Парни слушали Гуляева, затаив дыхание, и тот продолжал, не прерываясь ни на секунду.

- Для меня это была словно бы другая вселенная. Никакого блеска, роскоши и гламура, всё по-настоящему, по-взрослому. Ржавое железо, затхлый запах подвала, магнитофоны с помехами, тусклое освещение, и теснота. Реальная школа жизни. Люди там были странными, неприятными и даже страшными для типичного представителя золотой молодёжи. И тем не менее, было в них что-то необычное, притягивающее. Когда же я решил к ним присмотреться, я всё понял. Это был мир без понтов, пафоса и показного величия. Это были простые люди, без спеси и высокомерия, они были никем, но каждый из них был живее тех, кто называл себя сливками общества. У них была душа, были чувства, были цели и смыслы. Они были теми, кто заслужил зваться людьми. И когда я это осознал, мне стало мерзко от того, насколько приторно-фальшивым было всё то, чем я себя окружил в последние годы. Насколько отвратительно и аморально вёл я себя, и как поощрял подобное поведение со стороны других людей...

- И ты решил смыться в армию, подальше от всей этой грязи? - предвидя, в каком направлении будет развиваться история, спросил Иван.

- Именно. - тяжело вздохнул сержант - Именно в армии, рядом с простыми пацанами, людьми из народа, я смог стать тем самым "настоящим" человеком. Без высокомерия, нарочитой загадочности и выпендрёжа. Я научился уважению, взаимовыручке и наконец-то понял, что братство - это то, что нельзя купить ни за какие деньги и драгоценности. Прошло три года. Один призыв отправлялся домой, другой прибывал в часть. И каждому из парней я благодарен по сей день за то, что именно благодаря ним я - тот, кто я есть сейчас. И вам, парни, я благодарен. Потому я и не жалею. Безусловно, всё могло закончиться не так трагично. Я мог не пойти в армию, мог грести бабло лопатой, мог уехать в Европу и продолжать жить припеваючи. Но это та прошлая жизнь от которой я отказался, и ни разу не пожалел об этом. Я не жалею, что всё случилось именно так. Потому что уж лучше я умру в неравном бою рядом с боевыми товарищами, чем скончаюсь от передоза в ночном клубе!

Воцарилось молчание. Запорхал снежок, завыл ветер, задувавший в окна редкие снежинки. Канонада гремела, не переставая. Операторы БПЛА не оставляли попыток обнаружить укрывшихся в доме бойцов, и посему дроны не переставали кружить вокруг многоэтажки. И вдруг, с улицы послышались голоса. Иван поднялся на колени и на четвереньках подполз к окну, осторожно выглянув наружу.

К дому стягивались отряды противника. Выходит, что-то выдало солдат. Быть может, дроны всё же смогли их обнаружить? А может, разговоры выдали их? Впрочем, какая разница?

Тут Иван понял, что он не жалеет. Он осознал, что Артём прав. Умереть в бою, сохранив солдатскую честь - большая награда. Макси взглянул на Олега. Вместе они прошли через многое. Жизнь парней была богата на запоминающиеся события, порой они видели правду и жёсткие вещи. Рядовому Максименко было жаль, что их история заканчивается так рано. Но в то же время он был счастлив, что они сделали всё, что зависело от них. Они исполнили приказ. Приказ поступать по совести. Они не бросили республику, не предали своих товарищей, и даже когда силы были неравны, всё равно бросились в самое пекло, чтобы спасти свой народ. И ежели душам их суждено усопнуть сейчас, то на небесах им уготован вечный покой.

С нижних этажей начали доноситься шаги. Парни передёрнули затворы автоматов, укрывшись за стенами у прохода на лестничную площадку. За спиной Ивана, прислонившись к стене, сидел сержант Гуляев, сжимая в руках пистолет. Топот всё нарастал.

- Для меня было честью служить с вами, парни... - с тоской в голосе пробурчал Артём.

- Служу республике! - ответил Олег, стиснув зубы.

- Служу человечеству. - тихо добавил Иван.

24 декабря 2025 года, ночь.

Атаки дронов не прекращались на протяжении долгих часов. Винтокрылые птички раз за разом спускались с небес, дабы забрать наши жизни, но мы отчаянно бились, пуская к небосводу десятки пуль, в надежде, что хотя бы одна попадёт в очередной дрон, с треском лопастей нёсшийся по наши души.

