Саманта надула губки, отстраняясь от него и выводя его из привычных размышлений о его главном враге.

— Вам нужно знать только то, что это не вы, мистер Грансильвер, — кокетливо сказала она.

Норман усмехнулся.

— Это хорошо, мисс Саманта, я и не ищу вашей любви. Разве я собираюсь сделать вас счастливой в браке?

— Не собираетесь? — она захлопала ресницами.

— Нет, конечно, — засмеялся он, вдруг став таким красивым, что у нее дрогнуло сердце, — я собираюсь сделать вас богатой.

Она снова хлопнула ресницами.

— Это тоже совсем неплохо.

Норману нравилась эта девушка, и он кривил душой, когда говорил, что не любит ее или не ищет ее любви. Его тянуло к ней, но влюбись она в него, он бы наверняка тут же потерял к ней интерес. Ему хотелось боли, страданий и слез, ему хотелось завоеваний, измен и дуэли и, возможно смерти ради ее прекрасных глаз цвета шоколада. Пустота в его душе, образовавшаяся после смерти отца, и поселившийся навечно страх разоблачения, требовали заполнить ее чем-то, что хоть на время отвлечет его от бесконечных мыслей и снов, не позволявших ему прожить спокойно ни дня. Он боялся смотреть в глаза матери, которую сделал вдовой, он не хотел общаться с сестрой, которая все про него знала и, наверняка, презирала, он боялся Дэвида Корвела, который в любой момент мог его разоблачить... Страх и раскаяние, как две гири, тянули его вниз, туда, где можно было забыться, и, столько времени пытаясь весельем забить страх и скорбь, он наконец понял, что это не спасает его.

— Давайте поднимемся на третий этаж и посмотрим, где будут жить наши дети, — вдруг предложил он, — родители купили дом с прекрасной детской.

— Вы не росли здесь?

— Совсем недолго. Мы приехали в Лондон из Нью-Йорка, когда мне было одиннадцать лет и сначала жили в другом месте. Потом уже отец купил особняк, мне тогда было лет семнадцать. Не ребенок уже.

Саманта, не желавшая наблюдать за тем, что делается на веранде, даже если занавеска и не пропускала света, поднялась. Ее сердце сжималось от ревности и отчаяния, поэтому она подала руку своему жениху.

— Конечно, стоит посмотреть на это. Я бы сразу стала думать, как ее обновить по моде.

— Я уверен в вашем вкусе, мисс Саманта.

Норман подал ей руку.

Они медленно проследовали к лестнице и поднялись на этаж выше.

Тут было тихо. Норман открыл перед невестой дверь детской, где был всего раза два в жизни. Саманта вошла, осматриваясь.

Тут было высокое окно, и много света, на полу лежал мягкий розовый ковер, а из мебели стоял только комод, тоже выкрашенный в розовый цвет, и красивая кроватка, как сошедшая с картинки из сказки про принцессу.

— Очень красиво, — сказала Саманта, — тут, наверно, жила ваша сестра, когда приезжала на каникулы.

— Это было очень давно.

Саманта села на кровать, чтобы почувствовать, насколько она мягкая. Она нажала рукой на матрас, тот прогнулся, набитый пухом, и в этот момент Норман вдруг толкнул девушку рукой в грудь, повалив ее на покрывало, и сам лег сверху, грубо лаская ее грудь и впившись в губы поцелуем.

Саманта пыталась отбиться, но вскоре перестала сопротивляться, поняв вдруг, что страсть, которую она испытывала к Дэвиду Риглу, может быть излита в этом безумии, что приготовил ей ее жених, Норман Грансильвер. Она вся вспыхнула, сжимая его в объятьях. Она задыхалась под его телом, но готова была раствориться в нем, чтобы забыть того, кто сейчас на веранде целовал совсем другую.

— Простите... — Норман вдруг отпустил ее и уткнулся головой в перину, — простите меня, — шептал он, задыхаясь от страсти.

Саманта села, поправляя прическу.

— Вам не стоит извиняться, — сказала она, — я тоже принимала в этом участие.

Норман поднялся на локтях, пытаясь взять себя в руки. Саманта сидела совсем рядом, сводя его с ума своими формами и пухлыми губами.

— Сколько я должен ждать? — спросил он, — когда эта чертова свадьба? Через пол года?

