— Я просил бы ещё ресурсы для обучения корпуса волшебников до более подобающего уровня, ну и есть идея, как перекрыть столь необычное сочетание, как дроу и эльфы в деревне, посредством небольшого религиозного помешательства, — улыбнулся инкуб.

— Полагаю, с центром на тебе? Я не против. Если что, я бы даже пару проповедников умыкнула — больно церковь Ллос мерзкая.

— Мерзкая настолько, что даже культ удовольствия тебе ближе? — улыбнулся инкуб.

— Да. Даже демонетка Слаанеш в чёрном костюме с плёткой и пачкой фаллосов, которые она смазывает, чтобы засунуть тебе куда поглубже, лучше, чем культ, который превращает своих сородичей в проклятых тварей, приносит в жертву молодняк, убивает сам себя в силу хаотичности и способствует разделению дроу и эльфов. Я думаю, новый культ и церковь станут куда более прочными институтами объединения народов, чем то, что есть сейчас.

— Интересный у тебя взгляд на вещи… — Инкуб вгляделся в глаза Консэтис — холодные, но при этом красные. — Ты ведь… Ты ведь думала о таком развитии событий с самого начала…

Консэтис ласково улыбнулась, встала, посадив котейку на своё место, и сказала:

— Я знала каждый твой шаг. Несмотря на хаос, текущий по вашим венам, вы, демоны, до ужаса предсказуемы. Стремитесь к личной силе, фанатично преданы своим владыкам, абсолютно некритичны к себе и своей природе. А то, как ты соловьём разливался о плане, способствующем падению деревни эльфов, — явный маркер, что ты тогда что-то задумал. Если уж и строишь интриги, то хотя бы делай это тоньше, мальчик. Над тем, как запудрить мозги народной массе, думайте сами, не маленькие.

— А тот волшебник — он твой любовник, да? — бросил инкуб в спину Консэтис.

Та приостановилась.

— Не понимаю, о чём ты, я не столь…

— От тебя пахнет смертью и похотью. Тот явно некромант, и на нём я заметил небольшую скверну варпа, как если бы он очень близко обжимался с мощным призывателем демонической специализации.

— Ох… Чего ты добиваешься? — прикрыла глаза Консэтис.

— Да так, — инкуб обернулся точной копией того парня, разве что глаза его были с фиолетовыми прожилками.

— Пф… Ауру ты недокрутил.

— Ну… Я могу взять другими достоинствами, — развёл руками инкуб.

Консэтис же молча вышла, фыркнув напоследок.

— Эх… И вот надо тебе злить мою мать? — спросила Маэвис.

— Привет-привет, дорогая, — инкуб не стал вовлекаться в спор, обернулся в свою эльфийскую форму, подлетел к месту Маэвис и подхватил её в крепкие объятия.

— Пусти! — буркнула Маэвис.

— Нет, — после обнимашек инкуб сел на место Маэвис и посадил её себе на колени.

— Ох… Как же ты любишь играть на нервах! — подала голос уже Стелла.

— Что ж, предлагаю начать обсуждение. Будет несколько необычно, если нас заждутся…

Из палатки вышло пятеро. Две дроу выделялись на фоне трёх эльфов, а несколько взглядов со стены и вовсе выражали кристально чистое удивление.

Пленники подтянулись через несколько минут. Им даже выдали луки и мечи. Полное недоумение и тяжкое молчание встретило их за стенами.

А дальше началось роптание. Ветераны не поняли, что произошло, молодняк смутно догадывался, и разгорячённая кровь требовала крови.

— Прошу, послушайте.

Слово инкуба легло на толпу, как купол тишины на молитвенный зал.

— Итак…

Инкуб пересказал условия освобождения их сородичей, а также ультиматум, который им выставили.

— Эй! То есть ты продал нас?! — возмутился Равей.

— Продолжай… — кивнул Люпин на это недовольство.

— Ты решил не сражаться, а сложить оружие! Решил бросить все смерти твоего клана в топку и наплевать на их память?!

Люпин молчал, дожидаясь конца тирады.

— Ты решил преклонить голову перед самыми злостными из наших врагов! Заключить с ними союз! Ради чего? Чтобы спасти свою шкуру и двух дроу?!

