— Тём.

      — И носки такие высокие почти до колена.

      — Хватит.

      — И с ними ещё чёрные шлёпки на ногах.

      И он вдруг как захохочет, как заржёт на весь дом, а сам топится в глупой неловкости, взгляд от меня свой бесстыжий прячет и всё пытается рот прикрыть кулаком, чтобы так громко не смеяться. Всё равно громко смеялся. Вроде извиняться пытался и меня не смущать, а всё равно ни на секунду не останавливался.

      — Бандит ушастый, — сказал я, по животу его легонечко треснул и сам захихикал.

      — Прости, Вить, — Тёмка ответил и раскрасневшуюся морду свою прикрыл рукой. — Нет, правда, это очень мило. Мне это в тебе нравится и всегда нравилось.

      — Что нравится? — я спросил его и прямо в глаза ему посмотрел. — Что я деревенский?

      Он смущённо пожал плечами и ответил:

      — Ну, да. Немножко совсем. Нет, это ведь хорошо, это ведь даже здорово, я ведь тебе уже объяснил. Мне это в тебе очень нравится. Это…

      Он вдруг замер, пристально взглядом в меня вцепился, по ногам моим пробежался глазами, по телу и до макушки моей добежал.

      — Это часть твоего антуража, — резюмировал Тёмка и опять неловко весь съёжился. —Блин, сам опять чёрт знает что сказал. Обиделся, да?

      Я улыбнулся, головой помотал и к себе его покрепче прижал.

      — А хочешь, я про твой антураж расскажу? — я тихо спросил его и хитро заулыбался.

      — Хочу. Давай.

      — Там у нас под раковиной в тумбочке скотч лежит. Принесёшь? И я тебе расскажу.

      — Ну, Вить.

      Опять весь разнылся, опять меня развеселил и крепко в меня руками вцепился. Сам над собой засмеялся и над моим «деревенским» происхождением до сих пор ещё хохотал. Глупый «городской» мальчишка.

      Танька с отцом совсем скоро пришли, и Ромка был вместе с ними. В магазин ходили, сока к столу покупали, знали ведь, что Тёмка пить ни в какую не будет. Всего меня разобнимали, отец чуть спину мне не сломал, так сильно и крепко меня похлопал, я ещё долго стоял и мордой от боли корчился.

      — Витя, а вот ты мне паёк принёс? — распищался на весь дом Ромка и дёрнул меня за штанину.

      — Принёс уж, принёс, я же обещал, — сказал я и отдал ему зелёную коробку со звездой. — Не обляпайся, ладно?

      Он так обрадовался, так глазами радостно засиял, будто не паёк ему вручили, а сладкий новогодний подарок. Да там сладкого-то почти и не было, разве что печенья и сгущёнка. Пусть играется, дети всё время на ерунду всякую ведутся, которую по телевизору увидят. Про паёк, наверно, в «Армейском магазине» каком-нибудь услыхал.

      Танька на сынишку так довольно взглянула, по светлым пушистым волосам его потрепала, и Ромка в другую комнату убежал, крепко обнимая коробку. И сестра так по-странному на него смотрела, с какой-то даже гордостью, впечатление такое сразу сложилось, будто бы ей показалось, что Ромка от этого моего подарка сам как-то к армии ближе стал.

      Тоже хотела, как и из меня, солдата из него сделать. В кадетскую школу его, наверно, отдаст в пятом классе и детства лишит. Будет, как я, наверно, домой на выходные кататься и пять дней в неделю жить с камуфляжными обезьянами в центре города. Может, ошибочно, но в груди какие-то отцовские инстинкты в тот момент забурлили, так не хотелось для Ромки своей же незавидной судьбы. Смотрю на него и понимаю, что столького он может в этой жизни лишиться, если так же, как я, с одиннадцати лет будет жить в военном интернате и семью видеть только по выходным. И папаша у Ромки тоже вояка, танковое училище закончил и теперь в военном оркестре при этом училище играет. Тут и к гадалке ходить не надо, вся Ромкина судьба лет до двадцати уже точно расписана. Мне только и остаётся, что смотреть на всё это и надеяться, что сестра как-то планы и взгляды свои поменяет.

      — О, раскабанел как, брательник, — обрадовалась Танька и меня с ног до головы осмотрела. — И ты ещё говоришь, там всё время голодный ходил?

      — Я такого не говорил, — сказал я и плечами пожал, а потом на Тёмку покосился.

      Он громко цокнул и посмеялся:

      — Да, я говорил. Ты же сам мне тогда сказал, что всё время жрать охота, что сладкого побольше хочется.

      Отец рукой махнул и добавил:

      — Да в армии всегда так, всё время глюкозы не хватает. Такие нагрузки, ты что.

      Тёмка завис у открытой двери холодильника и достал из ведёрка три яйца, которые отец с утра в курятнике собрал.

      Глянул на нас и спросил:

      — Тань, дядя Паш, вам помочь на стол накрыть?

      И вдруг руки у него сильнее задрожали, и яйцо одно между пальцами вывалилось. Он сначала его ловко поймал, а потом оно всё равно соскользнуло и разбилось. Жёлтой блестящей жижей растеклось по деревянному полу. Тёмка стоял и на нас жалобно смотрел, бровями весь несчастно скривился и ещё сильнее весь задрожал.

      — Я вытру, — пробубнил Тёмка. — Извините.

      — Ладно уж, чего прям, — отец сказал и махнул рукой. — Витёк, пошли, с посудой мне поможешь.

      Все вчетвером по дому бегали и суетились, на кухне на стол накрывали. А Ромка в моей старой комнате сидел и сухой паёк лопал, забился там, и не слышно его, и не видно. Артём всё какой-то зашуганный ходил, взгляда почти что не поднимал, весь расстроенный был и грустный. Неужто из-за этого яйца идиотского?