Я всё ещё вижу его лицо, искажённое яростью. Он был жесток. Я надеялась, что земля разверзнется и поглотит меня, но этого не произошло. Мне так и не удалось потерять сознание. Мне не удалось обрести покой и мысленно перенестись куда-то ещё. Он заставлял меня присутствовать, используя слова и образы того, как он собирается наказать Райкера и Эверли, чтобы я никогда не смогла от него уйти.

Когда всё закончилось, он издал торжествующий звериный рык, словно вознаграждая зверя, которого выпустил на волю. Именно тогда я поняла, почему его отец поначалу не подпускал его ко мне. Я осознала, почему он настаивал на том, чтобы именно Райкер тренировал меня. Если бы он пришёл ко мне таким в первый раз, я не думаю, что смогла бы выжить.

С трудом поднявшись с кровати, я встаю на ноги, хватаясь за стену, чтобы не упасть. Окно кажется таким далёким, но я медленно добираюсь до него и раздвигаю занавески. Солнце ослепляет меня, оно высоко в небе. Празднества и гулянья предыдущей ночи уже давно прошли.

И Рокси тоже.

И Райкер.

И Эверли.

Я никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Дверь распахивается, но я слишком устала и у меня всё болит, чтобы испугаться. Только когда я поворачиваюсь и вижу испуганные глаза Эверли, моё тело начинает проявлять какие-то эмоции.

Увидев меня, она вскрикивает и бросается ко мне, но Себастьян, схватив её за волосы, оттаскивает назад. Он не спал всю ночь, его глаза безумны и остекленели, а в руках он держит пистолет, словно это всего лишь игрушка.

— Пойдём со мной, — говорит он нараспев, увлекая Эверли за собой. — Пойдём навестим Райкера. — Он сует мне рубашку, приказывая надеть её, затем, обхватив пистолет рукой, сжимает мои волосы и выволакивает нас обоих за дверь.

Коридоры пустынны. Здесь нет никого, кто мог бы спасти нас. Нет никого, кому было бы не все равно. Даже мимолётный взгляд Старшего мог бы согреть моё сердце в этот момент. По крайней мере, он мог бы оттащить своего сына от грани безумия. Но Себастьян просто тащит нас через весь дом на улицу, а Эверли плачет и всхлипывает, умоляя его остановиться. Но он глух к её крикам. Или, возможно, он наслаждается ими. Трудно сказать.

Камни гравия впиваются в мои ступни, но я не чувствую боли. Только когда я падаю на колени и боль пронзает все моё тело, я начинаю всхлипывать. Себастьян помогает мне подняться, ругается и что-то бормочет себе под нос, но я не слушаю его. Мне все равно.

Мы входим в деревянное здание, расположенное вдали от остальных, и нас швыряют на землю. Я поднимаю голову, приоткрываю единственный глаз, который у меня остался, и вижу Райкера. Его руки связаны, он натягивает верёвку, а кляп во рту заглушает его проклятия.

В его глазах столько боли, когда он смотрит на меня и Эверли. Тоска и чувство вины. Они возникают в его голове снова и снова, раскачиваясь, как волны, когда собираются грозовые тучи.

Себастьян рассмеялся:

— О, Райкер, успокойся. Все, что ты сделаешь, это предупредишь ни в чем не повинного человека и втянешь его в эту историю. Ты же не хочешь, чтобы на твоей совести было больше боли, не так ли?

Эверли, подавляя крик, всхлипнула и потянула руки к брату. Она вцепилась в его руки, отчаянно пытаясь хоть немного ослабить натяжение верёвок.

— Все в порядке, Эверли. Ты можешь шуметь сколько угодно. Я хочу, чтобы твой брат услышал твои страдания и понял, что это он во всем виноват. Я хочу, чтобы он услышал твои крики боли. Мои родители тебя не услышат, и даже если бы они могли, я уверен, им было бы все равно. С другой стороны, никогда не знаешь наверняка. Все, что делает мой отец, не имеет смысла. Ему не хватает… — Себастьян не закончил предложение, просто постучал пальцем по голове.

Он осматривает конюшню, и его глаза загораются, когда он замечает ещё одну верёвку. Я пытаюсь закричать, но звук искажается из-за кляпа во рту. Я не знаю, поможет ли мне сказать ему правду, но я должна хотя бы попытаться. Я должна что-то сделать.

