Сорнец мог лишь остолбенело таращиться, не веря собственным глазам. Колдун! Он заговорил их!

Стражи, не обращая никакого внимания на бушующую вокруг пургу, принялись деловито вышибать упоры на массивных внешних вратах, потом налегли на створки.

Рчар вспрыгнул в седло, кивнул Старкальду, а тот все поглядывал назад — его захватили другие мысли. Всего тридцать шагов: забежать в барский дом, отыскать Манроя, достать клинок… это ведь так просто. Не может он уехать, не отомстив за Гирфи.

Но Рчар вдруг хлопнул его по плечу, и от прикосновения этого он вздрогнул. Искушение вмиг прошло — как и не было.

Свобода. Неужели он не спит?

Вот оледеневшие стены его узилища оказались за спиной, а впереди узкой, теряющейся в снежном мраке лентой уходила на север дорога, что делила надвое занесенный белым крошевом пустырь. Здесь, на широком просторе, ураган набирал великую мощь, а сопровождавший его неумолчный рев, едва слышимый за колдовской защитой Рчара, надрывался, будто раненый медведь.

Как в тумане Старкальд забрался на лошадь, дернул поводья и бросил взгляд на восток. Сердце его от благоговения заколотилось сильнее, и стук этот отдавался в ушах. Ветер безжалостно сек глаза, но он все равно увидел это.

Распухшее сиреневое око бури над горной грядой мерцало яркими сполохами, пожирая само небо. В сердце этой великой тьмы бурлил и переливался сгусток лилового пламени, окруженный неземным сиянием. Точно лепесток неведомого цветка он пульсировал, рождая волны плотного мрака, что толчками выхлестывались наружу и вершину за вершиной накрывали скальный отрог, затапливали долину внизу.

Вспомнились проповеди, на которых дряхлый полубезумный старец бормотал что-то про Бремя Великой Утраты — тот гибельный день, когда обессиленный, немощный Шульд уже не сможет вступиться за род людей, и те останутся один на один с чудовищами и могущественными порождениями скитальцевой своры. При виде этой картины те басни больше не казались такой уж чушью. Быть может, боги вслед за ясноглазыми уже покинули их мир.

Они оторвались от затмевающего небо зарева и поскакали прочь от города. Буран переметал дорогу и увлекал целые завесы снега к западу, в сторону далекой полоски леса. Кони сбивались с шага, крутили мордами, иногда вовсе останавливались, и только Рчар мог сдвинуть их с места: он легонько похлопывал перепуганных животных по крупу или гладил гриву, что-то при этом шепча.

Старкальд то и дело оборачивался. Рано или поздно рев утихнет, и поверженные дружинники остолбенеют, увидав раскрытые ворота. Они найдут пустыми стойла, пересчитают рабов, а после бросятся в погоню. Подобная наглость наверняка заставит Манроя побелеть от гнева — он этого так не оставит. Нужно постараться уйти как можно дальше, скрыться из прямой видимости. Конечно, снег ляжет и упрячет их следы, но в пустоши конного видно за десяток верст.

Поскорее бы затеряться в ближайшем лесу, добраться до речки или быстрого ручья, чьи воды еще не сковал мороз. Там гончие Красного Молота потеряют их.

Ветер и вправду уже не так бил в спину, давящий гул ослаб. Старкальд вытащил из ушей покрасневшие от крови шерстяные шарики. В мир вернулись звуки, он вновь мог слышать собственный голос и глухой перестук копыт. От Погибели остался лишь далекий заунывный рокот.

Зловещий лиловый цветок над Плетеными горами сжался в едва заметную плотную точку. Выпущенная им темень подбирала свои щупальца и утекала на восток. Небо над головой начало светлеть. Вскоре горы расправились, сбросили с себя хмарь и приняли обычный величавый вид, а от бушующего урагана остался только затихающий звон в ушах.

Добрались до спасительного леса, где валящимся, взмыленным лошадям дали отдохнуть от бешеной скачки. Животные переводили дух и щипали чахлую травку, кое-где пробивающуюся меж сугробов, Рчар рылся в захваченных Старкальдом мешках со снедью и что-то увлеченно жевал, а сам сорнец караулил у опушки, ожидая, что вот-вот из врат Черного города покажется змейка всадников. Но время шло, а погони все не было.