Она дернула плечиком, и подняла руки, чтобы заправить локон в прическу. От этого ее движения он задохнулся, будто она оказалась перед ним совершенно обнаженной. Руки его задрожали, и он притянул ее к себе за талию, заставив снова упасть на перины.

В этот момент дверь отворилась, и Саманта подскочила, будто ее ужалили. На пороге стояла молодая темноволосая женщина, одетая так, что было непонятно, кто она, горничная или приживалка. Платье в темную клетку не скрывало ее беременности, а достаточно длинный нос делал необычным ее лицо.

— Норман! — проговорила женщина, шагнув через порог.

Норман сел, пригладив рукой растрепанные волосы.

— Норман... — женщина вдруг всхлипнула, как будто ее обидели, — как ты смеешь... ты...

— Кто вы такая? — спросила Саманта, боясь собственной догадки. Лицо ее побледнело, и она смотрела на Нормана, будто в первый раз видела.

— А кто вы такая? — спросила женщина.

Норман поднялся. Он подошел к женщине неспешной походой и положил руку ей на плечо.

— Сара, знакомься, это моя новая невеста, мисс Саманта. Мисс Саманта, это Сара.

Женщины смотрели друг на друга. Потом Сара закрыла лицо руками и бросилась вон, а Саманта побледнела, как полотно. Глаза ее вспыхнули, но Норман, плохо знакомый с ней, не знал, что это означает и какого демона он вызвал из ада ее души. Саманта подскочила к нему, размахнулась, и влепила ему пощечину. Потом еще и еще, пока он не сумел отбиться от ее рук.

— Ненавижу! Ненавижу! — шипела она, вырываясь из его рук, а Норман держал ее из последних сил, чувствуя, что от его силы зависит его жизнь.

Саманта вырвалась и отбежала к столику, нащупала на нем какой-то коробок и швырнула в жениха, следом в него полетел стульчик, разбивший окно и вылетевший в сад. За стулом Норман едва увернулся от зеркала, стоявшего на столике, и от набора расчесок. Саманта сыпала последними ругательствами, будто она была извозчиком, а не благовоспитанной леди. Руки ее нащупывали предметы, она швыряла их в Нормана, истошно кричала и завывала, как приближающийся смерч.

— Ненавижу, ненавижу! — то шипела, то визжала она, пока вещи на столике не закончились и Саманта не попыталась поднять сам столик.

Норман бросился к ней, скрутил ей руки, швырнул на кровать, пытаясь угомонить фурию. Девушка обивалась от него, как могла, пока он не закрыл ей рот поцелуем. Руки ее он держал одной рукой, другой в исступлении срывая с нее платье. Спустя миг они оба оказались в постели почти совсем обнаженными. Саманта пыталсь сопротивляться, но гнев ее вдруг превратился в сжигающую ее изнутри страсть, которую мог утолить только сидевший сверху на ней мужчина. Она инстинктивно раздвинула ноги, обхватывая его за бедра, и приглашая его в себя. Норман на миг очнулся, понимая, что делает что-то не то, но его трясло от страсти, он желал эту женщину так, как никогда и никого в жизни не желал.

— Я не могу так, — хрипло прокричал он, отстраняясь от нее, но Саманта не дала ему скатиться на подушки. Она сжала его, выгибаясь, как кошка.

— Мы все равно поженимся, — зашептала она.

Этого было достаточно, чтобы Норман как будто сошел с ума. Он вошел в нее, мгновенно преодолев пелену девственности, и удерживая ее, когда она, рыдая, пыталась отбиться. Ему нравилось видеть ее слезы. Его лицо тоже оказалось залитым слезами, и оба они слились в полном безумии, рыдая и лаская друг друга, прибывая на вершине блаженства и боли, пропитавшей их объятья. Саманта всхлипывала, не отпуская его, и он тоже всхлипывал, чувствуя ее боль.

— Я никогда не выйду за тебя замуж, — сказала она, когда все закончилось и оба лежали в постели, боясь пошевелиться.

Норман поднялся, натягивая на себя одежду. Вся кровать была испачкана кровью, Саманте нужно было что-то сделать со своей сорочкой и рваным платьем, как и ему — со своим разорванным в клочья сердцем. В душе его было полное опустошение, хотелось спать и никогда больше не видеть эту женщину.

— Я тоже никогда не женюсь на вас, — сказал он.