— Действительно. Но ты не думай худого, не смеялся я над тобой, действительно не мог дорогой прямохожей провести, ничего не опасаясь. И меня какой-нибудь зверь растерзать попытаться может, да и… не только зверь. Ты же им никто. — Он указал на широкий каменный козырек, возникший у одной из скал. — Теперь пойдем быстро, не таясь.

— И что же? Нет в этом лесу того, кто хотел бы зла Кощею? — спросила Злата чуть погодя и уже во всеуслышание.

— Отчего же? — Кощег помрачнел. — В здешних лесах много старого колдовства сгинуло. Самих колдунов — никак не меньше. И далеко не все из них сторону Кощея в давней войне приняли. А есть и богатыри, что убить его желали больше жизни собственной, да так и не нашли пути к озеру.

— Призраки?

— Если б… плоть и кровь в них осталась, да только уже не человеческая.

Злата вздрогнула.

— Ну вот что с тобой, душа-девица? — Кощег заглянул ей в глаза. — Опять обо мне чего подумала?

— Да нет… просто, — пробормотала Злата и отвела взгляд.

— Я слово дал отвести тебя к озеру, а я не царь какой человеческий: обещаниями и клятвами никогда не разбрасываюсь.

— Я в тебе, Кощег, не усомнилась, зря возводишь на меня напраслину, — сказала Злата и вздохнула. — Подумалось просто…

— И что же?

— Ты ведь обещал меня не в сам замок отвести, а к нему лишь. Ну вот теперь и думаю, как дальше буду, — она попыталась произнести спокойно и безразлично. Насколько слышала, удалось это. Вот только внутри все обмерло.

— Ну… как-нибудь, — ответил Кощег.

— Это означает, ты со мной в замок не пойдешь? — спросила она прямо. Ох, и не хотелось, а прояснить все равно нужно.

— Именно… и, — он помолчал несколько томительных ударов сердца. — Если ты попадешь в руки к… кому-нибудь, кто замок охраняет, тебя станут пытать кто такая да как зашла столь далеко. Если выдашь, то меня схватят и накажут.

— Я не выдам, — заверила Злата, хотя и надорвалось у нее что-то в груди после этих слов. — Что бы ни сотворили со мною, я не выдам.

— Очень на то надеюсь, — было ей ответом.

Закончилось ущелье, вышли они в совсем иной лес: невысокий, светлый. Поскольку на возвышении оказались, сумели рассмотреть и озеро большое да круглое, и сам замок посреди него. Действительно из белого камня сотворенный он словно светился в лучах закатных.

— И трех дней не минует, дойдем, — сказала Злата, обрадовавшись.

Однако при этих словах закололо в груди предчувствием близкой беды. Подумалось, и не хочется ей уже выходить к замку. Вот так идти бы с Кощегом и дальше. Плохие то были мысли, только шли они от сердца.

Да и не уверена была Злата в том, что действительно желает от Кощея избавляться. Бабушке Ягафье, конечно, хочется жить среди людей, сколько сама решит, делать, чего вздумается, без оглядки на волю хозяина замка белокаменного. И не только о себе она печется, но и о таких, как Вольх, — почти людях. Однако не все же волколаки могут обитать с людьми рука об руку. Есть и те, кого лучше за частоколом держать, иногда для острастки постреливая. То же Лихо границ знать не знает, ходит, где вздумается, только дорог боится. Ну а если выйдут из чащи действительно кровожадные чудища, которым неважно хороший человек или худой, стар или млад, злой или добрый — на прокорм любые сгодятся, даже дети малые?

— Сильно же я надоел тебе, девица, — молвил Кощег, прерывая ее раздумья. — Да оно и неудивительно: путь долгий, длинный. Я же собеседник не из приятных.

— Я вовсе…

Он мотнул головой.

— Не стоит.

Злата пожала плечами. Не имело смысла говорить и что-либо доказывать, если он уже решил, как обстоит дело. Заверениями бесконечными можно лишь настроить против себя собеседника.

— Только вот тебе мой совет: не стоит говорить «гоп», пока не перепрыгнешь, — добавил он. — Именно здесь, почти возле самого замка ходят те, кого нам опасаться следует. Тварь лесную кровожадную отогнать несложно, если не словом, то оружием. Повадки некоторых достаточно просто знать, чтобы не привлечь внимания. А вот с врагами, бывшими когда-то людьми, намного хуже обстоит дело.

