Будто прочитав его мысли, Рчар наклонился к нему и молвил:

— У Стракаля имеется быть еще один маленький небольшой долг. Стракаль знается о том. Хорошо знается.

Сорнец прищурился, пытаясь сообразить, о чем собрат толкует, но на ум ничего не приходило. В памяти всплыли дурные, похожие на сказку видения про то, как солнце родилось в его глотке и как лесные братья не смогли его зарубить. Человек этот иной раз крепко пугал.

Рчар что-то протянул ему. На огрубевшую ладонь сорнца упало несколько шариков, которые почти ничего не весили. В темноте было сложно разглядеть, но больше всего они походили на скатанные кусочки валяной шерсти.

— Когда настанется время, Стракаль сам все поймевает. Зеленые — для ух, черный — для ртов.

— Что ты задумал? — насупился Старкальд.

Он хотел тут же выбросить эти колдовские окатыши, но пальцы сами собой сомкнулись на них.

— Рчар не задумал. Звезды задумали.

Больше он ничего не сказал и вернулся к своей ветхой лежанке, оставив сбитого с толку сорнца одного. Его окликнул Хоген, которого определили осматривать червяков перед сном и докладывать о больных. Он проходил меж рядов со светцом, стараясь никому не отдавить руку или ногу.

— Не спится, парень?

Сорнец поднял на него глаза, пожал плечами.

Хоген присел на корточки возле него.

— Та девушка. Ты знал ее, верно?

— Знал.

— Уж не ведаю, кто она тебе — невеста или сестра. Тяжко это, понимаю. У самого дети померли. Скажу одно. Не хотела бы она, чтобы ты так и сгорел снутри, сидя тут, как истукан. Пока кровь в жилах ходит, живи. А как помрешь, упросишь Ману, чтоб дал тебе с ней свидеться.

Долго сидел Старкальд, скрестив ноги, и размышлял о словах Рчара и Хогена. Осталось ли у него еще хоть какое-нибудь дело в этом мире? Кажется, нет. Определенно, нет. Или все же осталось?

Он усердно прятал эти робкие попытки совести всколыхнуть его разум, и только Рчар заставил его разворошить былое и вспомнить, как он погиб, а затем вернулся в мир живых с куском угля вместо сердца.

***

Ночь ворвалась в душные бараки тяжелым долгим стоном, что донесся снаружи подобно свирепому рокоту грома. Затряслись стены, посыпались на пол с приставных стульев металлические каски шахтеров. Протяжный гул переполошил и поднял с коек всех до единого.

— Что это?!

— Откуда?!

— Пожар!

— Чудище вернулось?!

Люди вскакивали, зажигали лучины, пучили от страха глаза, полуодетые выбегали в сени и во двор, узнать у дежуривших там стражников что стряслось, но те понимали не больше их. Жалобно скулили сторожевые собаки, визжали свиньи в загонах, ломились стены конюшен — животные остро чуют подобные напасти.

Схваченные врасплох горняки крутили головами, обращая взор то на восток, к подернутым розовым маревом пикам Плетеным гор, то на запад, где еще густела темень. Дружина спешно вооружалась и выскакивала на стены, на ходу подпоясываясь и накидывая кольчуги. На крыльце барского дома показался Молот и принялся отрывисто раздавать команды.

Тучи быстро одолевали потемневший небосвод. Наступавший рассвет вновь сменился ночью. Стылый воздух разом загустел, как бывает перед бурей.

Старкальд уже все понял. Он протиснулся обратно в бараки и принялся ощупывать то место, куда закинул шерстяные скатки, стараясь вспомнить, как Рчар наставлял его. Половину ночи он думал и решился — убежит.

Кто-то из трясущихся в уголке червяков заверещал:

— Зов вот-вот грянет! Скитальцу не спится!

Грохот уже закладывал уши.

Теперь Старкальд понял замысел Рчара. Откуда-то хитроватый жулик прознал, в какой день точно это случится. И если он рассудил правильно, то буря, набирающая силу за непреодолимой стеной горного хребта, не просто пронесется над Черным городом и затихнет у края пустоши. Их ждет нечто более страшное.

