Лис вздохнул и снова задумался. Сюань Ли… Он хотел убить своего брата чужими руками. Что же, то же самое произошло с ним самим. Лис вгляделся в пространство и увидел братца Ли, лежащего на циновке, жизнь едва теплилась в его израненном теле. Врач суетился вокруг. Ирония судьбы: братец Ли, плетущий интриги против брата, сам пал жертвой чужого коварства. Мысли Сюань Ли сейчас путались, как клубок змей. Боль от предательства Лунцао смешивалась с телесной болью, лишая его понимания произошедшего.

Лис усмехнулся. У дорогого братца будет время подумать об этом. Время для размышлений, время для раскаяния, если, конечно, ему хватит мужества взглянуть правде в глаза. Может, близость к смерти станет тем самым толчком, который заставит негодяя переосмыслить свою жизнь, свои поступки и своё отношение к брату?

Между тем Гао Шаньцы был всю дорогу хмур и задумчив. Он давно понял, что в семействе Сюань тот, кто сейчас ехал рядом с ним, презираем и ненавидим. Он занимал самое неудобное помещение в доме и самое последнее место на собраниях семьи. Он ехал на самой худшей лошади в конюшне, и когда он влезал на лошадь, конюх отвернулся, вместо того, чтобы поддержать ему стремя. От помолвки с ним презрительно отказалась его сестра, а он не посмел даже возразить. С ним почти не разговаривал отец, а слуги не хотели обслуживать его.

Однако если Гао Шаньцы хоть немного разбирался в людях, а он разбирался, то перед ним, безусловно, был довольно странный человек. Образован и сведущ в истории и литературе, ведь он сразу назвал старухе Инь допотопную хронику и не ошибся. Его осанка выдавала величие, а манеры были манерами истинного аристократа. Он не показал и малейшей растерянности, когда старуха Инь поведала всему собранию свой сон, лишь немного удивился её рассказу, но испуган вовсе не был.

И сейчас, увидев раненного брата, он ничуть не взволновался, а ведь тот — его основной соперник в праве на главенство в доме. Этот человек ведёт себя спокойно и разумно, в нём нет ничего, что заставило бы назвать его ничтожеством. А главное: что теперь будет? Если Сюань Ли поправится, сможет ли он управлять семьёй или окажется убогим калекой? Сестрица-то Шаньгуань, похоже, и впрямь поспешила…

Вызывало удивление и то, что этот человек столько спокойно возвращается в академию, хоть там его ждет поединок с непобедимым Хань Юем. Это почти верная смерть, однако на лице его не заметно ни тени страха, ни отголоска беспокойства. Он хладнокровен и невозмутим.

— Простите, господин Сюань, а правда, что по жеребьёвке вашим противником на турнире станет господин Хань Юй?

— Да, правда, — Сюань Си зевнул.

Лис безошибочно читал мысли Гао Шаньцы и даже в какой-то мере готов был отдать ему должное. Этот человек умел подмечать незаметное, и верно анализировать замеченное. Жаль, что у него не было ни совести, ни чести, ни сердца, и он, несмотря на умение понимать многое, пока не понял важность этих вещей.

По дороге Лис примкнул с Гао Шаньцы лишь затем, чтобы надежный и незаинтересованный свидетель мог бы подтвердить, что он выехал с постоялого двора матушки Лян и, никуда не сворачивая, доехал до места покушения. Пока Лису от Гао Шаньцы ничего больше нужно не было. Пока.

— А вы не боитесь, что он одолеет вас?

— Что изменится оттого, что я буду бояться? — вполне резонно вопросил Сюань Си Гао Шаньцы.

Гао решил больше не задавать вопросов, однако тут заговорил Сюань.

— Я полагаю, господин Гао, вам стоит по приезде сразу известить вашу сестру о случившемся несчастье с её женихом, ведь она наверняка будет волноваться отсутствием известий от него. Если вы соберетесь написать ей, я бы присовокупил к вашему сообщению своё письмо отцу. У меня нет слуг, и нам проще послать с письмами одного нарочного. Не находите?

В этом предложении не было ничего неразумного, и Гао кивнул было, но тут же вспомнил.

