Чтобы не сойти с ума взаперти, он разговаривал с Рчаром. Южанин сыпал небылицами и жизнерадостно скалился, чем сильно его раздражал, но это было лучше общества свиноматки или полной тишины, которая неизменно возвращала Старкальда к мрачным думам и самобичеванию.

Рчар поведал множество сказок. В одной героем был безумный стоногий король, такой громадный, что каждая нога его почивала в отдельной комнате высокого замка. Только пройдет месяц — он распоряжался, чтоб на него сшили новые сапоги еще краше и удобнее прежних. Когда работы кожевенников не нравились государю, он с гневным криком звал палача. Казни больше всего веселили раздраженного короля, но наблюдать за ними приходилось с балкона — выходить во двор в старой обувке монарх считал ниже своего достоинства. Скоро в стране его и по всей округе совсем не осталось мастеров, а люди сносили ту обувь, что имелась, и стали ходить, обмотав ноги в тряпки. Народ ворчал и распалялся. В конце концов возмущенная толпа штурмом взяла замок, ибо только там, на складах и в сокровищницах, оставались бесчисленные запасы сапог, ботинок, войлочных чуней и изящных туфель, сработанных на монаршие ноги. Безумца растерзали, а народ с тех пор зажил счастливо.

Старкальд спросил, на западе или востоке то чудное королевство, но Рчар загадочно изрек, что в том краю вовсе нет никаких сторон, а на другие расспросы отвечал еще более нелепыми и бессмысленными отговорками.

Поведал Рчар и о своем путешествии по великой бесплодной пустыне. Караван его бедствовал, терзаемый безудержным зноем и жаждой. И когда Рчар, последний оставшийся в живых, совсем измучился, приготовился лечь на красный песок и отдаться смерти, на пути вдруг возник большой колодец, выложенный из камня, на котором были начертаны какие-то мудреные знаки. Воды в нем совсем не оказалось, но со дна слышался чей-то голос. Там обитал дух, который по ночам рассказывал ему удивительное, и странным образом истории эти насыщали Рчара не хуже мясных пирогов и лучшего вина.

Рчар долго просидел у колодца и понял, что бормотание духа — вовсе не выдумки. Баснями этими он словно творил героев и оживлял их, потому как скоро бездна зашептала о самом Рчаре, и многое из того, о чем услышал он тогда, позже свершилось въяве.

В другой сказке появился человек по имени Старкальд. К нему отправил Рчара колодец, который заранее знал, что тот окажется в усыпальнице Хаонитовых Могил. Сорнец упрашивал Рчара рассказать еще, но южанин ответил, что ничего не помнит.

Больше всего Старкальду понравилась история про двух девочек-близняшек Ум и Тум. Они были принцессами одного из богатейших королевств, названия которого южанин не упомнил. К горю родителей Тум умерла при первом вдохе, но так тесно сплелись судьбы сестренок на Великом Веретене, что дух девочки не последовал в страну теней, а остался в этом мире и накрепко связался с Ум. Обиднее всего, что Тум родилась ясноглазой — редчайший случай, тем более, в королевской семье.

Девочка с двумя душами выросла совершенно обыкновенной, и люди вокруг не замечали никаких странностей, хотя в голове Ум звучал то один голос, то другой. Она не придавала этому значения и думала, что подобное в порядке вещей, пока однажды цвет ее зрачков не стал меняться с бирюзового на фиалковый — именно такой, с каким рождались ясноглазые.

Но не успел изумиться королевский двор, как за Тум явился поверенный самого Ключника — извечного мужа, что в незапамятные времена был поставлен сторожить границы мира живых, мира мертвых и прочих миров, о которых смертным никогда не узнать. Ключник не досчитался одной души, и слуга его целых десять лет провел в поисках затерявшейся Тум, обследуя город за городом, деревню за деревней. И нашел-таки.

Слуга предстал перед королем и изложил волю своего мастера — немедленно умертвить принцессу Ум, ибо только таким способом можно было вырвать Тум из тела выжившей девочки. Монарх нахмурил брови, приказал прогнать безумца и хорошенько намять тому бока. Побитый слуга явился пред очи господина и обо всем поведал. Ключник посинел от ярости, схватил непомерную связку ключей от разных миров и велел седлать коня — настала его очередь вызволять Тум.

