— Помоги, Рика! Видишь, ей плохо!

— Мне… хорошо… — невнятно выговорила Саша. — Мне… очень хорошо!

Как только она произнесла эти слова — грянули восторженные крики.

Навстречу девушкам бросились карлики-грибы, принялись кидать под ноги Саше цветы, осыпать её сверху чем-то вроде семян и блестящих камешков. В их пронзительном верещании всё отчетливее различалось ликующее: «Нарожденная! Нарождённая! Свершилось!»

Они откровенно радовались происходящему, забыв и про Иду, и про скрючившихся под серым налётом пепла юду с кэпкуэном.

Следом за карликами важно шествовал кролик, бережно придерживая в лапах белоснежное платье-паутинку. Девочки-старушки семенили следом, у одной в руках была подушечка с изящным гребнем, у другой — ручное зеркало на витой золочёной ручке.

При виде платья Саша тихо ахнула и, оттолкнув сестёр, расправила крылья. Ничуть не стесняясь своей наготы, позволила девочкам себя одеть. Платье скользнуло по телу с тихим шелестом. В ту же минуту позади отчаянно громко вскрикнула Ида, а Саша счастливо рассмеялась. Сделав несколько танцевальных па, она позволила грибам подвести себя к небольшому камню и послушно опустилась на него, вытянув вперёд ноги.

Откуда-то появились жаба и кузнечик, настроив инструменты, начали наигрывать нежную тихую мелодию. В воздухе замелькали светляки, закружились бабочки-ночницы.

Одна из маленьких уродиц поднесла к Сашиному лицу зеркальце, вторая принялась расчёсывать её волосы. С каждым движением гребешка пряди становились длиннее, делались более густыми и блестящими. Наливаясь силой, волосы постепенно светлели, приобретая неуловимо-золотистый оттенок. Менялось и лицо: мягко голубела кожа, расширились глаза, нос стал походить на кукольный…

Саша становилась копией тех дам, которые собрались на показ в тот злосчастный вечер в Модельерке. Её крылья сложились за спиной в такие же пышные красивые складки. А запястье обвил браслет, в точности повторяющий ветку-татушку.

Отложив зеркальце, одна из девочек-старушек опустилась на колени и начала массировать изящные Сашины ступни. Под её пальцами те казались податливым пластилином, постепенно приобретая форму… копыт!

Наблюдая за произошедшими переменами, Эрика только теперь осознала, что Саша больше не человек! И никогда не станет прежней!

— Саша! Саш! — она рванулась было в сторону подруги, но та даже не повернула головы.

Жаба и кузнечик заиграли быстрее. Кролик подхватил под руки маленьких карлиц, и трио закружило по поляне.

— Тидери да… Тидери да… Тара да да… Турида да…

Мелодия манила, звала последовать за собой, и ноги невольно повиновались ей.

Грибы-колпаки начали подпрыгивать в такт, Саша смеялась и хлопала.

Галантный кавалер в камзоле выступил из-за камней и склонился перед Сашей в поклоне, приглашая на вальс. Приподняв подол платья и грациозно переступив козьими копытцами, она продала ему руку. Минута — и они затерялись среди черноты неба, полностью отдавшись во власть танца.

Все вокруг ликовало.

Эрику оттеснили назад.

Дея успела подхватить её и вытащить из толпы.

На сестёр никто не обращал внимания. Не пытался поймать, запереть, сделать что-то.

Как могли столь враждебные к ним существа так быстро измениться?

Неужели… всё дело в Саше? Точнее — в её… обращении?

У Эрики закружилась голова, она хотела закричать, позвать Сашу, но лишь захрипела.

— Смирись. Забудь. Ей уже не поможешь. — Дея крепче обняла всхлипывающую сестру.

— Почему Саша стала такой? Почему она все время смеётся?

— Потому что ей весело. Потому что она счастлива. По-своему, конечно, но счастлива. И глупа как пробка. — к ним неслышно подошла Глаша. — Настоящей вилой ей не стать. Её удел отныне — танцы, хороводы, игры. Пусть лучше так.

Глаша протянула Эрике сухие завитки лозы.

— Возьми. Накрути им на запястья.

— Кому — им? — не поняла девушка. — Что это такое?

— Юде и кэпу. Быстрее. Действие пепла заканчивается. А лоза поможет их сдержать. Сделает послушными.

