Норман ждал ее внизу, там, под водой. Неверный свет фонаря вырывал у ночи кусочек мостовой, где отпрыгивали от земли дождевые капли. Сара отошла подальше от света. Дальше, дальше, туда, где она видела какую-то легкую дымку.

— Норман? — прошептала она.

Ребенок снова пнул ее, но Сара не обратила внимания. Горечь утраты заставила ее вглядываться в темноту, ища знакомые черты в тумане.

— Норман! Норман, подожди меня! — закричала она, и полезла на ограждение.

Живот мешал ей и она перегнулась так, чтобы можно было бы упасть головой вниз, а не прыгать с сидячего положения. Внизу, далеко, там, где чернела вода, тоже был дождь. Капли падали в воду, как слезы, кругами расходясь по черноте воды, отражая и мост, и неверную тень Сары, повисшей над мостом.

— Сара! — услышала она знакомый голос.

Она только сильнее вцепилась в ограждение, пытаясь перекинуть через него ногу. Еще чуть-чуть, и она встретится с Норманом, и никогда, никогда больше он не покинет ее! Они будут счастливы — он, она и их малыш!

— Сара, что ты делаешь, Сара?

Тонкие пальцы схватили ее за платье, и Сара поняла, что за возможность умереть ей придется еще побороться. Она опустила ногу и обернулась, увидев перепуганное лицо Дженни. Та стояла перед ней накрашенная и разодетая, как павлин, но такая родная, что Сара неожиданно обняла ее и разрыдалась, как маленькая девочка.

— Пойдем со мной, ты совсем промокла, — Дженни сжала ее в объятьях, как сестру, утешая и гладя по мокрым волосам, — у меня тут кэб. Пошли.

Кэб ждал Дженни в нескольких шагах. Сара безропотно забралась на сиденье, не переставая рыдать. Кучер тронул, и вокруг замелькали огни, а Сара держалась за Дженни, рыдая взахлеб, и боясь, что охрипнет от рыданий.

— Что произошло? — Дженни сжимала ее руки, — Сара, Господи, скажи, что случилось? Норман выгнал тебя?

Глаза ее сияли в темноте. Сара подняла залитое слезами лицо.

— Нормана убили, Дженни, — сказала она, всхлипнув, — и мне незачем жить.

…

— Зачем ты привезла ее сюда? — старая Нэнси хлопотала по дому, а мальчишки, дети Лалы, сидели в углу и играли в кости.

Дженни растерялась.

— Я не знала, куда ее везти. Она бредит.

Сара и правда впала в какое-то забытье, и теперь лежала на сундуке, то и дело поднимаясь и вглядываясь в темноту. Она шептала какие-то слова, повторяя имя Нормана. Она пыталась встать, но тело не слушалось ее, и она падала обратно на сундук.

— Ее надо переодеть, — сказала Дженни, — иначе она умрет раньше, чем разродится.

— А что случилось? Она же жила у миллионера. Он выгнал ее?

Дженни пожала плечами.

— Говорит, что его убили. Но я не понимаю, где правда, а где ее бред.

Подняв Сару и переведя ее на единственную в доме кровать, Дженни и Нэнси раздели ее, и укутали одеялами. Нэнси пододвинула жаровню ближе, а в ноги Саре положила горячий кирпич, завернутый в тряпки.

— Отогреется, — сказала Нэнси.

Дженни попросила воды и умылась, превратившись тут же из девицы легкого поведения в юную невинную девушку. Она расчесала волосы на пробор, завязала их в узел, и села рядом с Нэнси.

— Прости, что привезла ее к тебе, — сказала она, — но мне некуда было ее везти. Я не знала, что делать. Она хотела спрыгнуть с моста, а потом начала нести такой бред... К себе я взять ее не могу, к тетушке моей тоже, та совсем плоха, а больше и некуда. Мать-то ее со свету сживет, а ей покой нужен.

Нэнси налила Дженни кружку горячего вина.

— Выпей. Да послушай меня. Ребенок этот принадлежит роду миллионеров. Нельзя потерять его. Нельзя, чтобы Сара что-то с ним сделала. Он — залог безбедного существования. Если Сара очнется, то я уговорю ее увезти его в деревню, если нет... если нет, то воспитаю сама.

— А потом? — Дженни замерла, боясь поднять глаза.

— А потом посмотрим, что можно с ним сделать. Грансильверы за него много дадут. Особенно, если он будет на них похож. Да и на мать похожий сойдет, знают же, чьего ребенка она носит.