Но с каждой минутой всё яснее становился тот факт, что победу нам не одержать. Патроны были не бесконечны, а моральный дух был всё ниже и ниже.

Вечерело. Солнце стремительно уходило за горизонт и над городом нависала ночная тьма, холодная и пугающая. Небо словно бы светилось от всполохов огня пожаров, покрывших город. Подули холодные ночные ветра, принесшие за собой пепел взрывов. От их пробирающего до костей мороза не было спасения. Голод, холод и безысходность медленно убивали нас, и в отличие от врага, спастись от них было невозможно даже в самых смелых фантазиях.

Я искоса посмотрел на Полину. Дети окружили её, словно признав своей мамой, а она их нежно прижимала к себе, отдавая последнее своё тепло.

Пусть у меня и дрожали от холода ноги, а челюсть уже в тысячный раз отстукивала один и тот же ритм, но я нашёл в себе силы, чтобы встать и, переваливаясь с ноги на ногу, дойти до другого конца комнаты, чтобы заботливо укрыть девушку своей ветровкой. Тем самым я лишился последнего, что согревало меня.

Сил не было, и я, припав к стене, опустился рядом с Полиной, слегка приобняв её. Пацаны сидели по углам просторной гостиной, ставшей нашим очередным убежищем, не выпуская из рук автоматы. Это была третья квартира, которую нам пришлось сменить за последние часы - от предыдущих едва ли остался камень на камне. На Егора было жалко смотреть: он весь побледнел, взгляд его помутился, а обезболивающие переставали действовать. Он изо всех сил старался держаться в сознании, но силы покидали его.

- Лёха, что с обезболивающими? - спросил я.

- Последняя ампула морфина...больше нет... - дрожащим от холода голосом выдавил Лёха, временами поглядывавший на раненное плечо и исцарапанную руку.

- Нормально, братва...я выдержу! - пропыхтел Егор, в ту же секунду скорчившись от боли.

- Да ты себя видел? На тебе лица нет! - возразил Вадик, беспокоившийся за друга сильнее всех остальных.

- Я же сказал: я в порядке! - отрезал Егор.

Повисло напряжённое молчание, прерываемое лишь гремящей вдали канонадой. Из радиоэфира американцев мы знали, что враг приступил к штурму аэропорта - последнему опорному пункту нашей армии. В ход шло всё: бомбы, танки и пехота, но наши парни не сдавались, продолжая сражаться.

Моё внимание привлёк Коля, сидевший в дальнем от меня углу комнаты, неподалёку от Егора. Вот уже полчаса он сидел, уткнувшись лицом в колени, положив пистолет у своих ног. Вдруг его затрясло, и он начал бубнить, не переставая:

- Это конец...мы все умрём!

- Колян, успокойся. - с сочувствием в голосе сказал Егор, но его утешения не подействовали.

- Ты что, не понимаешь?! Нам всем конец! - надрывно завопил Колян, а по щекам его потекли слёзы. И пока все находившиеся в комнате ошарашенно смотрели на раннее тихого и неказистого парня, я краем глаза уловил движение его руки.

- Стой! - закричал я, рванув с места, дабы остановить его.

Я не успел. Грохнул выстрел, кровь хлынула брызгами на пол и стены, а сам Коля упал замертво. Я упал на колени в паре шагов от трупа, пустым взглядом смотря на мёртвое тело друга.

- Зачем? - тихо вопросил я.

Коля...почему так? Почему жизнь так обошлась с тобой? На что тебе все эти страдания? Неужели ты не заслужил лучшего?

Полина с ужасом смотрела на труп, прижимая к себе детей. Обессилев, я рухнул на землю и, свернувшись в клубок, заплакал беззвучно, без слёз. Заплакал по Коле и по всем тем, кто сегодня погиб. Нет больше сил бороться! Я не смог спасти собственного друга, так чего ради биться теперь?

- А ведь это я виноват, - не своим голосом пробурчал Лёха, - ведь из-за меня он стал таким.

Я не понимал, о чём говорит Лёха, ибо я почти не слышал его. Весь мой мир в тот момент сузился до беспроглядного мрака, господствовавшего в моей душе. Всё, что окружало меня, в тот момент стало словно иным миром, от которого меня отделало непреодолимое расстояние. Казалось, что я умираю...