Иван оглядел стоявших вокруг него бойцов. В глазах ранее уверенных и суровых солдат читались страх и неуверенность. Увидев ужасы войны своими глазами, взглянув на то, как страшно выглядят раненные, почувствовав мерзкий запах крови и пороха, животная боязнь за собственную жизнь и чувство обречённости взяли верх над желанием отомстить. Такими темпами оборона может обрушиться без боя. Дезертирство и падение морального духа хуже любого оружия.

- Ни за что! - раздался позади дрожащий голос.

Иван оглянулся. Смелое возражение принадлежало неказистому пареньку из соседнего взвода. По его плюгавому и худощавому телосложению, по веснушкам и очкам на глазах можно было с уверенностью сказать, что насмешек в школьные времена ему пришлось вытерпеть немало.

По толпе пошла волна перешёптываний.

- Поясни. - с удивлением в голосе ответил Гуляев.

- Вы просто бросаете нас на мясо! Я не буду умирать за старых пердунов из штаба, которые хотят лишь спасти свои шкуры!

Послышались одобрительные выкрики, множившиеся с каждым мгновением. Про себя Иван удивился тому, что одного лишь налёта хватило для того, чтобы бравада улетучилась, а на смену ей пришла паника.

- А хрен ли ты здесь тогда забыл, неженка? Какого чёрта вообще в армию пошёл, если жопу свою подпалить боишься?

- Да я вообще не собирался воевать! Я должен был уже в Европе быть, а не сидеть в этой дыре и воевать за эту сранную республику!

Недовольство в рядах бойцов начало стремительно нарастать. И главной проблемой было наличие оружия у толпы, что в любой момент могла стать враждебной.

- Мы не будем умирать из-за тупости командиров!

- Вам надо - вы и воюйте!

- Нахрен эту страну!

Иван сжал кулаки.

- А вы я смотрю до сих пор не поняли, - громко возгласил Иван, отчего толпа тут же утихла - Игры кончились, теперь всё по взрослому! А вы канючите, как дети малые! Думаете, будто если вы пустите сопли, то придёт мамочка, утрёт носик и сиськой накормит!

Даже Олег был в шоке от того, как внезапно не на шутку разошёлся его товарищ.

- Бездарные политиканы продали республику! СИБ самораспустилась, бросила нас умирать! Мы - последние, кто может спасти республику, кто может остановить тварей, пришедших к нам с войной! Мы, и никто больше!

Иван бросил гневный взгляд на плюгавого, съёжившегося от страха:

- В Европу хотел свалить, сучара трусливая?! Оглянись вокруг - вот она, твоя Европа! Вот, цивилизация! Вчера уверяли, что мы их друзья, а сегодня молча смотрят, как американские бомбы падают на наши дома! Доволен, ублюдок?! Или французские круассаны и немецкое пиво вкуснее свободы?!

Рядовой Максименко оглядел всех стоявших вокруг него бойцов, после чего покрепче перехватил автомат.

- Мы - последняя надежда Молдовы на выживание! И если вы настолько трусливы, что боитесь себе в этом признаться, то вы такие же враги республики, как и американцы!

Выдержав недолгую паузу, Иван продолжил уже спокойным голосом, однако выглядел он ещё более пугающе:

- Даже если все находящиеся здесь откажутся выполнять приказ, я всё равно останусь до конца со своими командирами, до последнего буду защищать республику! Я расстреляю любого, кто будет сеять панику! Если вы трусы, то примите свою смерть достойно! Если же вы сумели сохранить хотя бы капельку достоинства, то возьмите себя в руки и защищайте страну, как наши деды защищали Советский Союз от немцев! Они победили, потому что не сдались, не испугались! И мы тоже обязаны победить, чтобы не предать их память поруганию!

Вопреки всему, экспрессивная речь Ивана поставила на наметившемся мятеже жирную точку. Пелена спала с глаз солдат, паника была обуздана. Бойцам стало ясно, что животный страх - это не более, чем слабость, которая может сгубить как их самих, так и их товарищей. Им был поставлен сколь незамысловатый, столь же и сложный выбор: умереть, как трусливая собака или же сразиться за жизнь. И большинство выбрали сражение.