Выпроваживая со двора слугу грозного властителя душ, король понимал, что обрекает себя и подданных на гибель. Все знали, что в отличие от своего глашатая, Ключник обладал могуществом и силой полубога: он насылал болезни и проклятья, обращал человека в пепел одним взглядом, по щелчку пальцев останавливал сердца и дробил кости. Само дыхание его сделалось гибельным.

В две недели он достиг белокаменной столичной твердыни, но стражи города не открыли ему и даже не вышли на парапет, опасаясь мертвящего взора привратника страны теней. Тогда Ключник прибег к страшному оружию: он стал выхватывать из связки один ключ за одним и отворять проходы в запретные миры, выпуская их чудовищных обитателей на свет. Город осадили полчища монстров, великих и ужасных. Были среди них те, что покрыты броней из сверкающей чешуи или толстым мехом, были и другие, умевшие подниматься высоко в небо и раздирающие защитников острыми когтями, были третьи, что могли принимать облик любого существа. Последние и сгубили доблестных рыцарей, обманом проникнув в пределы крепости и захватив воротные укрепления.

Зловещая фигура Ключника показалась на улицах города. Немногие оставшиеся в живых услышали его роковую поступь и затрепетали в застенках. С каждым шагом мрачного жнеца кто-нибудь испускал дух.

Прислужники его осадили цитадель, но король с семьей и малым отрядом успел улизнуть потайным ходом. Узнав о том, Ключник так разъярился, так затопал во гневе, что задрожала сама земля, а кошмарное войско его попряталось в норы, разбежалось по всей округе, разлетелось по заоблачным высям. Но ничего не поделаешь — добыча ушла. Говорят, и по сей день он бродит седым старцем в поисках потомков той девы, что обманула саму смерть.

Откуда взялся этот колодезный дух? Может, то какой-нибудь пророк или сам Скиталец решил над ним подшутить? У Рчара ответов не было. Он сказал, что лучше не ведать этого вовсе, а не то лопнет голова.

Ни одна из подслушанных у колодца басней не претендовала на то, чтоб обозваться правдой, но рассказывал южанин их с таким упоением, словно сам был тому свидетелем.

Старкальд никак не мог раскусить, то ли его собрат по несчастью повредился головой от долгого пребывания взаперти, то ли всего лишь прикидывается олухом. Взгляд у Рчара был умный, глаза сверкали, как солнце на воде. Сорнец принял бы его за придворного шута или сказителя, которые часто забредают в корчму, дабы потешить небывальщиной скучающее мужичье, но было в нем что-то не от мира сего. Он словно смеялся над всем Нидьёром: над порчеными, болезнями, беззаконием, человеческим злодейством, превратностями судьбы. Над самой смертью. И даже если девять частей его побасенок были ловко придуманным враньем, то десятая вполне могла оказаться реальностью.

Рчар вовсе не беспокоился, что со дня на день его продадут, как ломовую лошадь. Совершенно довольный своим положением, он прямо-таки лучился весельем, будто представить себе не мог ничего лучше пребывания в студеном грязном коробе. С большим аппетитом он уписывал миску отвратительной баланды, а после горячо благодарил тюремщика. Тот, наслушавшись от собратьев чудных историй, дичился Рчара, предпочитая не связываться с тем, которого отверг Мана.

— Бежать надо. Поможешь? — шепотом спросил у Рчара Старкальд как-то ночью, когда весь лагерь уснул.

Снаружи второй день злилась вьюга, и стены подрагивали от порывов ветра, заблудившегося в лесной чащобе.

Рчар долго смотрел на него непонимающе и почему-то молчал, но потом чуть сощурился, и лицо его расплылось в привычной радушной улыбке, будто смысл сказанных слов только сейчас дошел до него.

— Непременно Рчар будет помогаться, — кивал он. — Стракаль добрый друг, Рчар поможет Стракалю. Потом. Теперь не можно. Время еще не пришлось.

— Не пришлось, это верно, — коротко закивал Старкальд. — Что у тебя за говор? Откуда ты родом?