— Кто же такой Скиталец и зачем он к нам явился по их догматам?

— Их взгляды также разделились. У одних он заступник, пожертвовавший собой, дабы спасти Гюнира от неизбежной гибели. У других — заблудившийся странник, что спустился со звезд. Монахи говорят, что Скиталец не человек и не бог. Наши умы не способны понять, что он за существо.

–Как обычно — не ясно ничего. Что за второй культ?

— Ждущие. Эти гораздо опаснее и воинственнее. Даже у нас в городе поселился один из них — тот безумец, что живет у мусорной кучи.

— А-а, так он из этих?

— Да. Они проповедуют басни о том, что однажды в мир явится новое божество взамен Шульда.

— Не Скиталец? Я всегда думал, что они поклоняются ему.

— Нет. Нечто иное. Оно воздаст по заслугам тем, кто помогал или препятствовал ему на пути становления — одних наградит, других покарает. Эти фанатики без колебаний сотрут в порошок всякого, кто встанет у них на дороге.

— Про них говорят, что они истребляют ясноглазых и платят серебром за каждого бедолагу с фиолетовыми зрачками, которого им приведут?

— Про них. Как и мы, они ищут способ пройти через пелену мрака.

— Зачем? — поскреб бороду Феор.

— Я не знаю. Быть может, жаждут умертвить Гюнира или заручиться помощью Скитальца.

— Не они ли обосновались в Горсахе?

Имм закивал.

— Там их главное прибежище. До Завесы рукой подать. Но скверна их сильно растеклась по миру. В прошлом году они добрались до самых Башен, скопили там огромные силы и богатства, а теперь не стесняются бороться за власть с самим наместником.

— Что же они делают с ясноглазыми?

— Разное. Убивают, калечат, пытают, сцеживают всю кровь до последней капли. До сих пор тайна им не покорилась. Но сейчас ясноглазых почти не осталось.

После паузы Имм наклонил голову.

— Почему ты спрашиваешь про ясноглазых? Княжна не из них. Никакой ошибки здесь быть не может.

Феор подумал, что не худо будет пойти на откровенность до конца. Он был уверен — Имм не выдаст секретов рода Эффорд.

— Аммия вела со мной необычные беседы. Однажды она сказала, что видит прошлое и может путешествовать во снах. Я списал все это на плод фантазии и ребячество впечатлительной девочки, но она не отступается от своего.

Имм внимательно выжидал продолжения, не выразив на лице ни крупицы удивления.

— Ты ведь помнишь ту неясную суматоху, которая случилась при рождении Аммии. Слишком много было таинственности, слишком много нервов и подозрений. Хаверон мог каким-то образом скрыть ее происхождение.

— Пойми, нет никакого средства, чтобы поменять ребенку природу и цвет глаз. Ни настои, ни зелья, ни колдовство. Аммия — обычный ребенок.

— Наверное, ты прав. Но все же, речь идет о безопасности наследника Дома. Нельзя проводить подобные ритуалы из-за обещаний людей с сомнительной репутацией. Что будет, если на севере не останется никого из рода Эффорд?

— Не стоит торопить события. Разумнее подождать записей из Седого Загривка. Может статься, что сомнения наши напрасны, а ритуал — только произношение ничего не значащей клятвы. Это пойдет на пользу. В сердцах людей вновь родится искра надежды, как было во времена расцвета Ховеншора. Феор ведь помнит те дни. Сколько великих героев проявило себя в ту золотую пору… Дейк Бронзовая Кожа, Анкю Беззаботный, Одноглазый Ромир. Целые поколения росли на их подвигах. Если веками прозябать на окраине мира, никто и никогда не отправится вызволять из заточения Сына Пламени, а род человеческий будет угасать, пока вовсе не прервется.

Стараясь не выдавать свое отношение к вероучению Имма, Феор откинулся на спинку стула. Мантры про спасение Гюнира он слышал с самого рождения. Мир вокруг погибал, а люди так настойчиво твердили об этом, словно великий поход состоится не иначе, как через месяц или по крайности следующей весной. И конечно, никто ничего не делал, полагая, что стоит только немного обождать, и обязательно явится герой в сияющих доспехах, который избавит мир от скверны. Сам он еще с юношества перестал тешить себя подобными сказками. Нидьёр давно не принадлежит людям, и нет никакой волшебной силы, что очистит его от порождений Скитальцевой чумы. Про богов пора забыть. Если кто и поможет человеку, то он сам.