— С призраками?

Кощег покачал головой.

— С ними аккурат тоже просто. Всего-то два условия: не трусить и не поддаваться искушению. Коли спокойно идешь, куда надобно, бежать не пытаешься и не кидаешься к морокам в объятия, ничего тебе не сделают.

— А эти?

Кощег тяжело вздохнул.

— Как думаешь, способен человек сорок сороков прожить?

— Нет… — Злата осеклась. — Во всяком случае живым.

— Именно, — Кощег повел плечами и принялся небыстро спускаться с холма, в полголоса рассказывая: — Человеку придется переродиться в нечто… уже совсем не людское. Все у него иным станет — тварным. И тело, и чувства, и мысли, только память не изменится. То, зачем пустился в путь когда-то, забрел в лес, к замку спешил — с ним останется и поскольку никаких новых желаний и целей возникнуть в мертвом теле не может, то следовать он станет только той, какую поставил, еще будучи живым.

— Дойти до замка и убить Кощея?

— Да. — Кощег кивнул. — Только не думай, Злата, будто найдешь ты в чудище таком себе помощника.

— Не по пути живому с мертвым? — она хитро сощурилась, на него посмотрев. — А Кощей как же?

— Тот, что в Нави — Родович, он не может мертвым быть, чего бы в сказках ни сказывали. Убьют в Яви, уйдет в Навь, в Нави погибнет, в Явь поднимется. Бессмертен он, как и души людские, только в отличие от них тело имеет неизменное. Нынешний же наместник… — Кощег задумался имеет ли право выдавать секрет. Злата молчала, боясь спугнуть откровенность возможную. Наконец, он решился: — Наместники далеко не вечны, девица, разве лишь могут сохранять тело свое молодым до глубокой старости, чтобы всегда способными быть в руки меч взять и ответить сталью на сталь ворога. Но… в том особого мастерства и умения нет. Ясно ведь, кто сторожит ключи с живой водой: бьют они из-под корней Дуба Мокрецкого, а дуб этот из Нави произрастает, в саду Кощея Бессмертного укоренился, через Явь тянется, в Правь крону раскинул.

Злата вздрогнула, представив. Сказка старая, еще в детстве рассказанная, тотчас в памяти всплыла.

— Как… игла?

Кощег кивнул.

— Игла в яйце — Дуб Мокрецкий в нашем мире триедином произрастающий. И не просто так в сказке той он в утке хранится.

«Ну да, — подумала Злата, — мир наш Род именно в облике утицы снес. Но тогда смерть Кощея…»

Однако додумать она не успела. Затрещали ветви, заорали птицы. Нечто огромное шло к ним напролом, не замечая стволов деревьев. Кощег схватил ее за руку и кинулся в заросли молодых кустов. Злата свободной рукой лицо прикрыла, глаза спрятав, однако кусты будто расступились перед ними, ни одна веточка ее не задела, не поцарапала.

Бежать под гору легко было, вскоре звуки страшные стихли, а затем и Кощег на шаг перешел.

— Кто… это был? — спросила Злата.

Кощег пожал плечами.

— Мало ли? Я не знаю всех здешних обитателей, — признался он. — Но встречаться с таким очень уж не хотелось.

— Да уж… — Злата нервно хихикнула. — Но ты не договорил. Про наместника.

— Ох, да чего здесь сказывать? — проронил он, вздохнув. — Все, как у ваших царей человеческих, разве только срок у наместников больший и сила дольше сохраняется. Ну и еще очень редко переходит замок белокаменный по наследству. Обычно, когда нужно уже в Навь уходить, приносит в замок Ворон мальчонку с младых ногтей седого, с младенчества Кощею завещанного. А там уж и начинается его обучение, после поединком оканчивающееся.

— Вот как?

Кощег руками развел.

— За столько лет и зим, сколько с войны миновало, всякое случалось. Но обычно хватает у наместника иных дел, нежели семьей обзаводиться. Да и сложно это: мало кто из девиц по доброй воле жить с таким согласится да в глуши, пиры да ярмарки не посещая, богатством да нарядами ни перед кем не хвастая. Еще меньше девиц дойдет в самое сердце чащи. Неволить же… нельзя.