— Зачем он Грансильверам? — удивилась Дженни.

Нэнси сосредоточенно резала морковь. Руки ее работали бысто и привычно, и Дженни засмотрелась, как она перебирает пальцами, как блестит лезвие ножа в свете свечи.

— Дочка, поверь, если у них не будет наследника, то он очень уж им сгодится. А если будет несколько наследников, то они захотят избавиться от него.

— Избавиться? — Дженни не верила своим ушам. Возможно, она все еще плохо знала жизнь, но с трудом представляла Нормана или его сестру, убивающими ребенка.

— Ребенка можно отослать и выучить под другим именем, так, что никто никогда не узнает, кто его отец. При этом держать его в поле зрения. Многие делают так. Ребенок растет в хорошей школе, и платит за него неизвестный.

Дженни кивнула. Это было больше похоже на правду. Тут Сара застонала, и Дженни бросилась к ней.

— Норман, — шептала Сара, поднимаясь на локтях, — Норман, не бросай меня, подожди! Я пойду с тобой!

…

Саманта была не в себе, или Дэвиду так казалось. На него свалилось все одновременно — организация похорон старого графа, растерянная Роза, которая не хотела его отпускать, и умоляла остаться с ней, и Саманта, то и дело строившая ему глазки. Он метался между своим домом и домом Розы, и, в итоге, вынужден был просить лорда Роберта взять Розу и миссис Грансильвер на себя. Роберт только кивнул, кинув на него сочувствующий взгляд.

Секретарь графа Лаунгтон принес ему какие-то счета, из который Дэвиду стало ясно, что граф полностью разорен, и если он не женится на Розе в ближайшие же месяцы, все имущество его, заложенное и перезаложенное много раз, просто уйдет с молотка.

Ко всем бедствиям, в доме стали собираться родственники графа. Дэвид плохо знал их в лицо и по именам, и со многими никогда не был знаком, поэтому путался и терялся. Родственники смотрели на него с подозрением, и он понимал, что скандал неминуем. Наследник графа, его кузен лорд Томас, был достаточно стар и обладал не менее склочным характером, чем сам граф. Дэвид с ужасом представлял себе, что будет, когда похороны закончатся и придет время вскрывать завещание, если таковое имеется. Он молился, чтобы завещание было, потому что не готов был к битве с кузеном.

Завещание действительно существовало. Нотариус явился через три дня после того, как тело старого графа было отнесено в фамильный склеп, а родственники, никуда не разъехавшиеся, расселись за длинным столом в столовой, чтобы выслушать последнюю волю графа Лаунгтон. Саманта села рядом с Дэвидом, и улыбалась ему так, будто они пришли не читать завещание, а как минимум объявить о помолвке. Роза тоже пришла. Бледная и уставшая, она стояла в стороне, не желая садиться за стол, и натянуто улыбнулась Дэвиду, когда он посмотрел на нее.

— Она бросит тебя, — прошептала Саманата, склонившись к нему, — а я — нет.

Дэвид дернул плечом, снова посмотрел на Розу. За спиной ее маячил силуэт Кейра Моргана. Сердце кольнула ревность. Ну конечно, он сам бросил ее в самое трудное время, когда она нуждалась в нем. Кейр же естественным образом воспользоваться ее беспомощностью, разыгрывая доброго и сострадающего друга. Роза, конечно, за каждым словом бежала к нему. Дэвид сжал губы. Ну ничего, сейчас он расквитается с наследством и кузенами, и все время и силы посвятит Розе, чтобы уже никогда больше не расставаться с ней! Он был в шаге от мечты. И ничто никогда не собьет его с этого пути. Морган отправится восвояси, забыв дорогу к дому Грансильверов, а он сам увезет Розу в путешествие. Они побывают в Париже, в Мадриде... они будут слушать оперу в Гран Опера, и смотреть танцы горцев в Пиренеях... Он еще раз обернулся и смотрел на Розу не отрываясь. От одного взгляда на нее ему становилось спокойнее и легче на душе.

— Дамы и господа...

Дэвид вернулся в реальность. Нотариус вскрыл завещание, и долго читал, что и кому из слуг завещал его приемный отец. Дом для дворецкого, дом для Саманты, деньги для экономки... все эти перечисления утомили его, он ждал, когда все закончится и отчаянно скучал. Скучал ровно до того момента, как нотариус предложил зачитать письмо графа. Он взял исписанный лист бумаги, и все замерли, заинтересованные и заинтригованные.