- Гранатомётчики, огонь!

В одно мгновение из-за баррикад высунулись солдаты с трубами РПГ на плечах и практически одновременно запустили ракеты в несущуюся на позиции солдат бронетехнику. Многочисленные взрывы, бронемашины встали на месте. Две БМП-1 сгорели на месте. Остальные семь БМП-2 и танк Т-72 оказались повреждены, но не утратили способности вести бой. Из десантных капсул боевых машин пехоты высыпали американцы, тут же заняв позиции за корпусами бронемашин. Завязался встречный бой.

Враг вёл огонь на подавление, не давая бойцам поднять головы. БМП разносили стеклянное здание аэропорта, силясь нанести как можно больший ущерб обороняющимся молдаванам.

Залпы РПГ обездвижили танк врага и нанёс значительные повреждения боевым машинам, однако своей боеспособности они не утратили. Танк продолжал вести огонь. От очередного гранатомётного выстрела вражеский Т-72 спасла динамическая защита. Залп был произведён из-за баррикады левого фланга, выходившего к трассе.

Выстрел. Грохот, дым, пыль. Прямое попадание в баррикаду. Колючая проволока разорвалась на куски, мешки с землёй и песком разлетелись по сторонам. Все находившиеся за баррикадой погибли страшной смертью. Оголился левый фланг.

- Всем отступать в здание! Назад! - во всеуслышание гласил полковник, стараясь перекричать грохочущие пушки, после чего обернулся к комбату Ионеску, укрывавшемуся за баррикадой поодаль от него - Ионеску! Нужно заткнуть этот танк, иначе у нас нет никаких шансов!

- А где группа Спыну? - спросил майор.

- Группа Спыну мертва! Левого фланга больше нет!

- Сука! - выругался Ионеску.

Солдаты беспорядочно отступали в полуразрушенное здание аэропорта под шквальным огнём. Немногие, кто пытался оттаскивать раненных, тут же погибали. Неподалёку от себя комбат увидел валявшийся на земле бесхозный РПГ-22.

- Уводите солдат! - махнул рукой Ионеску, подбирая с асфальта гранатомёт - Я разберусь с танком!

- Удачи тебе, сынок! - Белозёров с надеждой посмотрел на майора, после чего спешно удалился в здание, руководить остатками бригады.

Пригибаясь и перебегая от укрытия к укрытию, майор приближался к машинам, чтобы сделать один единственный удачный залп. В пожарище боя американские солдаты его не заметили, благодаря чему комбату удалось почти вплотную подобраться к гигантской машине смерти. Колебаться Ионеску не стал.

- Жри, сучара! - с яростным криком он нажал на спусковой крючок.

Оставив за собой дымный след, ракета влетела в танк. Тот полыхнул ярким пламенем и замолк навеки.

Не успел было майор обрадоваться устранению самой главной проблемы для бригады, как сквозь треск пламени и рокот моторов начал пробиваться инородный гул. Бронемашины прекратили огонь, американцы не высовывались из-за корпусов подбитых БМП. Земля вновь затряслась. Рискнув жизнью, Ионеску выглянул из-за укрытия, чтобы оценить обстановку.

Сквозь густой дым и пыль, сквозь пожарище, из-за разрушенных баррикад и разбитых машин, на трассе, в потёмках, виднелись боевые машины. Десятки вражески танков и БМП, что стремились к аэропорту, на помощь американской бронегруппе.

23 декабря 2025 года, вечер.

На город опустилась тёмная ночь. Подул холодный ветер, пробиравший до костей. Пальцы немели, ноги тряслись от холода. Трое бойцов сидели в потёмках, устремив свои взгляды к горизонту - туда, где небо пылает огненной зарёй. Туда, откуда ежесекундно доносится грохот крупнокалиберных орудий, откуда в небо летят трассеры. Прямо сейчас там, в аэропорту, отряды молодых пацанов под командованием полковника Белозёрова и двух комбатов отчаянно держали оборону. Их не смог остановить ни страх, ни безысходность, ни сброшенная с высоты авиабомба, что наверняка уничтожила здание аэропорта. Единственное, о чём жалели Иван с Олегом - так это о том, что они сейчас не там, не стоят насмерть плечом к плечу с братьями по оружию, большую часть из которых они знают всего то пару месяцев.

Но вместо того, чтобы доблестно сражаться за республику, они прячутся в одной из многочисленных тёмных квартир многоэтажного дома на окраине города. Они были единственными, кто выжил в той самоубийственной атаке, обернувшейся полным уничтожением атакующих сил бригады. Остальные сорок два человека лежали там, внизу, на мокрой траве и на холодном асфальте, целиком или по частям, хладными трупами или заживо сгоревшими.