— Ты не был так спокоен на совете. Теперь ты будто защищаешь эту идею с ритуалом, — осторожно поддел Феор.

Имм развел руками и поспешил рассеять его подозрения.

— Я взвесил все за и против. Тот, кто не способен изменить свое мнение, не сможет отличить хлеб от навоза и Сына пламени от последнего дурака.

Первый советник поджал губу.

Снова цитаты. Сначала Тильн, теперь Имм. От этих ходячих собраний замысловатых поговорок нигде не уберечься.

Феор уяснил для себя, что прямой поддержкой в борьбе с Раткаром здесь не заручится. Против самого регента настроить Имма нечем, а Палетту храмовник не считает врагом, хоть и относится к ней холодно и с некоторым подозрением.

— Что ты намерен делать, Феор? — спросил Имм, когда он уже собирался уходить.

— Как и раньше. Служить законному правителю, — пожал плечами первый советник, уйдя от прямого ответа.

Монах понимающе закивал.

— Будь осторожен, друг мой. Будь осторожен. Темен и горек оказался наш век. Давай же не допустим, чтобы потомкам достались времена еще страшнее.

Вдруг со стороны сеней раздался какой-то шум, и, нарушив благолепное безмолвие храма, в трапезную влетел лохматый мальчишка — его поверенный.

— Человек от Тимпая вернулся. Плохой совсем! Умирает! Его в лечебный дом повезли! — с порога затараторил он.

Феор поблагодарил Имма за беседу и поспешил туда.

К длинному дому гридницы была пристроена маленькая комнатушка, где мастер-лекарь Шатар врачевал особо серьезные раны. В ней уже набилось полным-полно народу. В толпе мелькнул и алый плащ Раткара. Его охрана как могла расталкивала и выпроваживала зевак. Все галдели и трещали, перекрикивая друг друга.

— А ну вышли вон! — взревел взявшийся откуда-то Кайни. Только это и подействовало.

Стол был накрыт серой простыней. На нем лежал бледный, как луна, сварт — совсем еще молодой парнишка со светлыми, курчавыми волосами. Дюжина добровольцев две недели назад отправились с Тимпаем по следам змея на северо-восток, и вот теперь один возвратился. Глаза воина были широко открыты, но жизнь в них едва теплилась. Два ученика Шатара обтирали беднягу тряпками.

— Его нашли мои варники у Студеной, привязанного к лошади, — шепнул ему Кайни, — видно, сам себя привязал — понимал, что умирает. Гонцом был.

— Ранен? — спросил Феор у Шатара, который ощупывал кости дружинника.

Лекарь лишь отмахнулся, чтоб не мешали.

— Говори, что нашел. Не молчи, — потребовал Раткар.

Шатар раздраженно отозвался:

— Открытых ран нет, повреждений или переломов тоже. В сознание так и не пришел. То же, что и у Красного Барта.

Тело воина чуть заметно тряслось. Феор разглядел, что простыня под ним уже вся пропиталась потом. По коже первого советника пробежал жутковатый холодок.

— Может быть, у него внутреннее кровотечение? — предположил Феор. — Дюжинный Старкальд рассказывал, как у кого-то из его отряда из ушей пошла кровь, когда они стали продвигаться вглубь тоннеля.

— Кровь всегда видать, даже если она внутри. Синяки, припухлости, почернения, — огрызнулся Шатар.

Вдруг больной издал приглушенный всхлип, забулькал горлом, тело его сотрясла жуткая скручивающая судорога. Глаза сварта широко раскрылись, словно в агонии, кадык задергался. Парень крякнул, застонал, и в один момент его вырвало какой-то вонючей жижей прямо на Шатара, который от неожиданности не успел даже прикрыться.

— Кровь скитальцева! — выругался лекарь.

Все охнули и отпрянули от койки на несколько шагов.

— Что за дикость! — с отвращением скривился Кайни, опуская прикрывший лицо локоть.

Парнишка застыл, лежа на боку. Дрожь больше не тревожила его. Он умер.

Раткар хмыкнул.

— Кажется, здесь смотреть больше не на что. Вот уж действительно помог ваш великий воин-храмовник, — с презрением отозвался он. — Хедвиг, позаботься, чтоб твои люди прочесали местность, где нашли этого. Может, еще кого найдете.