— Шубу твою люблю, — сказал он с улыбкой. — Знаешь, как скучал по ней?

      — Ха. А говорил, что по мне скучал. Всё к жратве сводишь, да? Голодный заяц.

      И он будто нарочно схватил со стола иссохшую сырую морковь, смачно откусил её оранжевую макушку и заулыбался, будто дразнил меня и моё ласковое прозвище, которым я так давно его наградил.

      — Так чего там с Сёмкой, говоришь? —спросил я и ополоснул руки в раковине, смыл противное селёдочное масло.

      — У нас было несколько ребят в школе, они всегда слабых отщепенцев всяких искали, вроде нас с ним. Ты же знаешь, какие мы были, чего уж там скрывать. Они тоже на бокс ходили, в туалетах курили, одевались как ты прямо, стриглись так же. Вы бы, кстати, с ними подружились.

      Я развёл руками и удивлённо на него глянул:

      — А что у меня с одеждой не так?

      — Да всё нормально, я не про это. Просто ты ему напомнишь тех ребят, я уверен. Мне же напоминаешь. Хоть ты и не такой.

      И я вдруг так довольно заулыбался, сел перед ним на одно колено, глянул прямо в его глубокие карие глаза и спросил:

      — А какой я у тебя?

      Он протянул мне оставшийся кусок моркови. Я откусил его, прожевал, а сам всё дёргал бровями, мол, ну, давай, продолжай, чего ты замолчал?

      — Нормальный ты, — тихо сказал Тёмка и погладил холодной рукой по моему короткому ёжику. — Хороший.

      — И ты хороший.

      Я подошёл к окошку и открыл тугую форточку с облупленной деревянной рамой, впустил в эту кулинарную овощную духоту немного свежего воздуха. Изо рта тут же пар повалил, а ноги в летних белых носках окутало уличным холодом.

      Тёмка с остатком моркови в руках замер. Сидел и глядел куда-то вдаль, не то в окно, не то на танцующий синий огонёк в опалённом окошке старой колонки. Тихо-тихо так улыбался. Опять, наверно, какую-нибудь свою историю мне хочет рассказать.

      — Мы с ним с четвёртого класса дружим, — сказал он. — Комиксы с ним всякие рисовали. Сначала обыгрывали сюжеты из «Приключений Джеки Чана», писали свои какие-то истории, типа, как фанатское творчество, знаешь. А потом уже свою всякую шизофрению придумывали, у меня там парочка тетрадок до сих пор осталась, покажу тебе как-нибудь.

      Я засмеялся и сказал ему:

      — Я вроде видел. Это где тётка с такой страшной рожей, и у неё ещё двух зубов нет, и она вся такая толстая, что вокруг неё как будто вращаются маленькие планеты?

      — Да, да. Это мы нашу учительницу рисовали, Валентину Алексеевну, она у нас русский вела. Всё время орала на нас ни за что ни про что.

      — Уверен, не просто так она на вас орала. Чего вытворял, м? Бандит. Ты же бандит, я же знаю.

      — Да ничего не вытворяли, сидели, иногда вот эти свои комиксы рисовали, ну, да, немножко разговаривали.

      Я махнул рукой и заулыбался:

      — Понятно всё.

      — Вот знаешь, Вить, кто бы там что про Сёмку ни говорил, какой он весь был всегда странный, такой весь патлатый, анимешник, музыку странную слушает, постеры из кинотеатров ходит собирает, когда фильмы из проката выходят, но…

      На его гладком счастливом лице вдруг застыла такая искренняя и добрая улыбка, он посмотрел на меня и добавил:

      — Он всегда был мне самым лучшим другом. Вот правда. Лучше у меня никого не было. Мы с ним когда в этой программе по обмену участвовали, знаешь, что было? Я же тебе не рассказывал никогда.

      Я сел напротив Тёмки, щёку рукой подпёр и стал его слушать.

      — Там у программы такие правила были, что можно было участвовать только с восьмого по десятый класс. То есть каждый мог максимум три раза. Нам наша учительница по английскому, Наталья Васильевна, за неделю про это всё сообщила. Мы, блин, так обрадовались, я даже не знаю, как тебе описать, она прям посреди урока спросила нас обоих: «Сёма, Артём, в Америку хотите поехать?» Мы чуть со стульев не грохнулись. Потом гуляли с ним по Моторострою всю неделю до самого конкурса и только это и обсуждали, как Лос-Анджелес с ним посмотрим, гору эту со знаком Голливуда. Что ты, мы же с ним оба такие киношники, нам же больше всех надо.

      — И ты ведь посмотрел? Съездил же? Мечту свою осуществил?

      — Не свою, — грустно ответил мне Тёмка. — Нашу с ним мечту осуществил.

      Он отложил в сторонку недоеденный кусок моркови, так заметно весь погрустнел, плечи опустил и продолжил:

      — Там ещё такие дурацкие правила были. Даже обидные. Можно было участвовать только тем, кто родился с такого-то числа, такого-то года по такое-то число, такого-то года. И ты прикинь, Вить, Сёма буквально на четыре дня раньше нужного родился. Нам когда Наталья Васильевна правила эти рассказала, за день до первого тура, я даже представить не мог, как он расстроился. А он даже ничего этого не показывал. Ну, не получится в этот раз и не получится, подумаешь. Я тогда один на первый тур пошёл. Так было грустно без него, и ведь ещё из-за такой глупости он не смог участвовать, с ума сойти. Я на следующий день результаты проверил, и… Не прошёл тогда. Там был тест по английскому, я его плоховато написал, вопросы сложные были.

      — И Сёма обрадовался? Что ты не прошёл?

      — Вот именно, что нет, Вить. Я вообще не к этому рассказ веду. Он меня тогда поддерживал, подбадривал. И мы на следующий год тоже пошли участвовать, уже вместе. Он первый тур не прошёл. А я прошёл, дошёл до третьего. Потом ждал результатов аж до марта, но так финалистом и не стал. И уже на третий раз…

      Я перебил его: