Габриель смотрел на двор, всегда шумный и многолюдный, а теперь совершенно пустой. На часовню, стоявшую напротив дома. Дверь в часовню была отвтрена и поскрипывала на ветру. Священник умер, а нового никто не пригласил. Как же он женится на Магдалене, если церковь останется пуста?

Резко поднявшись, он подошёл к Магдалене и помог ей спешиться. Минерва вилась у ног, когда они, судорожно сжав руки друг друга, входили в замок.

— Эй, тут новый граф явился! С женой! — крикнула мадам Шани, и как по волшебству в пустом холле появились слуги. Они шли тихо и печально, будто Габриель не вернулся в родной дом, а умер и его привезли на катафалке, чтобы они могли с ним проститься.

— Ведьма будет жить у нас… — слышались голоса, — ведьма, ведьма…

— Моя жена, Магдалена де Сен-Кор, — сказал он громко, — услышу хоть одно дурное слово про нее, повешу, — пригрозил он.

Слуги притихли, молча разглядывая Магдалену. Габриель всех знал по именам, каждого помнил с детства. Болезнь прорядила их ряды, осталось менее, чем треть из тех, что были. Возможно, перепуганные болезнью, некоторые ушли из замка навсегда, но те, что остались были измождены и многие передвигались ещё с трудом.

— Нужно пригласить священника, — сказал он, когда даже шёпот стих, — завтра в часовне должна быть служба.

Молчание стало жутким.

— Никто к нам не пойдет, — наконец принёс старик, бывший егерь его отца, давно живший в замке без всяких обязанностей, потому что по возрасту не мог уже их исполнять. И как его не скосил тиф? — как узнают, кого вы привели в качестве жены, так и откажутся.

Габриель вспыхнул.

— Вот вы, папаша, и займетесь этим делом, — сказал он, беря Магдалену за руку, — чтобы завтра был священник! Или голова с плеч!

— Как прикажете, господин граф, — поклонился старик, усмехаясь в усы, — как прикажете.

Назавтра священника, конечно же, не было. Не было его и через неделю, и через месяц, и позже. Узнав, что Габриель де Сен-Кор женился на Магдалене из замка Мон-Меркури идти в замок служить обедни отказывались все, даже самые молодые и смелые. Замок Ле Керо постепенно становился проклятым местом. Торговцы старались объезжать его стороной, минестрели и всякий бродячий люд перестали стучаться в его ворота. Слуги из тех, кто ещё оставался в замке, частично покинули его, а новых набрать было практически невозможно.

Габриелю казалось, что все происходящее вокруг — страшный сон. Морок, наведенный графом де Мон-Меркури, что купил у Сатаны себе молодость. Почему он не мог проклясть и его замок? Для такого человека это просто. Даже вставать не надо. Усмехнулся, потянулся и проклял те места, куда вступит нога его дочери. Гарбриель, который мечтал о том, как вернётся к матери, как избавится от наваждения и избавит от него Магдалену, погружался во тьму все больше, даже находясь далеко от замка Мон-Меркури. Его родной дом превращался в его аналог, и Габриель ничего не мог с этим сделать.

Магдалена же, казалось, была вполне счастлива. Она расположилась в покоях его матери, самых роскошных в замке, каким-то образом наняла служанок в городе, и, пользуясь полной свободой, целыми днями скакала по лугам и лесам прихватив с собой Минерву. Ночью её тоже часто не было, и Габриель подозревал, что она не бросила свои штучки и что ночью в окрестностях замка можно встретить светло-серую волчицу, рыщущую в темноте леса. Утром в такие дни Магдалена всегда была в хорошем настроении, ничего не рассказывала, часто смеялась и гладила кошку.

— Мы едем в монастырь! — наконец не выдержал Габриель, который изо дня в день мрачнел и становился раздражительным и нелюдимым.

Впрочем, люди сами шарахались от него. Никто из его приятелей ни разу не приехал в замок, даже получив приглашение, и никто не позвал его к себе. На охоту он ездил редко, без компании ему было скучно охотиться, и все больше он сидел один у себя, листая страницы Библии, которую принёс из заброшенной часовни. Он выучил Библию наизусть и поднатарел в латыни, но легче ему не становилось.

— Монастырь? — удивилась Магдалена, но спорить не стала.

Монастырь святого Доминика располагался неподалеку, за небольшим перевалом в низких горах, больше похожих на скалистые холмы. Магдалена охотно отправилась туда вместе с Габриелем, но в монастырь их не пустили. Тиф добрался и до братии, и один из изможденных монахов просто закрыл дверь у них перед носом.

