— Я и есть администратор.

На минуту пришлось отключить микрофон.

— Ненавижу понедельники! — с чувством сказал я в пространство. — Дегенераты!

Со всех сторон на меня посмотрели понимающие коллеги. Я сделал глубокий вдох и выдох, а затем включил микрофон обратно.

— Одну минуту, пожалуйста, переключу вас на специалиста по сети.

Опять убрал звук.

— Народ, на кого кинуть? Асака банк, тут надолго, похоже. У меня сейчас конфкол, потом узбеки.

— Давай его сюда, — откликнулся Антон и проворчал: — Но вообще-то Юля должна звонки принимать.

И «вообще-то» он был прав.

Остаток дня в целом соответствовал его началу. Увы, специфика работы в поддержке заключается в том, что никто не звонит рассказать, как все хорошо. Ну, может, один раз, перед Новым годом. Зато каждый день трезвонят, чтобы пожаловаться, что «все пропало». Не без помощи самих звонивших, конечно. «Мы ничего не делали, оно само», — кажется, от этой фразы у меня глаз дергается на уровне выработанного рефлекса. Нет, ну как можно умудриться положить отказоустойчивый кластер? Он ведь не зря так называется, его специально таким придумали! Однако, выясняется, что у человеческого идиотизма нет границ.

Из офиса я вышел абсолютно не в духе, и даже теплая июньская погода не особо радовала. Еще пара дней — и начнется жара, вот тогда будет пекло. Пока же нагревшиеся улицы только намекали, что комфортного лета в этом году ожидать не стоит.

В шесть вечера, точно по часам, люди массово торопились покинуть заполонившие район бизнес-центры, рассчитывая, что вот именно они окажутся умнее всех и обгонят час пик с его вечными пробками и давкой в подземке. Я-то точно знал, что в Москве час пик продолжается с восьми утра и до десяти вечера, поэтому флегматично брел к ближайшей станции метро, слушая игравшую в наушниках классику. Первая симфония Брамса отлично подходила к обуревавшим меня чувствам. Раскрученная на всю громкость, она сегодня решила сыграть со мной злую шутку, помешав услышать приближающуюся опасность.

— Какого хрена?! — только и успел воскликнуть, когда взявшийся словно из ниоткуда белый БМВ вылетел слева.

Машина отчаянно тормозила, сигналила, шины визжали, но остановиться не успевала. Я машинально отпрыгнул назад к тротуару. И это бы спасло, но кретин, сидевший за рулем, тоже решил уйти от столкновения. Влево.

Удар, хоть и несильный, пришелся по ногам, заставив мир разом перевернуться. Я беспомощным комком перекатился через капот остановившегося авто и свалился на асфальт.

— Твою ж мать!

Пошатываясь, поднялся на ноги. Жив и даже вроде бы цел. Только колено прострелило болью, стоило его разогнуть. И костюм был испорчен. Но в целом, легко отделался.

Автомобиль стоял как вкопанный, продолжая отчаянно сигналить. Я от всей души выматерился и хлопнул ладонью по капоту:

— Куда несешься, придурок!

Гудок прекратился, открылось окно водителя. Естественно, затонированное в ноль. И из него высунулась девушка. Блондинка. В темных очках. Почему-то я даже не удивился.

— Вы в порядке? — жалостным тоном спросила она.

Я даже опешил от такой наглости.

— Да ты совсем охренела? Ты человека чуть не сбила!

Хотя, почему «чуть»?

— Извините! Извините, ради бога! Я же вам сигналила!

— Овца, глаза разуй! — Я показал рукой перед собой. — Перед тобой пешеход! На пешеходном переходе! Ты не сигналить должна, а пропускать!

— Да вы выскочили из-за угла, я в последний момент увидела, — прокричала она в ответ. Из под стекол очков по щеке покатилась скупая слезинка.

О да, поплачь о том, что природа-матушка не наделила тебя мозгами!

— Дура тупая! Кто тебе вообще права подарил? Ты сначала ездить научись, а потом уже за руль садись!

— Не кричите на меня! Вы тоже хороши: зачем на капот прыгнули? Вперед шагнули бы и я вывернула!

Это стало последней каплей.