Да, они выжили, но пути к отступлению оказались отрезаны. Около многоэтажки вот уже несколько часов кружили дроны, чьи операторы поджидали удобного момента, когда можно будет прикончить молдаван, если те соберутся вырваться из здания. И только лишь темнота спасала солдат от обнаружения.

- Никогда не думал, что мы окажемся в таком дерьмовом положении! Сука... - выдавил из себя Гуляев, после чего закашлялся, ещё крепче схватившись за раненную ногу. При отступлении шальная пуля попала в ногу сержанта. Иван, напрягая извилины и вспоминая курс тактической медицины, смог наложить жгут, вколоть обезболивающее и перевязать ногу, однако ранение было серьёзным - сержант Гуляев не мог ходить.

- Не беспокойтесь, товарищ сержант! - возразил Олег - Это не ваша вина!

- Хватит формальностей! - свойственным командиру повелительным тоном сказал сержант, после чего скривился и уже тише добавил - Да что ты знаешь о вине, Мельник?

- Я...- замялся Олег, не уловив сути вопроса.

- Я взял на себя эту ответственность. Я повёл за собой пацанов. Сорок четыре молодых парня. Совсем мальчишки, половина из них полгода назад только школу окончила. И где они все? Сорок два из них больше никогда не вернутся домой! А ведь они все погибли по моей вине, по моей ошибке!

- Это война, сержант, и на войне люди умирают. - резонно подметил Иван - Тебе ли этого не знать, сержант?

- Да ну?! - болезненно усмехнулся Гуляев - И кто же это скажет их девушкам и их матерям? Может ты? А?! Сможешь ли ты посмотреть их матерям и отцам в глаза, найдёшь ли в себе силы сказать им, что их мальчики больше никогда не появятся на пороге просто потому, что командир оказался ссыклом?! Потому что командир не смог спасти хотя бы одного...

- Но мы то живые... - Олег пытался безуспешно утешить не на шутку разошедшегося сержанта.

- Это не я вас спас! Это вы меня вытащили из того пекла! - пропыхтел Гуляев, а голос его задрожал, после чего на глазах проступили серебристые капельки - Я не имею права называться командиром. Я - тряпка, не более, которая не способна ни на что большее, кроме как браваду толкать пацанам, прежде чем отправить их на смерть.

Сержант заплакал. Это был плач отчаявшегося человека. И парни прекрасно понимали своего командира. Когда боль одержала верх, становится не так важно сохранять лицо. Сердце всегда казавшегося невозмутимым сержанта обливалось кровью из-за того, что по его вине погибли люди. Ещё больше он сожалел о том, что сам он выжил в этой мясорубке.

- Слышишь, сержант, - обратился к Гуляеву Иван, - раз уж у нас тут личные разговоры пошли...тебя как звать то?

Сержант с удивлением посмотрел на рядового Максименко. Он был изумлён тому, что именно сейчас, когда они сидят в тёмной, полупустой комнате, на холодном полу, прислонившись к стенам, рядовой Максименко решил узнать имя своего командира.

- Артём. - коротко выдохнул тот.

- Отлично, - ухмыльнулся Макси, - и сколько тебе лет, Артём.

- Двадцать один.

- Ты когда-нибудь любил?

Однако ответить сержанту Иван не дал:

- У меня есть девушка. Первая и единственная, но я люблю её сильнее всего на свете. Я по жизни был хлюпиком, да и внешностью с физическими данными природа меня обделила. Но каждый раз, когда я смотрел на её карие глаза, я клялся себе, что как бы со мной не сыграла судьба, я всегда найду в себе силы, чтобы защитить её. Даже, если придётся умереть ради этого. Рыцарь, мля! И что теперь? Я не знаю, где она! Может быть она вообще мертва, а может давно свалила из этой проклятой страны и уже и думать забыла обо мне, развлекаясь с каким-нибудь итальянцем! А я, вместо того, чтобы крепко обнимать её и целовать её губы, морожу здесь жопу! И ведь нам пиздец, сержант! Мы не выживем - это ясно! А я ведь так и не выполнил обещание! Я так был горд, когда стал солдатом! Говорил ей, что теперь буду защищать её и остальных граждан нашей страны! Да какой я, к чёрту, солдат, если я даже себя защитить не могу! Я - ничтожество, всю свою жизнь игравшее в главного героя! Я ничего не могу! Вот, что я знаю о вине, сержант! Я виноват в том, что я дал людям надежду, которую я по определению не способен оправдать!