Такое уже бывало раньше. Старкальд неоднократно слышал о том, как целые города и села теряли сознание и пробуждались много часов спустя, не ведая, что за напасть выпала на их долю. Об этой жути предпочитали не говорить, а уж если и говорили, то шепотом, стараясь, чтобы тьма не подслушала их страхи. Даже сам Старкальд лет шесть или семь назад припоминал такой день, когда он подрабатывал за еду у какого-то захудалого фермера в Сорне. Посреди дня небеса вдруг извергли ужасный вопль, и очнулся он на грядке с морковью только под вечер.

Дни Без Времени — так называли их. Говорили, что тогда Песнь Хатран теряет силу, ее тяжкие оковы сновидений слабеют, и веки Сияющего Скитальца подрагивают — он близок к тому, чтобы пробудиться в стране черного тумана.

Рев повторился, усилившись во много крат, по земле пошла ощутимая дрожь. У Старкальда даже поднялись волоски на запястьях.

Все больше червяков забегало в бараки, спасаясь от гнева небес. Люди зажимали уши руками и падали на дощатый пол. Они кричали что-то, но в диком грохоте тонул любой звук.

Наконец пальцы Старкальда зацепились за один кругляш, тут же нашелся второй и третий. Едва ли можно было хорошенько разглядеть, какого они цвета, так что он наудачу один отправил в рот, а два оставшихся заложил в уши и чуть прижал их мочками.

Сначала шум лишь немного утих и Старкальд было с ужасом подумал, что ошибся, но вдруг все звуки разом померкли. Он все еще чувствовал вибрации, отдающиеся по ногам от землетрясения, но надрывного воя как ни бывало, ушла и резкая боль.

Сорнец поднялся и пошатываясь побрел к выходу, с удивлением водя взглядом по телам корчившихся в агонии рабов — тех, кто еще оставался в сознании.

На дверь пришлось крепко приналечь, но чуть только она отворилась, как дерево подхватило яростным порывом ветра, сорвало с петель и разнесло на куски — Старкальд не услышал ни звука.

Сорнец и сам едва удержался от свирепствующего снаружи урагана. В глаза ударил колючий снег, дыхание сбило. Старкальд запахнул лицо рукавом.

Забытый всеми бедняга-стражник замер посреди улицы, не успев добежать до укрытия. В хибарках прислуги изнутри затворяли ставни. Вдали, на парапете, темные фигуры дружинников бросали оружие и падали замертво. Сошедшая с ума буря играючи увлекала их луки, окованные железом дубины и мечи в небо, взметала огромные клубы снежной пыли и уносила ввысь любую мелочь: клочки тряпок, доски, камни. Она срывала целые пласты дерна с крыш и на глазах у Старкальда разорвала и уволокла в жерло поднимающейся круговерти урагана сушившуюся после стирки одежду вместе с колышками и веревками. Ветер выметал и выскребал переулки Черного города, тащил в разверстую небесную пасть все, что весило меньше подковы.

Едва ли, кроме него самого и быть может Рчара, во всей крепости остался человек, что сдюжил и устоял на ногах. Люди валялись там, где застала их всесокрушающая волна.

Шерстяные шарики в его ушах размокли, и Старкальду совсем не хотелось думать о том, какой влагой они напитались.

Южанина он нашел у конюшен. Тот выводил двух на удивление спокойных гнедых лошадей — видно, и им скормил колдовского тайного средства. Уши их были плотно прижаты от ветра, морды они гнули к земле, но шли за Рчаром послушно, будто всю жизнь знали его хозяином. Завидев Старкальда, Рчар улыбнулся, насколько позволял кусачий ветер, и показал знаком, чтоб тот захватил себе седло.

Припасов собрать не успеют, мелькнула мысль у сорнца, но тут же он вспомнил, что для ежедневных разъездов обычно заготавливают все необходимое загодя. Он сбегал к казармам, где разжился снедью, сапогами и теплой одеждой. Прихватил он и висевшую на крюке у самой двери перевязь с палашом.

Фигура Рчара промелькнула в снежной круговерти у двойной надвратной башни. Старкальд кинулся к лестнице, дабы ему подсобить, но вдруг увидал, как внутренняя железная решетка поползла наверх. Точно так же поползли кверху и его брови. Рчар тянул огромную махину ворота. Один.

Но вот новое диво — южанин вновь показался на парапете, а ворота все поднимались. Следом за ним послушно плелись несколько дружинников с отсутствующим взглядом. Они не пытались прикрыть лицо от секущего ветра и волочили ноги, будто во сне.