В прострации Люпину аж стало жалко этого наивного паладина.

— А он правда не увидел, что над ним стебутся? — громко подумал про себя Люпин.

— Любовь зла, полюбишь и змеюку подколодную, буквально, — едко прокомментировал Тенебрис.

— О, связь восстановили!

— Бип-бип-бип.

— Та стой ты. Я правда перед сложным моральным выбором и не могу понять. Он тупой или просто не понимает?

— Хм… Ну так и спроси. Я думаю, если ему прямо сказать, он более чем поймёт.

— Проверим.

Люпин прошёл след в след за молодым паладином и, не доходя до его поисковой позиции, залез на иву, что росла над замёрзшим ручьём.

— Что делаешь? — ласково поинтересовался Люпин с ветки.

— Цветок ищу, — безэмоционально сказал Равей.

— Зимой, в воде, подо льдом?

— Ну, наверное, не просто так он называется «лунный морозец»?

— Кхем… Нет такого цветка.

— Да?

— Ага. Точно тебе говорю, завтра ботанику сдаю по расширенному курсу.

— М-да…

Паладин вышел из холодной воды. В принципе, таким, как он, наплевать на холод и эти ваши болезни — по его венам струится такой объём маны, что любая зараза банально испепеляется.

— Слушай, Гэлион. Вот тебя всегда красивые девушки окружают, да и с ними ты на «ты». Скажи мне, пожалуйста, как? — с толикой отчаяния сказал Равей, присев на валун у ручья.

— Что «как»?

— Ну… Ты более опытен в этом вопросе, явно. А я уже какой год бьюсь, и всё бестолку. Лиандра даже не смотрит в мою сторону, и такое ощущение, что лишь холоднее ко мне.

— Хрен забей.

— Что?! Как? Что ты имеешь в виду?

— Берёшь и забываешь. А потом стараешься всячески её избегать. Если ты не понял, тебя отправили куда подальше только что, буквально.

— Так… Ты видел… Да…

— Ещё и слышал.

— Кхм… Ясно. Это… Прости, если занял твоё время, я пойду. Домой, наверное.

— Давай-ка ты ко мне сегодня вечерком заскочишь. Я спрошу, так сказать, у ещё более опытных, как тебе помочь. Думаю, они не откажутся.

— А… У кого?

— Ну, вот придёшь — узнаешь.

Как только я пришёл, я сразу же разбудил Ариэль и попросил привести нескольких её подруг, что так же были совращены мной. Честно говоря, мне и одной Ариэль за глаза хватало, а этих вдов я попробовал по разику, и времени на них у меня совсем нет, а вот кинуть в них молодого паладина и посмотреть, что будет, — идея крайне интересная.

Вечером я заготовил пару приготовлений, сводил в баню нашего паладина и поговорил по душам.

Самое главное, что я усвоил из этого на редкость бессодержательного, пиздастрадательного диалога, — это то, что парень переложил привычное положение дел «работаю много, значит, результат точно будет, главное не сдаваться» на женщину и пошёл в этом направлении предельно прямо.

— Короче. Я знаю решение твоих проблем. Вообще всех с женщинами. Но я не вправе решать за тебя.

— Ну, давай, я слушаю.

Мы стояли в банных халатах напротив окна и купались в лучах блестящей луны.

— Вот за этой дверью — решение твоих проблем с женщинами, всех проблем, но…

— Что «но»?..

— Если ты не выпьешь это, то идти туда не имеет смысла, — достал я гранулированный афродизиак.

— А что это?

— Таблетка, что меняет сознание и помогает мужчине принять его самые явные желания, — с улыбкой ответил я.

— И это…

— Не, не, не. Я сказал всё, что нужно, давай сам думай.

Паладин сел на лавку, удерживая шарик «лекарства» на руке.

Подумав минут пять в полном оцепенении, он наконец решился. Просто закинул таблетку в рот, резко зашёл в комнату, а вот дверь закрылась уже без его помощи.

Стоны стояли такие всю ночь, что я думал, там кого-то убивают.

Секс, впрочем, не блестал чем-то новым — обычный, жаркий, пылкий, но парень явно опыта раньше не имел. Я потерял интерес после десяти минут того, как посмотрел, что происходит в комнате через духа.

А вот следующее утро было просто прекрасным. Такую непередаваемую смесь эмоций на лице я видел впервые.

