— Играет, — ответил я и заулыбался. — Черепашек Ниндзя твоих уже раз десять прошёл. А что?

      — Да я слышал, что у них тут в Сочи где-то магазин старых игр и приставок есть. Думал, может, зайдём, посмотрим чего-нибудь.

      Толпа, такая плотная и вездесущая, прямо навстречу неслась, с обеих сторон нас зажала. Я даже девочке какой-то случайно на ногу наступил, извинился сто раз и внимательнее зашагал. Ладно хоть не заплакала, ладно хоть родителям жаловаться не стала.

      Нос разрывало разными вкусными запахами: вишней свежей с викторией пахло, чурчхелой на облезлых нитках, шашлыком и попкорном, разливным пивом и пряностью лимонада пахло, и морем совсем чуть-чуть, будто сверху всю эту палитру кто-то солью маленько присыпал. Тёмка нам по стаканчику ягод купил — один мне отдал, а другой сам слопал.

      — Ты же деревенский у нас, больше разбираешься, — он нарочно сказал мне с издёвкой. — Это своя виктория или тепличная какая-нибудь? Насколько вообще натуральная? Или всё химоза какая-то?

      Я пожевал одну ягодку с задумчивым видом и ответил ему:

      — Вроде своя. Чувствуется, что недалеко где-то собирали, а не везли откуда-то неделями, не замораживали. Прям сегодня сорвали и на продажу. У нас отец тоже в огороде иногда высаживает. Помнишь ведь, тебя угощал?

      — Помню, да. Вкусно было, но здесь как будто вкус немножко насыщеннее.

      — Ну ещё бы. Такое солнце и климат.

      Тёмка вдруг засмеялся:

      — Блин, Вить. Мы опять с тобой идём и, как в той серии «Ворониных», про жратву разговариваем. Они там в ресторане целую сцену минут пять говорили про вкусный хлеб и масло, сидели его и хомячили. А мы тут про ягоды.

      Он вдруг посмотрел на меня вопросительным взглядом и поинтересовался:

      — Тебе точно со мной не скучно?

      — Не скучно. Опять своей ерундой голову забиваешь?

      — Боюсь иногда просто, — пробубнил Тёмка и свесил нос.

      Я ничего ему не ответил. В землю врос посреди текущей мимо толпы и замер в холодных воспоминаниях. Глазами уставился на облупленный квадратный фонтан посреди маленького скверика, выложенного брусчаткой. Старый фонтан с двумя позолоченными львами. Один воду лил из своей пасти, а второй уже давно не работал. Как в детстве прямо, в детстве будто тоже не работал, всю жизнь как будто такой был.

      А рядышком пальма росла, не очень высокая, но всё равно выше, чем была, когда я с ней фотографировался. Когда пальцами мальчишескими вцепился в её облезлую пожелтевшую ветку и улыбался, взглядом теряясь в объективе чёрной мыльницы «Fujifilm» в маминых руках.

      — Ну стой смирно, Вить! — кричала она мне, один глаз зажимала и через объектив на меня с любовью смотрела. — Улыбнись хотя бы, батюшки! Папе потом чего покажем?

      — Всё? — я спрашивал её нетерпеливо своим писклявым голоском.

      — Ну-ка, застынь, — сказала она и нажала на кнопку, весь мир на миг окрасила белой молнией.

      Она колёсико на фотоаппарате покрутила и ответила мне:

      — Всё, да. Пошли давай. Даже вот улыбнуться на фотографии не можешь, а? Тяжело, что ли?

      И опять за руку меня хватала, чтоб не потерялся, чтоб в шумном океане прохожих никто её сокровище в футболке с кроликом не утащил. Крепко сжимала сухой ладонью в мягких морщинках и вела за собой в аромат шашлыков, попкорна и сладкой ваты, к музыке весёлой и громкой, к шёпоту моря в вечерних огнях Бродвея.

      — Мам? — жалобно пропищал я.

      — Чего тебе?

      — С рыбкой хочу поиграть, — сказал я и показал пальчиком на цветастый киоск в жёлтых сверкающих огоньках. — Там игрушку можно выиграть. Можно, мам?

      — Ой, — мама тяжело выдохнула и головой покачала с улыбкой. — Витюшка, двести рублей ведь, а? На ерунду ведь какую-то.

      — Ну мам, — сказал я и громко шмыгнул.

      — Пошли, господи. Где там?

      — Вон там.

      Я вдруг обернулся и взглядом затерялся в шумной толпе. Пусто уже, и нет ничего. Лишь ярких огней вереницы, люди всякие в разноцветных футболках, галдёж стеной стоит, фонтан этот несчастный со львами водой еле плещет, пальма на ветру ветками своими обгрызенными качается.

      И Тёмка стоит. Ждёт меня и взглядом своим обнимает.

      Вон там.

       — Вить, всё хорошо? — он спросил меня осторожно, близко-близко ко мне подошёл и схватился за краешек олимпийки дрожащими пальцами.

      — М? — я вдруг дёрнулся и удивлённо посмотрел на него. — Да, нормально всё. А достань фотоаппарат, пожалуйста. Сфотографируешь меня?

      Тёмка глянул на меня в искреннем недоумении, осмотрелся и аккуратно спросил:

      — Здесь, что ли, хочешь сфотографироваться?

      — Да. Здесь.

      Я подошёл к старой пальме, провёл рукой по колючему стволу и двумя пальцами схватился за краешек пожелтевшего листа. А рядом фонтан: водой родной звенел и булькал в самое сердце из обшарпанной звериной пасти позолоченного льва.

      — С этой пальмой, что ли? — Тёмка опять спросил меня непонимающе.

      — Да, Тём, — ответил я. — Пожалуйста, ну?