- Так разве можно? - улыбнулась тетя Наталья.

- Если способность к слуху есть, то можно. Я художник. Мне проще видеть, чем слышать. Я всматриваюсь в каждую песчинку, морщинку, прожилку. Обычный человек не видит, а я вижу. Что это, как не сверхчувствительность?

- Но они же всякие поля видят.

- Дело тренировки и, по началу, условий. Есть и поля, и потоки энергий.

- Как здорово!

- Ничего хорошего, - вздыхаю я, - такой объем информации будет проклятием для человека. Это очень тяжкое бремя. Если бы нельзя было отключаться, то жить в нашем мире для людей стало бы невозможно. Все сойдут с ума.

- А ты видишь?

- Сейчас начну. Закрывайте глаза и лежите спокойно, без разговоров, что бы не происходило.

Я вхожу в состояние видения. Черные прожилки опухоли приникли в печень, в кишечник. Можно облегчить. Можно оттянуть. Исцелить здесь и сейчас нельзя. А когда можно? Надо активировать матрицу Путей.

Я ложусь на пол и вытягиваю вверх руки. То же самое положение, когда я применила ее. Оно и стало элементом ключа доступа. Со временем, может, я научусь вызывать ее по-другому, но пока так. Зеленые прожилки выстраиваются в сеть вариантов и возможных событий. И везде одно и то же. С разницей в несколько месяцев. Смерть.

Но есть одна ниточка, когда жизнь продолжается.

Я встаю с пола. Растираю руками лицо. В дверях прячется Вера Абрамовна. Наталья спит, тонко посапывая.

- Что? - спрашивает Наставница.

- Ой, задремала, - завертела головой тетя Наташа, и с трудом уселась на кровати, - Вера, чашки возьми там. Чаю попьем. А то голова пустая стала, будто все мозги вытащили. Машенька, как мои дела?

- Плохо. И недолго осталось, - сажусь я на массивную табуретку с истертой коричневой краской.

- Совсем ничего нельзя сделать? - Вера Абрамовна зябко охватила себя руками.

- Есть условия, при которых можно попытаться жить дальше. Не очень обычные, но других не вижу.

- Говори, Машенька, не бойся меня испугать. Выбора-то нет, - тетя Наташа опустила голову.

- Тогда слушайте, - смотрю я в пожелтевший потолок, - нужно срочно уехать отсюда. Прямо завтра. Не менее ста километров. Если в нашей области, то подходят Борисоглебский и Переславский районы. Еще Некрасовский, но он опасно близко. Все бросить и только в одежде уехать. И одежду там сжечь. Новую взять.

- Куда уехать? - растеряно спрашивает Наталья.

- В деревню или хутор. Или в лес. Второе условие: нельзя здесь появляться ни при каких обстоятельствах. На тридцать километров к Ярославлю не приближаться. Третье условие: от обучения детей отказываться нельзя.

- Это как же? - Наталья подняла голову, - в глухой деревне школ нет.

- А вот так же. В маленьких городах появляться можно. Но не надолго. Работать там нельзя. В больших и появляться нельзя. Не строго, но очень нежелательно. Четвертое условие: почти полгода лечиться придется. На месте. Грибами и травами.

- Маша, может, более подробно что-то видно? - Наставница кладет руку на плечо Натальи, - сейчас такое время сложное, а человек больной, слабый.

- Технических подробностей нет. Но скажу, что если путь открыт, то значит, возможности его достижения есть. Надо их искать, а не препятствия. И время мало. Через неделю уже поздно может быть.

- А руками ничего нельзя сделать? - Наталья пускает слезу.

- Нельзя, - отрезаю я, - и никто ничего не сделает, кроме диагностики.

- Сколько осталось? - Наталья плачет.

- Месяц, самое большее.

- А давайте чай пить, - Вера Абрамовна загремела чашками, - заодно и обдумаем все. Маша, шоколадку разверни, для тебя брали.

Все засуетились. Наталья уселась за стол. Я налегаю на шоколад. Силы ушли. Печеньки овсяные тоже без внимания не остались. Слезы у учительницы высохли.

- Маша, совсем ничего брать нельзя?

- Ничего.

- А фотографии?

- Ничего. Тем более фото.

Наталья достала свернутую карту Ярославской области, но там мало, что понятно.

- Что надумала? - спросила Наставница.

- Поеду, - Наталья вонзила стальной взгляд в одну точку, - чем в этом бараке загибаться, хоть умру на природе, среди травы и бабочек. К тому же с вашего волшебного сока легче. Что это за гриб?

- Земляное масло, - отвечаю я, - вам очень повезло, что сейчас начало мая. Пролечитесь по полной программе.

- Маша, раз ничего брать нельзя, - Наталья подошла к полке, - возьми вот это, на память.

У меня в руках золотая цепочка, с кулоном и нанизанными двумя обручальными кольцами. От них очень плохие волны.

- Не возьму. Сдайте в ломбард. Деньги на билеты будут.

- Память же.

- В ломбард, - я непреклонна, - или завещайте в гроб положить, коль решили оставить.

Картина бывшему разведчику Ивану Ивановичу, а сейчас главному консультанту большого банка Сергею Георгиевичу очень понравилась. «Отдыхаешь душой, - говорил он гостям и знакомым, - нет времени махнуть на рыбалку, а тут посидишь, посмотришь, будто мозги новые вставили. И сил прибавляется. Художникарекомендовать, увы, не могу. Считайте, что специалист по нашей линии». И новоявленный буржуй сразу понимает, что не все за деньги купишь. Некоторые вещи как были не для всех, так и остались.

Месяц выдался удачный. И для банка, и для возглавляемой консалтинговой конторы. Удалось внедрить своих людей в филиал «Русского Дома Селенга», и не только. Заключен даже договор на сотрудничество за очень хорошие деньги. Комсомольские ставленники решили пощипать стадо, которому столько пели про счастливое будущее? Пусть. Не они, так другие. Но рисковые ребята. Думают, раз негласно кивнули, кто имеет право кивнуть, так можно все? Знали бы больше, поняли, что они просто жертва, которую кормят перед закланием.

А народ? Да нужны ли ему деньги? Как дети малые. Взросление тяжело дается. В телевизор все пялились днями и ночами, дебаты, депутаты, программа «Взгляд». Никто же не молчал. Сам Горбачев лично сказал по ТВ, не таился, что на руках у населения огромная денежная масса, которую надо изъять. Только еще не придумали, как. Придумали! Но павловская реформа и блокировка накоплений в сберкассах никого не проняла. Самое время повторить. Только уже «без участия государства». И вот этот процесс надо контролировать полностью. И у них получилось. В Ярославской области ставка пока на «РДС». Где-то начинает лютовать «Хопер-инвест». Но этого мало. Готовится мега проект. Уже завербованы создатели питерского кооператива «МММ». Но никто не уйдет. И денежки не унесет. А следить за этим будет он, Сергей Иванович. И такие же по всей необъятной стране.

Приятные мысли прерваны визитом. Надо и о благотворительности думать. «К вам Колышкин, из музея, - объявил секретарь Гриша, - и с ним еще один, тоже краевед».

- Добро пожаловать, - развел руки в стороны Сергей Георгиевич, - вот она, наша история в лицах. Очень рад, что на фоне всеобщего хаоса есть энтузиасты и преданные своему краю люди.

- Здравствуйте. Вот, пришли, - директор музея Колышкин поправил тонкие круглые очки.

Все его выражение говорило, что есть такие люди. Только живут они бедно и хотят кушать.

- А вы сотрудник? - Сергей Георгиевич указал на кресло второму.

- А это наш действительно энтузиаст, краевед Вячеслав Николаевич, - спохватился Колышкин, - у него есть очень дельные мысли.

Длинноногая секретарша принесла поднос с кофе и печеньем. И пиалой зеленого чая для самого Консультанта. И две чашки с черным.

- Позвольте, я начну, - Вячеслав Николаевич неловко держал чашку двумя руками, - есть идея создать нечто вроде русского заповедника. Среди всей этой американизации такое вскоре потребуется.

- Резервация с крестьянами, что ли? - не понял Консультант.

- Не совсем. Мы возьмем классическую деревню с купеческим прошлым. Отремонтируем дома. В каждом будет какой-нибудь музей.

- И что на примете?

- Есть один кандидат наук. Некрасовед. Экспедиции в одиночку делает. По его работам выходит, что лучше Вятского не найти.