— Я грязное животное… — обречённо пробормотал паладин, когда увидел, что я подошёл к нему, стоящему в банном халате перед окном.

— Про «похотливое» ты забыл упомянуть, — ехидно заметил я.

— Да… Это тоже.

— Ну и как, понял?

— Всё это время… Это всё… Это всё, что я хотел от женщины?.. Не понимаю, — в прострации паладин смотрел в одну точку, куда-то на раме окна.

— Не… Ну… Хотел ты явно сильно: пол ночи наполнять комнату стонами от экстаза до пощады — это уметь надо.

— Кхм… Попросил бы тебя не распространяться об этом… Но последний вопрос у меня остался. Что же мне делать с Лиандрой?

— Игнорируй её. Полностью. Скорее всего, даже не через полгода, а через пару недель она поймёт. Не что-то конкретное, а вообще всё и сразу и начнёт просить твоего внимания. А что с этим вниманием делать… Я, наверное, жесток, но я бы её просто потрахивал, когда бы мне этого хотелось, а женился бы на ком-нибудь другом.

— Ты жестокосерден, Гэлион.

— Возможно. Но знаешь, у тёмных эльфов я кое-что понял. Милосердие — это не отсутствие мести, милосердие — это роскошь, доступная сильнейшим. Когда ты вырезал весь род своих врагов, но сказал взять на попечение своим слугам грудных детей, что оторвали от хладных трупов их кормилиц, — вот это милосердие. Отказ от мести чаще всего — не благородство, а просто попытка замаскировать свою неспособность осуществить возмездие.

— Но… Но я всё равно испытываю к ней нежные чувства…

— Равей… Ты не понял. Это твоя ответственность. Это ты довёл ваши отношения с Лиандрой до того, что она воздыхает о самом слабом твоём друге, когда ты готов ради неё горы свернуть, буквально.

— Ну… Даже сложно поспорить как-то…

— Поэтому это урок будет не только для неё, но главным образом для тебя.

— И в этом ты тоже прав…

— Да не раскисай ты, — хлопнул инкуб по плечу паладина. — Всё хорошо. А остальное обязательно пройдёт.

— Ну и остался у меня последний вопрос. А откуда ты знаешь этих… развратных женщин?

— Кхем… Да нормальные это женщины, ты развратных просто не видел, — вздохнул инкуб. — Ариэль — моя хорошая подруга. У многих из её подруг нет мужа, что согреет их ложе вот уже какой десятков лет. Они тратили изо дня в день все силы на самосовершенствование, загоняя плотские желания, горькие слёзы от того, что не могут почувствовать счастье материнства, и желание тепла от близкого глубоко в себя.

— Кхем… А это…

— Трахался ли я с этими вдовами? Да.

— Ясно… Ну… Даже не знаю, что на это сказать… Как-то это неправильно.

— Равей, если ты не заметил, очень многое в нашей деревне «неправильно» как-то. Имея столь мощную магию, мы просто чахнем больше половины года, укрываясь от вьюги. Наши поселения разобщены, и нас можно уничтожать разъединённых каждую неделю, и пока мы это заметим, никого уже не останется, но при этом сообщение меж деревнями налажено, и нас даже считают отдельным государством.

— Ну… В эти дела я как-то ни разу не лез.

— Да и не надо оно тебе. Действительно лучше мечом махай и вопросов не задавай. Я сейчас серьёзно. Продуктивнее будет.

— Ладно… А что мне делать? Просто игнорировать Лиандру? Молчать как столб?

— Представь, что с тобой разговаривает тот, кого ты видеть не очень хочешь, при этом он тебе по большей мере безразличен, как и любое его слово. Первую-вторую неделю она, наверное, даже не станет подходить и обрадуется, на конец второй попытается наладить контакт на нейтральной ноте, дальше начнёт нервничать и чудить, скорее всего агрессивно. Пока не услышишь внятных оправданий, мольбы о прощении и отпущении грехов — мускул на лице не двинь в сторону её прощения. А после того как услышишь, подожди, пока каждый раз она не станет начинать разговор с такого. Потому что она должна понять, что она потеряла, а не на мимолётной женской эмоции рассыпаться в мольбах.

— А что, если она просто так же охладится ко мне?

— И такое тоже возможно, но… маловероятно.