Эрика не сразу поняла, что это летят вилы!

— Уходим! — закричала Глаша. — Если попадём в их хоровод — нам каюк!

— А пепел? — Дея схватила Эрику за руку.

— Я израсходовала всё. Торопитесь!

Глаша первая побежала к валунам, но было поздно — вилы уже зависли над ней и сестрами, их голоса звучали оглушающе, и торжествующий хохот Иды Фёдоровны почти потерялся за ними.

Ни единой эмоции ни мелькнуло на фарфоровых лицах, когда вилы взялись за руки и поплыли вокруг пойманных в ловушку девушек.

Игорь остался где-то вне хоровода, но ничем не мог им помочь.

Движение постепенно убыстрялось, песня не смолкала. Серебряный свет, льющийся из глаз облачных дев, ослеплял, лишал воли и мыслей.

И вдруг цепочка оборвалась! От круга отделилась одна из вил и устремилась вниз.

То была Саша!

Их Саша!

Подлетев к девушкам и не переставая смеяться, она обхватила всех трёх крыльями да вытолкнула прочь с поляны, прямо в разверзшуюся темноту коридора…

Потом они бежали. Глаша волокла за собой спотыкающуюся Дею, а Эрику Игорь перекинул через плечо — у девушки совсем не осталось сил.

Коридоры извивались змеями, схлопывались за спинами в пустоту, подставляли ступени-подножки, пугали шипением и шорохами. Из стен прорастали руки, уродливые лица ухмылялись им вслед, пол под ногами то вспучивался болотом, то разливался водой. Чуждый враждебный мир не собирался их так просто отпускать.

— Не верю в наморо́к, не верю в наморо́к… Не верю, не верю, не верю! — твердила Глаша, задыхаясь, а над ними со свистом и шумом летали огромные полуптицы-полунасекомые.

Когда стало казаться, что выход они не найдут никогда, за очередным поворотом возник тупичок с глухой стеной. Глаша со всего маху врезалась в него, и камни податливо чавкнули, пропуская измученных бегунов в узкий и пыльный коридорчик старого ателье.

И только тогда Дея позволила себе разрыдаться.

Когда сестры вернулись домой, Нина Филипповна не смогла сдержать слёз. Она крепко обняла обеих и долго не отпускала. Не задавая вопросов, помогла девушкам раздеться, обмыла каждой лицо и руки приготовленным травяным отваром, заставила выпить терпкий горьковатый настой.

— У тебя травки взяла, Деюшка. Валерьяны побольше. К ней — ромашки да щепотку пустырника.

— Многовато… валерьяны, — через силу улыбнулась Дея и поблагодарила бабку за заботу.

— Что ты, милая. Ведь не чужие. — всплеснула руками та и не удержавшись, снова всхлипнула. — Радость то какая! Вытащили девчоночку! Спасли!

Эрика едва пригубила терпкую смесь и попросилась прилечь. Нина Филипповна заикнулась было о еде, но её не поддержали. Перенесенные потрясения лишили сестёр аппетита. Спорить бабка не стала — вздыхая, проводила Эрику в её комнату, а Дея дошла сама, хотя ноги едва держали.

Закутавшись в одеяло как в кокон, она наконец смогла расслабиться. Нина Филипповна что-то спросила про Глашу и Игоря, но Дея только и смогла пробормотать, что те обещали приехать завтра. А потом провалилась в сон.

Глаша сдержала слово — появилась утром бодрая и свежая, в таком же синем парике, при полном макияже. События прошлой ночи никак не отразились ни на её внешности, ни на самочувствии.

Расцеловавшись с Ниной Филипповной, она протанцевала на кухню и с удовольствием принялась за гренки, щедро смазывая их маслом и повидлом.

Дея старалась на неё не смотреть — здоровый Глашин аппетит вызывал неприятное чувство. Сама она смогла проглотить лишь кусочек, а Эрика совсем отказалась от завтрака и с отрешенным видом катала по столешнице шарик из хлебного мякиша.

— Вы ешьте, девчули! Это так вкусно! — Глаша потянулась за новым куском. — Обе вялые как воблы. На улице сразу ветром снесет. Погода ужасная. Такой ураган! И пыль. Прямо не зима, а не знаю что.

— У нас почти каждый год такая погода. — повздыхала Нина Филипповна. — Снег сразу же стаял. Даже не верится, что он был.

— Вилы больше нет — и снега нет. — Глаша взмахнула ресницами и улыбнулась.