Морозный воздух щипал ноздри. К нему примешивались ароматы смолы и хвои. Так пахла свобода.

— Почему никого нет? — спросил Старкальд.

Он весь дрожал от нервного возбуждения. Южанин одним рывком словно вытащил его из-под толщи болотной тины, пробудил угасающее сознание, что гибло от невосполнимой потери.

Рчар нехотя поднял голову от мешка. Вид у него был беспечный и веселый, словно все их проблемы остались позади. Отросшие за два месяца рабства вихры и бородка покрылись седоватым инеем, лицо разрумянила стужа. Капюшон он не накидывал, словно холод нисколько его не донимал.

— Прошлого не надово боять. Будущего надово.

— На тебя посмотреть, так ты и за будущее не переживаешь. Откуда ты знал что произойдет?

Южанин пожал плечами и бросил ему шмат вяленого мяса, завернутый в капустный лист. Старкальд поймал, достал нож, принялся срезать тонкие полоски. В одной из сум нашелся также мех с какой-то кисловатой бурдой.

— Рчар сказал Стракалю, что Рчару о том шептали звезды.

— Почему же они мне ничего не шепчут?

— Звезды шепчут, да только у Стракаля, верно, уши песком забили.

Рчар часто городил околесицу, выдавая ее за глубокомысленную истину, но иной раз явственно шутил. Тогда темные глаза его особенно щурились, а уголки губ изгибались, обнажая ослепительно белые зубы.

Старкальду было не до смеха.

— Думаешь, Молот не станет снаряжать погоню?

— Молот обязательно снарядит.

— Тогда долго нам рассиживаться не придется. Что еще звезды сказали?

— Звезды сказали, что завтра взойдется солнце. И послезавтра взойдется.

— Вести важные.

— Даже звездам и Айяму не дано знаться все, что суждено лучиться.

Старкальд проводил взглядом косяк диких гусей, что тянулся к южной дали, и вздохнул — вот бы им такие крылья.

***

Беглецы вновь двинулись в путь, огибая протянувшийся далеко к холмам ельник по объездной тропе, укрытой мягким сверкающим снегом. Этой дорогой пользовались углежоги.

— Кто такой твой Айям? — спросил Старкальд. — Шульд? Солнцеликий?

— Не-ет. Творец солнца.

— Разве у бога может быть творец? Какой же он тогда бог?

Старкальд отогревал дыханием онемевшие руки, сетуя на то, что не сообразил стащить еще и варежки.

— У всякого бога в наличии творец.

— А кто же тогда сотворил самого Айяма?

Рчар хихикнул.

— Айям бывает велик и непостижим для Стракаля. Стракаль бывает велик и непостижим для муравья. А муравей, самый небольшой, бывает велик и непостижим для Айяма.

Сорнец потер виски.

— Бессмыслица какая-то, — устало произнес он, но все же попытался поразмыслить над этой несуразной мудростью.

Потом странное подозрение пришло ему на ум.

— Не про Скитальца ли ты говоришь?

Рчар затряс гривой курчавых волос.

— А кто такой Скиталец? — не отставал Старкальд.

— Рчар не знает кто такой. Но очень хочется узнать.

На этот раз южанин был искренне раздосадован тем, что не может с легкостью выдать остроумный ответ.

Доехали до развилки, и только теперь Старкальд вспомнил о том деле, ради которого он решился последовать за Рчаром.

— Я поеду в Искорку. А ты куда направишься?

— Тоже у Рчара есть важное дело в селе северного королевства звездов.

— Это какое же?

— Ваше село пожрался мрак. Рчар принесет в село большой свет.

— Опять эти твои загадки, — проворчал Старкальд, но тут южанин вдруг решил в кое-то веке прояснить напускаемый словесный туман.

— Сегодня семнадцатый день месяца Бархатца есть. Значит, пять дней назад в твое село зайти пошел мрак.

— Мрак? Какой мрак? Поветрие? — догадался сорнец.

Рчар закивал.

— Быть не может.

Южанин серьезно глянул на него.

— Козья моча. Как оно попало в город?

— Рчар не знает того.

— И как ты собираешься помочь?

— Рчар же колдун. А значит, может делать колдование.