— Успокоился? — жёстко посмотрел инкуб на прокричавшегося Равея. — А теперь послушай. Мой род потерял больше всего от дроу, я сам потерял там, в подземье, часть себя. Но я никогда бы не поставил свою ненависть, злобу и горечь утраты выше жизней тех, кого можно было спасти.

Люпин провёл рукой в сторону рейнджеров, только что вернувшихся из плена.

— Эти наши братья и сёстры — каждый из них сложил бы голову и душу в бесславной смерти, прирезанный на жертвенной площадке ради призыва демонов. Меня невозможно упрекнуть в любви к дроу, а то, что вышел такой курьёз, — это лишь игра наших богов. Если я скажу, что я их посланник, вы мне не поверите, но приходите в храм в первый день весны, и вы убедитесь в этом всецело.

Гомон поднялся, но в целом настроения были хоть и смешанными, но позитивными. От торговли эльфы отгородились не от хорошей жизни, а от того, что пройти сотни километров между деревнями было просто смерти подобно в такие морозы без магии. Проворачивать такое могли лишь друиды и паладины, собственно, они и являлись теми нитями, что стягивали общество эльфов воедино в период холодов.

Под вечер Ариэль и Сирена зашли к Люпину, пытаясь что-то разузнать, но получилось как обычно. Их явно отправили ветераны и молодняк соответственно. Нетерпеливые смертные одинаковы во всех расах и во всех мирах, поэтому инкуб относился к такому с поистине ангельским терпением.

Кстати об ангелах: довольно интересную информацию он нарыл в библиотеке, а потом и из Тенебриса. Видимо, его предположение о невозможности разума при нулевом хаосе было ложным. В памяти этого мира было несколько упоминаний существ, которые по описанию были порядком и дисциплиной в абсолюте: андрогинные, вытянутые. Вот только для смертных они были смерти подобны, буквально. Ведь одно из таких существ вошло в память народов как образ смерти, мрачного жреца.

К нему, по иронии, восходят все школы некромантии. Второй такой персонаж обнаружился, когда инкуб начал копать в историю оракула. То, что из себя представляла эта машина по описаниям, — практически идеальное когнитивное сооружение без своей воли, с чётко поставленной задачей и абсолютно без собственных амбиций. Вещь… Нет, всё же существо, столь неподверженное влиянию демонов, что, по-хорошему, проще повлиять на мир вокруг, чем на эту штуку. Как хорошо, что оно само взлетело на воздух. Хотя… А само ли?

— Эй, Тенебрис, а была ли тут какая-нибудь империя некромантов или что-то такое? — спросил инкуб по ментальному каналу.

— Хм… Ну… Вообще, я знаю лишь пару ниточек об этом. Это предание старше самого старого из ныне живущих драконов этого мира. Да и получил я его из уст драколича…

— Драколича? Это что ещё за зверь?

— А… Ну да… Постоянно забываю, что ты слишком молод. Драколич — это дракон, который отринул путь драконьего рода и перешёл под крыло смерти. На первых стадиях он просто дряхлеет внешне, как и любой некромант, а после смерти — и поверь, естественная смерть дракону никогда не грозит — он превращается в очень мстительный сгусток некротической плоти, костей и чистой магии смерти. Опасны, ненавидят демонов даже больше, чем живых, ненавидят вообще любое мельтешение. Последнего такого сожгли коллегиально, когда он разинул рот на сокровища, принадлежавшие моему пра-пра-пра-пра-пра-прадеду. В результате этот древний дракон убил трёх иерархов из металлических и двух из рода цветных. Дед тогда выжил, один из немногих, был опалён смертью, но сокровища сохранил.

— Прикольно… А как ты пообщался с этим?

— Ну… Примерно так же, как ты сейчас со мной. Но на самом деле я нашёл бракованную филактерию. Просто похоронил его по соглашению глубоко в подземье, чтобы его никто не трогал.

— А ты благороден.

— Не льсти, мальчишка. Я взял все знания старого волшебника, что смог усвоить, и поклонился учителю за них, как подобает. Без благодарности даже самый горделивый далеко не уйдёт.

— В общем, сейчас таких не существует. По крайней мере, они прикованы там, где их никто не сможет найти. Допустим. Так вот, откуда они взялись?