утешала от несправедливости и беспомощности. Вместе они решили, что все пошло и не в ту, и не в другую сторону, а в третью, совсем чужую, как кусок серого льда. Без всяких шансов на спасение. «Не сошлись наши правды, - вздохнула она тогда, - не дали сойтись. А теперь мы не просто порознь, так еще и бестолковые». Она умная и сразу увидала, что не будет никакой народной власти. Будет клоунада, спектакль для электората. И ничего более.

Червячок сомнений погрыз и стих. Полина умеет дружить. Не как женщины, а по- настоящему. До смертельного риска и самопожертвования, до прощения и возвращения через годы. И сама такую дружбу ценит.

Ей стало стыдно за сомнения. И Полина решительно настроилась на деловой лад. В банке поменяли сто долларов. Были закуплены разные вкусности в магазине за Волковским театром. Этот особый магазин для богатых поставили сразу в начале парка. Посетителей мало. Цены так огромны, что обычный человек не купит ничего даже побаловаться. Поля набрала красной рыбы, сыров, фруктов, орехов, шоколада и восточных сластей на все наличные. Доллар сейчас скачет немыслимо. Две, а то и две с половиной тысячи рублей стоит. На Машину стипендию в пять тысяч можно купить два доллара. Или жить месяц. Скудно, но хватит на еду.

Стол получился шикарный.

- Вы меня, девочки, простите, - начала она разговор за ужином, - так все неожиданно получилось. Когда сама отдаешь, то вроде так и надо. А когда получаешь, то такая буря душевная! Непривычно очень. Я безмерно благодарна за все. И знайте, в любом случае для вас сделаю, что смогу.

- Ладно, не смущай нас. Правда, Маша? - Вера Абрамовна смотрит на меня.

- Конечно. Лучше скажи, чего надумала? - кусаю я бутерброд с семгой и сливочным маслом.

- Присматриваюсь еще. Но мысли такие. Я очень жалею, что не было возможности у Руслана понять вас и сделать хоть что-то. Мне кажется, для меня путь тот не закрыт. Хочу уехать в Питер. А там видно будет.

- Все-таки думаешь о загранице? - Вера Абрамовна шуршит шоколадной оберткой.

- Думаю. Сейчас выпускают. Больше скажу. Давно на обсуждении проект об отмене выездных виз. Уверена, в конце концов его подпишут. Да и без него можно уехать в Финляндию или Швецию. Но сначала попробую сама дела делать.

- Не страшно? - я подпираю кулаком подбородок.

- Страшно. Время нужно отсидеться. Но я все равно попробую.

- Поля! - озарила меня внезапная мысль, - есть у меня один знакомый из банковской сферы, бывший кэгэбэшник. Можно его попросить о консультации. Он хороший мужик. Обязательно подскажет нужное. А то и защитит. Давай сведу.

- Ты чувствуешь, что надо? - доверчиво глядит она.

- Я чувствую, что с той стороны есть движения ко мне. Неопасные, - смотрю я в сторону.