Когда страх начинает брать верх над остальными эмоциями и толпа погружается в хаос, рядом вовремя должен оказаться тот, кто сможет навести порядок и повести напуганное стадо за собой, задав ему направление и одарив надеждой. В сложившейся ситуации надежды давно не осталось. Всем и так ясно, что оборона аэропорта - предсмертная агония последних уцелевших подразделений, попытка выиграть хотя бы немного времени в надежде на чудо.

Когда бойцы увидели несущуюся в небеса сигнальную ракету, источающую зелёные искры, внутри многих вновь зажёгся маленький огонёк той самой надежды. Надежды на то, что весь этот кошмар закончится, что Жизнь победит, что захватчики, насильники, мучители людей будут изгнаны. Но надежда эта наивная, детская надежда на то, что спаситель всё-таки существует, что русские, от которых Молдова долго и упорно отмахивалась, всё же смилуются, проявят милосердие и придут вновь, дабы спасти республику. Но в чертогах разума каждый понимал: они не захотят, не успеют, не придут...

Но что тогда заставляет Ивана и остальных драться? Глупая вера в пресловутого спасителя или же нечто другое? Что сподвигло их подчиниться приказу последних выживших командиров, ради чего они бросились в пылающий город, что называется, "с ножом на танк"? Ведь солдаты знали, что это чистой воды самоубийство, что шансов никаких нет. Что даже если они и добьются каких-то успехов, то домой они уже не вернутся. И всё же никто не дрогнул, никто не дезертировал. Все до единого пошли за полковником.

Они же могли отказаться, могли расстрелять командиров, ведь бойцов сотни, а офицеров едва ли больше дюжины. Могли бросить оружие, переодеться в гражданскую одежду и сбежать в Румынию, став беженцами. И принадлежность к уже несуществующей армии была бы их секретом, который остался бы позади, словно туманный эпизод из далёкой, словно бы и не их жизни. И пусть чувство вины терзало бы их долгими годами, пусть в кошмарах слышались бы стоны и крики умирающих людей. Всё это не важно, если они остались в живых.

И тут Ваня понял. Такому поступку нет логического объяснения! Он нерационален и для представителей современного общества потребления, главными ценностями которых являются деньги, удовольствия и статус, он будет непонятен, и даже покажется диким. Потому что в том, что они ринулись в самое пекло, нет никакого корыстного интереса. Холодный расчёт тут не при чём, потому что так бойцам приказала совесть. Это был именно, что приказ, отданный самим сердцем. Приказ поступать по совести.

***

Над головой зависли свинцовые серые облака, сверху припархивал снежок. Лицо обжигал холодный ветер, травинки и прутики больно хлестали по лицу, горевшему от многочисленных маленьких царапинок. Иван полз настолько быстро, насколько вообще мог. Впереди громко пыхтел его товарищ Олег, перебирая то одной рукой, то другой.

Солдаты ползли стройным рядом, сохраняя расстояние в пару метров друг между другом. Темп сбавлять было нельзя, иначе следующий за тобой боец уткнётся лицом в твои ноги. А потому приходилось раз за разом находить в себе силы, чтобы продолжать ползти, таща на спине тяжкий груз.

"Ворота города" уже виднелись из-за неуклонно приближавшейся дороги. Два пятнадцатиэтажных дома, уходящих в стороны вниз, словно лестницы. Меж них проходила широкая, шестиполосная трасса, перекрытая противником.

Враг спешно окапывался и выстраивал оборону у "Ворот", стягивая туда значительное количество бронетехники и личного состава. Было ясно, что столько сил ему для обороны не нужно, да и обороняться толком не от кого. Выходит, прав был полковник. Американцы просто медлят и этим нужно воспользоваться.

Пару раз над головой пронеслись дроны, наводя стрёкотом винтов страх на отряды. Обнаружение бойцов было недопустимо. Отступать некуда, и если американцы засекут молдаван, атакующие отряды будут уничтожены ударами с воздуха ещё на подходе.

"Прибыв на место, мы отдадим сигнал механизированному отряду, после чего бейте по противнику из всех стволов! Главное - нанести американцам максимальный ущерб в кратчайшие сроки, после чего раствориться в застройке!" - всплывали в памяти слова сержанта Гуляева.