Потом с Танькой, с отцом и Тёмкой за столом на кухне сидели, еду домашнюю лопали, водку и вино в рюмки разливали и разговаривали обо всём на свете. Про армию им сидел и рассказывал, сам себя немножечко цензурировал и выбирал, какие истории поприличней за столом в кругу семьи можно было рассказать. Уж точно не ту, где мы из окна библиотеки ссали, когда насвинячились.

      Стыдно-то как, господи.

      — Вы, значит, в Моторострое теперь живёте? — отец спросил нас, куриную кость доглодал и бросил себе на тарелку.

      — Да, — ответил Тёмка и соку хлебнул. — Там у нас, на Декабристов. Во втором доме. Ну, возле Московского рынка.

      Отец закивал:

      — Понял, понял, да. Ладно уж, нас не забывайте, заезжайте иногда. Огурцы там или помидоры берите, бесплатно же. Друг друга не обижайте, не ругайтесь там.

      Тёмка улыбнулся, и я на него так хитро покосился. А сам подумал, что ведь иногда его обижаю, обижаю своими мыслями и поступками, так хотелось что-то такое сделать, чтобы он понял, что я от него никуда больше не убегу и не уеду. А мыслей никаких не было. Надежда только была, надежда, что он сам всё поймёт, увидит и успокоится.

      — Витёк, — отец тихо сказал и вдруг ненадолго замер.

      — Чего?

      — Она хоть тебе снится?

      Я водки ещё одну рюмку себе налил, бутылку в центр стола поставил и ответил ему:

      — Нет. Ни разу не снилась. А тебе, Тань?

      — Мне тоже нет, — Танька сухо ответила.

      — Может, натворили чего? — предположил отец.

      — Не знаю, — я плечами пожал. — Мы после вас на кладбище зайдём с Тёмкой.

      Отец закивал и сказал:

      — И мы постоянно ходим. Может, ей не нравится чего?

      — Не знаю я. Захочет — скажет.

      Потом, когда поели, стали со стола убирать, посудой на весь дом загремели и по кухне засуетились. Из комнаты вдруг Ромка выскочил, к Артёму подбежал и жалобно на него посмотрел.

      — Артём, а вот, а вот пройди мне там динозавра большого? — он ему сказал и дёрнул его за штанину.

      — Какого динозавра?

      — Такой вот большой, у него только вот там голова есть, он вот ещё бежит за тобой в пещере, где лава.

      Тёмка на меня посмотрел и засмеялся. И я вместе с ним засмеялся, когда понял, про какой момент в игре Ромка рассказывал. Когда в самом конце второго «Парка Юрского Периода» нужно от Тираннозавра убегать, сплавляясь на лодке по речке. По речке, а не по лаве, там по сюжету действие на закате происходило, и вся картинка вокруг рыжими красками ярко пылала. Какой Ромка глупый, прямо как я. Я сам тоже в детстве думал, что там лава какая-то и вулкан извергается.

      — Сможешь мне его убить, Артём? — спросил Ромка.

      Тёмка за руку его схватил и сказал:

      — Его там никак не убить, можно только убежать. Надо поворачиваться резко и стрелять из базуки или гранатой швыряться или электрошоком. Он чуть-чуть останавливается, рычит, а потом опять за тобой бежит. А ты дальше едешь.

      — А ты вот покажешь мне?

      — Пошли, пошли.

      И в комнату с ним ушуршали. А мы с отцом на кухне одни остались, Танька на улицу вышла, ей по работе вдруг позвонили. Молча с ним тарелками бряцаем, ложками, вилками, слушаем, как за окошком в огороде птицы пищат. И в дом так приятно вдруг залетела прохлада, занавески так сильно заколыхались, и глаза будто сами приятно закрылись от летнего ветерка.

      — Пап, — я тихо сказал и на отца посмотрел. — Я тебя всё время спросить хотел. А ты как ко всему этому всегда относился? Ну, что я с Артёмом?

      И как назло будто и ветер вдруг стих, и птица с куста за окном упорхнула, и тарелок уже не слыхать. Отец передо мной непонятно завис с грязной чашкой в руке и брови нахмурил.

      — А мне чего, Витёк? — удивился он и плечами пожал. — Твоя-то жизнь, делай чё хочешь.

      — Из-за матери, да? Хотел, чтобы всей семьёй не ссорились из-за этого?

      — Замолчи, — строго сказал он и по столу хлопнул. — К тебе нормально относятся, тебя, по-моему, никто никак не трогает, не обижает, вопросами не задевает. Ну? Чего тебе ещё надо?

      — Ничего.

      И опять с ним замолчали, и будто нарочно сквозняк опять заиграл, и птицы на ветку вернулись. Разве бывает так? Не жизнь, а мультик какой-то.

      — Чего у тебя с Артёмом творится? — спросил отец и на меня строго посмотрел. — Он на наркоте, что ли, или чего? Я ведь узнаю, смотри у меня.

      — Не понял?

      — Трясётся всё время как припадочный, — добавил отец и специально дурашливо задрожал, изображая Тёмку. — И ведь главное, не синячит, значит, от наркоты трясётся, да? Мне хоть расскажи.

      — Пап.

      — Ну?

      Я хлопнул тарелками, громко вздохнул и сказал:

      — Болеет он. И больше так не говори, понял?

      — Болеет? А чё у него?

      — Там что-то с сосудами, с позвоночником, — я ладонью похлопал себя по затылку, чтоб отцу более наглядно всё объяснить. — В шее, вроде, какая-то родовая травма. Я не врач, я так уж, бегло как-то один раз у него спросил. Всё, чтоб я больше про это не слышал, и ему не вздумай говорить, понял меня?