— Но почему я⁇

— Ты пила молоко. Твои узлы никто не сможет развязать. Давай же. Нам еще ритуалить.

При этих словах Ида яростно взвыла, зарычал кэпкуэн, зашипела угрожающе юда.

Лоза выглядела тоненькой и хлипкой, но Эрика сразу поверила Глаше.

Было страшно, очень страшно, но она всё же приблизилась к скорчившейся на земле старухе и растерянно оглянулась на Дею.

— Не бойся. Сделай, что должна. — кивнула сестра.

Юда не могла помешать, только смотрела с ненавистью, Эрика чувствовала, как начинает противно зудеть кожа под её взглядом.

— Не быть тебе… не быть тебе… не быть тебе… — забормотала старуха, из приоткрытого рта ручейком заскользила слюна.

Её руки были сложены в замок на острых коленях, и Эрика с содроганием прикоснулась к одной, ожидая самого худшего. Она боялась, что танцующие существа бросятся на помощь, попытаются помешать.

Но ничего не произошло. На них не обращали внимания.

Эрике пришлось приложить усилие, чтобы обернуть вокруг запястья старухи невесомую полоску импровизированного браслета. Когда она затянула узел, юда прошипела что-то и расслабилась, осела на землю мешком. Если от пепла она выглядела твердой и скованной, то теперь будто превратилась в податливое желе.

Содрогнувшись от отвращения, Эрика сжала зубы и повернулась к кепкуэну. Минута — и он привалился к валуну, уткнув человеческую голову в колени. Собачья же голова какое-то время еще позевывала, скалясь. А потом захрипела и притихла.

— Молодец! — похвалила Глаша. — Дея, теперь наш черёд. Помоги мне с мамулей.

— Нет! — провыла Ида, понимая, что произойдёт дальше. — Нет! Ты не посмеешь! Ты не сделаешь этого!

— Ещё как посмею. Закройся, мамуля. Утомила.

Глаша подхватила Иду с одной стороны, Игорь с другой, Дея подталкивала сзади.

Под непрекращающиеся проклятия, все дружно поволокли её к валуну. С трудом взгромоздили на него, уложив ничком — бывшая вила оказалась довольно тяжёлой.

Игорь занял место у неё в ногах, навалился на угги, на всякий случай придерживая, чтобы не взбрыкнула. Хотя Ида по-прежнему не могла им сопротивляться.

Дея заняла место у головы и по знаку Глаши, положила руку на затылок Иде. Она не представляла, что последует дальше, и боялась лишь того, что не сможет перенести задуманную Глашей экзекуцию.

Глаша протянула руку, и Игорь вложил в неё Идин тесак.

Взблеснуло лезвие, рассекая ткань на платье.

На обнажившейся спине у лопаток бугрились безобразные наросты от многочисленных шрамов.

Примерившись, Глаша надрезала один из них и в образовавшуюся ранку капнула бесцветной жидкостью из пузырька.

Воспаленная плоть взялась пузырями, Ида взвыла так страшно, что у Эрики волосы поднялись на голове. Она зажмурилась, заткнула уши и стояла так до тех пор, пока не подошла Дея.

— Не бойся. — устало шепнула сестра. — Всё кончено.

— Кончено? — Эрика не сразу решилась взглянуть на то, что стало с Идой.

Она ожидала чего-то ужасного, но спина выглядела обычной и неприметной, от шрамов-рубцов не осталось и следа!

— По мне скучает ювелирка! — промурлыкала Глаша. — Скажи, как хорошо получилось? Ей больше некуда вживлять очередные крылышки. Теперь ты никому не сможешь навредить, мамуля. Ни у кого не отнимешь жизни. — Глаша слегка подтолкнула Иду, но та ничего не ответила, только задрожала сильнее.

— Набрось на неё что-нибудь! — Глаша наставила палец на юду, и старуха медленно поднялась, поковыляла за камни, загребая землю ногами, словно мертвец из ужастика.

— Ты будешь ей помогать, как и раньше. — велела Глаша кэпкуэну. — А я прослежу, чтобы всё было в рамках приличий.

Глаша усмехнулась и хотела что-то добавить, но замерла, услышав отдаленное пение.

Оно напоминало шум прибоя под ветром и, приближаясь, становилось все громче.

Со стороны леса по небу катился белый вал.