— Может, мне еще перелететь надо было?! Ты совсем больная на голову? А если бы тут дети переходили дорогу? Или старушка какая-нибудь? Им тоже надо было отпрыгивать на три метра вправо? На машину насосала, а мозги в залог оставила? Выкинь свои права в мусорное ведро! Вместе со своим корытом! И своей тупой башкой! Ты…

Красная пелена застилала глаза. Я орал на эту идиотку во все горло, срывая голос и не обращая внимания на людей, собирающихся вокруг. Кажется, женщина пыталась возразить, извиниться, но я ее уже не слышал. Лишь кричал на нее и на весь этот мир, в котором никто не может следовать простым инструкциям. В котором моя жизнь подверглась опасности из-за одной дуры, не способной соблюдать элементарные правила.

— Мужчина, перестаньте так материться, тут же люди кругом, — попытался остановить меня кто-то из прохожих.

— Вот именно, люди кругом! Живые люди! — кричал я в ярости. — А эта тупая сука всех поубивает, глазом не моргнув! Она же как обезьяна с гранатой, таких вообще из дома выпускать нельзя!

Вокруг начала образовываться толпа. Кто-то призывал меня успокоиться, некоторые поддерживали ободряющими выкриками, другие достали мобильники и стали снимать увлекательное зрелище.

— Да все правильно он говорит! Так и надо этой курице! — произнес пузатый мужик, нежно державший пивную банку.

— Да что же творится! Нельзя так ругаться на даму. Тут дети проходят все-таки! — проявила гендерную солидарность дородная особа средних лет.

Люди, как обычно, разделились на сочувствующих и осуждающих.

В этот момент женщина, которая даже не потрудилась выйти из машины, побледнела, как-то странно ойкнула и вдруг громко застонала.

— Ой. Божечки. Больно. Бо-о-ольно! — закричала она. — Мамочки!

Этот простой, беспомощный женский крик подействовал на меня как ушат холодной воды. Ярость улетучилась, как будто ее и не было, оставив после себя сосущее чувство пустоты и бессилия. Ничего не понимая, но уже чувствуя что-то нехорошее, я просто стоял и смотрел на авто, из которого доносились женские стоны, полные боли. После очередного вскрика сбросил с себя оцепенение, осторожно заглянул внутрь и выругался, но уже в свой адрес, быстро доставая мобильник.

— Алло, скорая? Нужна помощь, срочно. Водителю стало плохо за рулем. Угол Садовой и Композиторского.

В трубке раздались дежурные вопросы диспетчера.

— Да не знаю я, что с ней! Кричит, стонет. Жалуется на боль в животе.

Послышались очередные уточняющие вопросы. Я снова заглянул в салон и, опустив взгляд, захотел провалиться сквозь землю. Какой же я кретин…

— Женщина, около двадцати пяти, — произнес я севшим голосом. — Беременная. Поздний срок.

— Принято, ожидайте, — без эмоций ответил голос на другом конце. — Экипаж выехал.

Повесив трубку, я тихо сказал:

— Скорая уже едет. Могу я вам помочь чем-нибудь? Может, воды дать?

Она ничего не ответила, держась двумя руками за большой круглый живот и продолжая стонать и вскрикивать.

«Молодец, Егор, довел беременную. Сегодня ты превзошел сам себя. Это даже не двойка, а кол. Полный провал».

Но мысленные оплеухи не могли обратить время вспять. Фенечка на левом запястье чесалась и жгла кожу. Черт, а ведь я почти продержался. Быстрым движением стянув ее, перевесил на правую руку.

Опять придется начинать заново.

Все сначала!

— Все сначала! — Дирижер требовательно постучал палочкой по пюпитру. — С первого такта и повнимательнее!

Оркестр недовольно зашелестел нотами, но оспаривать слово дирижера — себе дороже выйдет. Бесстрашных не было. Я с тоской посмотрела на время. Репетиция продолжалась уже четвертый час, но прогресс шел слишком медленно. Студенты хоть и не были новичками, но слишком не сыграны. Третий курс, им банально не хватало опыта, чтобы слышать не только себя, но и звучание друг друга. Эх! Помнится, когда-то, еще недавно, я тоже была такой же.

Впрочем, нет. Так отвратительно я никогда не играла.

И теперь приходилось тратить время и силы, подменяя заболевшую солистку с фортепианного. Хотя у них там бриллиантов — каждый второй. Но у всех же конкурсы на носу, ни у кого времени нет!