— Как нет? Совсем? — Нина Филипповна прижала руки к внушительному бюсту. — Вы хоть бы рассказали, что вчера было то? Девчонки ни словом не обмолвились. Да я и не тревожила. А узнать-то охота.

— Что было, то сплыло… — Глаша откусила от гренка и замычала. — До чего вкусно! Обожаю поесть!

— Глаша обезвредила Иду… — туманно отозвалась Дея. — Надеюсь, она больше никого не сможет заманить в свои сети.

— Обезвредила! Как это? — вытаращилась на неё Нина Филипповна.

— Чики-пики — и нету! — Глаша подмигнула бабке. — Девчули вам после всё обрисуют в красках. А я проститься пришла. Мы с Игорем отбываем.

— Что так скоро? Осталась бы еще. Куда вам спешить?

— Рада бы, но времени мало. Дела зовут.

— И далеко вы собрались?

— Как получится. — Глаша повернулась к молчащей Дее. — Ты хочешь что-то спросить?

— Да… Хочу… Про ваше родство с Идой.

— Вы поболтайте, а я к себе… — Эрике не хотелось ничего слушать Глашины откровения. Ей было всё безразлично. Даже о Саше она думала сейчас без сожаления.

— Детонька, ты не поела ничего! — крикнула Нина Филипповна вслед ушедшей Эрике. — Да что ж такое то, скажи ей, Дея!

— Ей сейчас нужно много пить. Отварчиков травяных. Настоечек. — Глаша оценивающе оглядела Эрику. — Воспользуйся книгой, Дея. Там много успокаивающих смесей.

— Я и без книги всё знаю. Мои сборы…

— Твои сборы не подойдут. Эрике нужно приготовить по рецептам из книги.

— Да в какой книге-то? — Дее сложно было сосредоточиться.

— Той, что нашлась возле лавчонки чудес. Кстати, тебе тоже отварчик из неё не помешает.

— Хорошо, — покорно кивнула Дея. — Посмотрю. заварю. Глаш, скажи правду — Рика… выправится?

— Не знаю. Полностью — точно нет. Общение с вилой оставляет на человеке след. К тому же она пила молоко…

— След? Какой еще след⁇ — тихо ахнула Нина Филипповна.

— Ты про те наросты? — поняла Дея.

— И про них. Но то физическое напоминание. Зачатки не случившихся крыльев.

— А есть другое?

— Конечно. Ты тоже его ощущаешь. Ведь так? Апатия. Тоска. Заторможенность. У тебя всё пройдёт, не бойся. А у Эрики — нет.

— И что же с этим делать?

— Живите и радуйтесь, что относительно легко отделались. Если есть возможность — уезжайте. Желательно подальше отсюда. Здесь Эрика так и будет чахнуть. Лучше ей будет возле гор, или у леса, у водоема. Завалитесь в деревеньку, где вас никто не знает. Ты будешь заниматься травами. Она найдет подработку в интернете.

— Запереться в деревне? — с Деи в миг слетела апатия. — Ты понимаешь, что говоришь? Эрика молодая. У неё вся жизнь впереди!

— Если хочешь, чтобы она провела её в относительном комфорте и спокойствии — прислушайся к моему совету.

— Но неужели ничего нельзя…

— Нельзя. След останется с ней навсегда.

— А ты… ты же дочь вилы! И прекрасно себя чувствуешь в городе!

— О своих чувствах я умолчу. Не забывай — во мне её кровь. Чары на меня не действуют.

— Ты дочка… Иды Фёдоровны? — Нина Филипповна чуть не подавилась гренком. — Дочка вилы⁇

— Да. Я дочь вилы.

— Не знала, что он могут иметь детей. Она ведь не молоденькая уже. Когда же ты родилась-то?

— Давно. Я родилась… на стыке веков.

— В двухтысячном? — прищурилась бабка на Глашу. — Я думала, что тебе побольше, где-то ближе к тридцати.

— Нина Филипповна, дорогуша, не мучьте себя арифметикой. К чему вам точные цифры?

— Как это к чему? Чтобы знать! А тебе, что же, трудно признаться?

— Не люблю цифры. — поморщилась Глаша. — Посчитайте сами, если уж так приспичило. Начните с тысяча девятисотого года.

— С какого года? — Нина Филипповна застыла с приоткрытым ртом.

— Ты шутишь? — Дея подумала, что ослышалась.

— Я похожа на клоунессу? — Глаша намазала очередной гренок джемом и потянулась за сахаром. — Во мне кровь вилы, и время для меня тянется дольше, чем для людей. Поэтому я выгляжу еще ого-го… Как, собственно, и Ида. Ей очень, очень много лет…