Баба Оля спросила его:

      — Артур, ты голодный, что ли?

      — Я Артём, — объяснил ей Тёмка и тихонечко посмеялся, а баба Оля рукой махнула и сама захохотала. — Нет, спасибо, мы поели. Мы ненадолго, продуктов вам оставим и пойдём.

      — Сидите, я вас чай не гоню.

      А Тёмка всё её утварь на столе разглядывал, тарелку одну с завитушными узорами схватил, к носу к самому поднёс и ярко заулыбался.

      — Красивые какие, — сказал он и на место тарелку поставил.

      — Нравится, что ли? — баба Оля ему улыбнулась. — Забирай, у меня ещё есть. Мне уже помирать скоро всё равно.

      — Нет, нет, — оправдывался Тёмка. — Просто у меня у бабушки давным-давно такие же были, вот я увидел и вспомнил.

      — А-а-а, — она протянула скрипучим голосом. — Вона чего. Так забирай, на кой они мне, детишкам возьмёшь, семья-то у вас большая.

      Он на меня удивлённо покосился, а потом ответил ей:

      — Баб Оль, нет у меня детей.

      — Как нет? — удивилась она. — Опять запили, что ли, с Маринкой, да? Б-а-а-а, гляй-ка а, вон чего, а.

      Я встал из-за стола, громко стулом скрипнул и сказал:

      — Ладно, баб Оль, мы там еды тебе привезли, я пойду пакеты пока разложу, ладно?

      — Давай, давай, — повторила она, на Тёмку так пронзительно посмотрела, пальцем трясущимся на него показала и строго проговорила: — А ты Маринке своей спуску не давай, понял?

      — Не дам, — Тёмка ответил испуганно и головой закивал, взгляда с неё не сводил.

      — Она вайсет с ребёнком ко мне заходила, с Юляшкой, да?

      — Мгм, — он всё кивал и поддакивал ей.

      — Заходила, ой, батюшки, ой. Лучше б не заходила. Дети все чёрны. Чёрны-чёрны, чумазы каке-то. О-о-о-й, беда прям, беда.

      Бабушка закачала головой, и слезинка вдруг скользнула по её морщинистой щеке, замерла прямо у синюшной паутинки сосудов возле носа. Тёмка вдруг к ней подскочил, к себе её прижал аккуратно и по голове в вельветовом платке её погладил.

      — Не плачьте, вы чего? — он прошептал ей тихо. — Я скажу ей, больше не будет такого.

      — Скажи, скажи, да, — повторила она и громко зашмыгала. — На-ка, вон.

      В карман халата полезла и дрожащими руками пятьсот рублей достала, в руку ему вручила и сжала его ладошку в кулак.

      — Юляшке на гостинца, понял?

      — Понял.

      — Маринке не говори, а то всё пропьёт.

      — Не скажу.

      Тёмка на меня испуганно посмотрел, плечами пожал и взглядом будто спросил: «А с деньгами-то что делать?»

      — Спасибо, бабуль, — я ответил ей и Тёмке подмигнул. — Я прослежу, ладно.

      Она на руку Тёмкину посмотрела, нахмурилась седыми бровями и спросила его:

      — А ты чего весь дрожишь стоишь? Трясёшься весь. Сам опять, что ли, запил?

      И он снова на меня посмотрел, жалобно так и вопросительно, мол, чего ей теперь-то сказать? А я ничего ему не ответил, плечами еле заметно пожал и глазами ему тихонько моргнул.

      — Запил, что ли, говорю? — она опять Тёмку спросила.

      — Мгм, — ответил он ей, глядя на меня без улыбки. — Не просыхал никогда.

      Солнце в грязном окошке выглядывало из-за высоких кустов крапивы, падало тёплыми лучами на холодный деревянный пол и бедно освещало крохотную кухню. Я поставил пакеты с продуктами на стул к коробке с кучкой малюсеньких коричневых луковиц на смятом газетном листке. Старый советский сервант открыл и стал раскладывать по полкам крупы, печенье, коробки с чаем и пачки сахара. До конца месяца должно хватить, потом, если отец скажет, ещё с Тёмкой приедем. Или сам приедет, уж как получится.

      Тёмка с бабой Олей за столом сидел, щёку рукой подпирал и с интересом наблюдал, как она шлёпала по столу старыми пожелтевшими картами. Грязными, уже давно изветшавшими, с обгрызенными уголками и паутинками трещин по всей рубашке. У одной карты половинки даже не было, будто собака погрызла или мыши.

      — Казённый дом какой-то идёт, — баба Оля повторила скрипучим голосом. — Витька, в тюрьме, что ли сидел?

      — Из армии недавно вернулся, — тихо ответил я и распахнул дверцу серванта на самом верху.

      Пусто, нет совсем ничего, только дохлая засохшая двухвостка в углу валяется.

      — Баба Оль, а эта карта что значит? — Тёмка спросил её с любопытством.

      Она облизнула сморщенные пальцы, ещё одну карту выложила на клеёнку и ответила ему:

      — Погоди, не торопись, куда ты всё бежишь. Сейчас ещё докладём, поглядим.

      — Извините.

      Я убрал пакет с макаронами на полку и закрыл сервант, теперь всё на своих местах лежало. На стул рядом с коробкой лука сел и глянул на Тёмку. Кивнул в его сторону, мол, всё уже, домой пора.

      — Вить, подожди, — он ответил мне шёпотом и опять с бабушкой в карты уткнулся. — А то, что чёрные выпадают, это плохо?