— Я совсем забыл! Ваш батюшка незадолго до моего отъезда сказал, что они готовят повозку, намереваясь направиться в столицу. Приедет ваша матушка, ваша сестрица Цинмэй и моя сестра Шаньгуань. Они намеревались посмотреть турнир. Выехать все должны завтра, и потому в письмах нет необходимости. Да и Сюань Лунцао, думаю, вернувшись домой, всё расскажет вашему отцу и матушке.

Если Сюань Си и удивился, то виду не подал.

— Даже так? Тогда, разумеется, писать не стоит.

О приезде в столицу госпожи Циньин Лис знал, но зачем она тянет за собой всю семью? Хочет полюбоваться, как ненавистного пасынка убьют на ристалище? Или хочет показать супругу все ничтожество его старшего отпрыска, сынка ненавистной Фэйлянь? Выходит, поручая Лунцао убить его, она не очень-то верила в успех? При этом Лис полагал, что Лунцао не решится вернуться в поместье. Госпожа Сун Циньин была не из тех, кто прощает подобные оплошности слугам. Да и как Лунцао сможет оправдаться? Его послали убить ничтожного Сюань Си, а он замахнулся на хозяйского сынка Сюань Ли?

Впрочем, Лиса это не волновало.

В час Лошади Гао Шаньцы и Сюань Си въехали в столицу. Центральная улица вела к Тайсюэ, академии для детей аристократов и крупных чиновников. Тайсюэ была огромным комплексом, занимавшим целый квартал. Здания были спроектированы с имперским размахом, и, величественно возвышаясь над городом, словно древний страж, Тайсюэ являла собой живую историю, высеченную в камне и дереве. Её стены, сложенные из серого, поросшего мхом кирпича, хранили безмолвные свидетельства столетий знаний и амбиций. Высокие, устремленные ввысь пагоды, увенчанные загнутыми вверх краями крыш, казались взлетающими в небеса.

Вокруг академии простирался обширный сад, полный умиротворяющим журчанием ручьев и пением птиц. Вековые сосны, скрученные временем в причудливые формы, отбрасывали густые тени на мощеные дорожки, ведущие к многочисленным корпусам и павильонам. В прудах, усыпанных лепестками лотоса, неспешно плавали карпы, их яркая чешуя сверкала на солнце.

Внутри Тайсюэ царила особая атмосфера: аромат благовоний смешивался с запахом старых книг и чернил, создавая неповторимый букет. Тихие голоса учеников, читающих наизусть древние тексты, эхом разносились по просторным залам.

Дадянь, главный зал, где проводились церемонии, государственные экзамены и официальные мероприятия, окнами выходил на храм Конфуция, где ученики совершали ритуалы и изучали конфуцианскую философию. Библиотека, Цаншулоу, хранила бесценные коллекции книг, как классических, так и современных, дальше шли просторные, хорошо обустроенные общежития для студентов.

Тайсюэ формировала будущую элиту общества, воспитывая в учениках высокие моральные принципы, знания и навыки, необходимые для управления страной. Обучение в Тайсюэ было символом высокого социального статуса и открывало двери к успешной карьере

Сюань Си и Гао Шаньцы расстались около общежитий, вежливо распрощавшись. Лис по воспоминаниям покойника нашел свои покои, и, войдя, окинул взглядом кабинет. Тяжелые портьеры, приглушающие свет, резной стол из черного дерева, украшенный замысловатой инкрустацией, свитки с древними текстами, аккуратно разложенные на полках. Конфуцианские классики, история, каллиграфия, литература, поэзия — всё здесь дышало стариной, но Лису этот запах показался немного затхлым.

Все предметы, используемые Сюань Си для письма, были окружены любовью. Покойник, оказывается, обладал недурным вкусом, он явно ценил только утилитарную значимость вещей, но и внешнее изящество. На столе красовались тушечницы из белого нефрита, яшмовые чашечки с водой для увлажнения тушечницы, камни для растирания туши, кисти с ручками из носорожьего рога, палочки ароматной туши и резные стаканчики для кистей из слоновой кости.

Видимо, это для покойника были подлинно дорогие вещи… Любимые…

Лису взгрустнулось, и он решил немного вздремнуть, что и осуществил немедля, плюхнувшись на кровать и свернувшись калачиком. Однако тут же привстал и замер, уйдя взглядом в пространство.