— Что это, Мия? — Себастьян приближается ко мне, волоча за собой Эверли. — Ты хочешь, чтобы Райкер тоже услышал твои крики? Жаль, что нам и без него было так весело, не правда ли? — Он хватает меня за узел на затылке и тянет его вверх, забирая с собой пряди моих волос.

— Ты не можешь причинить ей боль! — Я игнорирую боль. Я игнорирую всё, кроме него.

Себастьян моргает.

— Я думаю, что могу. На самом деле, — он перемещает свою хватку с её волос на горло, — я знаю, что смогу.

Я перевожу взгляд с Райкера на Себастьяна и делаю глубокий вдох, боясь, как осознание того, что я собираюсь сказать, повлияет на Себастьяна.

— Она твоя сестра.

Слова слетели с моих уст, и Себастьян замер. Все трое повернулись ко мне, в их глазах читался вопрос. Райкер начал качать головой, словно не верил, что я могла произнести такие слова. Он словно считал, что это лишь моя попытка отвлечь Себастьяна, и что это не лучшая идея.

— Лили, одна из девушек, которых держит твой отец, это её мать. Она сама мне рассказала об этом.

Себастьян прищурил глаза.

— Я думал, ты усвоила урок о лжи, моя сладкая певчая птичка. Твой голос лучше использовать для других целей.

Райкер перестал сопротивляться. Его взгляд встретился с моим, в нём читались боль и замешательство. Он начал понимать, что я говорю правду, а не выдумываю ложь.

— Она дочь твоего отца, Себастьян. Она твоя сестра, твоя родная кровь.

— Ты лжёшь! — Закричал Себастьян, отпустив Эверли, и она упала на землю, задыхаясь. Он нависал надо мной, его тело дрожало от ярости. — Признайся, что ты лжёшь!

Его рука коснулась моей щеки, и я почувствовала вкус крови. Снова. Но я лишь повернула голову к нему, глядя прямо в его безумные глаза.

— Я не лгу, — просто ответила я. — Ты ведь знаешь, что она сбежала, не так ли? Когда ты был маленьким, она сбежала, и твой отец сделал всё возможное, чтобы вернуть её. И вскоре после того, как он вернул её, Эверли и Райкер переехали жить к вам, не так ли? Я знаю, ты этого не помнишь. Ты был тогда маленьким. Но ты слышал достаточно историй. И если ты задумаешься об этом, то поймёшь, что я говорю правду. Иначе зачем бы твой отец хранил их при себе все эти годы? Зачем он так хорошо заботился об Эверли? И почему твоя мать так сильно ненавидит Лили?

— Нет, — он качает головой. — Нет, это неправда.

— Только подумай, как отреагирует твой отец, если узнает, что ты причинил боль его дочери. Его единственной дочери.

Себастьян начинает расхаживать взад-вперёд, пистолет свободно болтается в его пальцах.

Эверли переводит взгляд с Райкера на Себастьяна, и в её глазах появляется замешательство.

— Это неправда, не так ли? О ком она говорит? Кто такая Лили?

— Конечно, это неправда, — шипит Себастьян. — Она говорит это, чтобы отвлечь меня. Она говорит это, потому что думает, что это вызовет у меня хоть какое-то сочувствие. Но этого не произойдёт.

Я поднимаюсь на ноги.

— Я не лгу, Себастьян. Я говорю правду.

Он проводит рукой по волосам, все ещё сжимая пистолет в пальцах. Райкер замечает, что я смотрю на него. Он видит, как мои глаза сосредоточены на пистолете, на его руках и на его рассеянной и безумной позе. Он снова качает головой. Я делаю шаг вперёд. Эверли все ещё съёживается на земле, не зная, кому или чему верить.

Я приближаюсь ещё на шаг. Если бы я могла просто игнорировать боль, смогла бы я одолеть его? Смогла бы я вырвать пистолет у него из рук и использовать его против него?

Я уже готовая броситься на него, когда он краем глаза замечает движение и поворачивает ствол, направляя его на меня.

— Не делай этого, — предупреждает он. — Ты пожалеешь об этом, если сделаешь.

Я поднимаю руки и опускаюсь обратно на землю, опускаясь на колени у его ног.

— Ты не обязан этого делать, Себастьян. Давай найдём твоего отца, и все выясним. Он скажет тебе правду.

— Мне не нужен отец! И даже если то, что ты говоришь, правда, Райкер все равно никто. Он никто, просто сын шлюхи, — говорит он, меняя цель пистолета и направляя его в голову Райкеру.