— Аббат сказал не пускать никого и не выпускать! — крикнул он.

Габриель смотрел на свою жену, устало прикрывая глаза. Магдалена только пожала плечами.

— Тут нечего делать, — сказала она певуче, будто была рада такому обороту, — давай поедем обратно?

Собственно им ничего не оставалось, как ехать обратно. Габриель был мрачнее тучи, зато Магдалена пребывала в отличном расположении духа.

— Посмотри, какая красота вокруг, — говорила она, — Габриель, тут невероятно красиво! Разве можно постоянно быть в плохом настроении? Хочешь, покажу источник с живой водой? Тут недалеко.

Габриель только мотнул головой. Он был сыт её магией по горло. Магдалена казалась невероятно красивой, глаза её сияли, а светлые волосы обрамляли милое лицо, как нимб. Но она была воплощением зла. Габриель признавал это. И он ничего не мог с этим сделать. Бог не принимал его жену, его возлюбленную. Зато дьявол… Дьявол только и ждал, когда он оступится. Габриель чувствовал это. И был все ближе и ближе к тому, чтобы оступиться.

Прошло несколько дней после их неудачной поездки к монахам, когда Магдалена утром подошла к нему и взяла за руку. Она приложила руку его к своему животу и заулыбалась. Габриель вопросительно поднял брови.

— Ты станешь отцом, Габриель, — сказала она, улыбаясь, — я знаю об этом уже некоторое время, но хотела убедиться.

Весь вспыхнув от радости Габриель подхватил её на руки и закружил по комнате. Алое её платье пламенем мелькало перед его глазами, а золотистые волосы будто солнце освещали пространство. Габриель впервые за долгое время был счастлив, и счастье наполнило его сердце, вызвав новые, прежде неведомые ему чувства.

Ребенок соединит их. Ребёнок навсегда станет частью их обоих, навсегда скрепит их союз! Он даже не думал о такой возможности, не думал, что станет отцом, не думал, что Магдалена может принести ему подобный дар!

Но это случилось. Он поставил её на пол, обнимая и приглаживая её растрепавшиеся волосы.

— Дитя — это самое прекрасное, что могло произойти, — сказал он, — часть меня и тебя. Часть нашей жизни. Магдалена, ты не представляешь, как я благодарен тебе!

— Я ещё ничего не сделала, — засмеялась она, сияя глазами.

Он почему-то подумал, что Магдалена боялась, что он не примет ребенка, но, видя его реакцию, наконец расслабилась. Все в её позе говорило об этом, а в глазах была какая-то загадка, которую Габриель не мог разгадать. Будто она не была счастлива иметь ребенка. Будто она не уверена, что ребёнок им нужен.

— Нет ничего прекраснее дитя, которое будет частью меня и тебя, которое соединит нас, — повторил он неуверенно.

Магдалена отвернулась, высвобождаясь из его рук. Отошла к окну и стала смотреть на раскинувшиеся перед замком бескрайние поля.

— Нет ничего прекраснее дитя, которое было бы частью меня и тебя, — повторила она, когда Габриель последовал за ней и сжал руками её плечи, притянув к себе.

Солнце путалось в её золотистый волосах. Габриель чувствовал, как она напряжена, но решил, что женщине непросто сказать о беременности своему мужу. Да и мужем перед Богом он ей не был. Союз не освятила церковь, и только запись в гражданской книге, которую он все же поставил, отправившись к мэру ближайшего города, говорила о том, что Магдалена де Мон-Меркури теперь зовётся графиней де Сен-Кор.

Ребёнок будет законным. Но его угнетало то, что они так и не смогли до сих пор обвенчаться.

Что нужно Магдалене для полного счастья? Габриель старался окружить её любовью и комфортом, но с тех пор, как она сказала ему о ребенке, отношения их охладели. Магдалена дичилась, пряталась от него, старалась избегать встреч, а ночами снова стала пропадать, и Габриель, просыпаясь ночью один в постели, часто слышал знакомый волчий вой. Он вскакивал, бежал на стену, чтобы убедиться, что все в порядке, и что Магдалене просто требовалась её свобода, что она не ушла навсегда. Он безумно боялся её потерять. Он ни слова не говорил ей о том, что думает о её ночных походах, он никогда не упрекал ее. Но Магдалена отстранялась все больше и больше, и с каждым днем радость, что раньше читалась на её лице, исчезала. Лицо теряло краски, будто ребенок, живший в её утробе, пил её кровь.