— Сейчас не обо мне речь. И я пытался объяснить, только ты не слушала.

— Значит, плохо пытался. — Рина подошла к холодильнику и с печальным видом принялась изучать его содержимое. — Ну и что я теперь есть буду? Я все еще голодная, знаешь ли. Взял и испортил мне ужин, а еще друг, называется.

— Не трогал я твой ужин, можешь сама себе спасибо сказать. — Я даже прифигел от такого поворота. — И собственной халатности в обращении с продуктами питания. Ладно, показывай, что у тебя есть!

Неудавшаяся кулинарка взяла ноутбук со стола и поднесла к открытому холодильнику.

Я невольно присвистнул. Да уж, выбор, прямо скажем, был небольшой. Точнее, его совсем не было. Чем она вообще питается? Чипсами и колой? Нет, были, конечно и яйца, и сыр, и молоко со сливками, даже кусок грудинки нашелся. Зелень какая-то тоже виднелась, но через экран не разобрать. Скорее всего, стандартный набор: укроп-лучок-петрушка.

— Не густо, прямо скажем, — вынес я вердикт.

— Да времени особо в магазин сходить не было. — Рина развела руками, словно оправдываясь.

Картинка крутанулась и ноутбук вернулся на исходное место.

— Чем же ты занималась весь день?

— Ой, да разным! Там мелочь, тут мелочь…

— Не хочешь — не рассказывай. Вернемся к готовке, — предложил я. — Так ты хочешь что-нибудь итальянское?

— А это возможно? Мясо-то мы выбросили.

— Возможно все, было бы желание и мастерство. Знаешь, почему итальянскую кухню называют «кухней бедных»?

— Почему?

— Да потому что набор продуктов, чтобы приготовить что-то вкусное, может быть любым! Просто берешь все, что есть в холодильнике, мелко крошишь и кладешь на тесто — будет тебе пицца. А если все то же самое добавить в макароны плюс соус — будет паста. А если бросить на сковородку и залить яйцом — вот тебе и фриттата на завтрак! В твоем случае — на ужин.

— Хочешь предложить мне сделать фритатту? — Рина скептически выгнула бровь. — Знаешь, это жульничество какое-то получается: даже напрягаться не надо!

— Окей. Давай, сделаем пасту! У тебя есть макароны?

— Да, вроде в шкафчике еще должны были оставаться. Сейчас посмотрю!

В камере отразилось, как Рина полезла в один из верхних ящиков. От того, как она потянулась вверх, футболка задралась, оголяя поясницу. И две очень соблазнительные ямочки Венеры внизу спины. И аппетитную попку, которую обтягивали простые домашние штаны.

Поймав себя на том, что откровенно любуюсь таким видом, я усилием воли отвел взгляд от экрана: нехорошо так подсматривать, когда девушка не видит.

— Есть спагетти! — заявила она с довольным видом, победно размахивая найденной упаковкой.

— Отлично! Будем готовить Карбонару.

— А идея-то хорошая… — Рина задумчиво почесала кончик носа. — Странно, что мне самой в голову не пришло, учитывая, что я ее уже готовила и не раз. Все этот оссобуко засел в голове, будь он неладен. И ведь для пасты все есть…

Она быстро подскочила к холодильнику, доставая ингредиенты.

— Спагетти есть. Грудинка, считай, — тот же бекон. Чеснок, вроде, был еще. Сыр есть, правда не пармезан. Сливки есть…

— Какие еще сливки! — застонал я, мученически глядя в потолок.

— Для соуса… — На меня непонимающе смотрели с экрана.

— В Карбонару не добавляют сливок!

— Как это не добавляют? Я всегда добавляла!

— Тогда это не Карбонара, а лапша молочная получится!

— Да просто у нас разные рецепты!

Мы сверлили друг друга взглядами, и каждый не желал уступать. Она — отстаивая право на свой вариант готовки. Я — понимая, что такими штуками блюдо можно только испортить.

— Рин, послушай, — попытался я донести до нее истину. — В Карбонаре используют только взбитые яичные желтки. Они подчеркнут вкус, сделают его нежным и насыщенным. Если добавить сливки, то спагетти быстро их впитают. Мало того, что разбухнут, еще и соус потеряет изюминку, а сами макароны сливками пропитаются и станут переваренными. Получится, что вкус блюда будет притопленный, уравненный во всем блюде. Слишком однородный и неинтересный.

Она переваривала новую информацию, пока, наконец, не сдалась.

— Конечно, мне с моими привычками далеко до такого гурмана, как ты… И лично мне со сливками было очень даже неплохо. Ты же знаешь, что многие рецепты со временем трансформируются? Я читала, что в самой Италии многие тоже добавляют в Карбонару сливки.

— Ага, а в России некоторые готовят солянку, добавляя туда капусту и сосиски! — привел я пример еще одного надругательства над рецептурой.

— А что, так тоже нельзя?

— Нет! — рявкнул я, чувствуя, что снова закипаю, одновременно с водой в ее кастрюле. — Есть правильный рецепт, и его нарушать нельзя! Короче, неси свою тетрадку, будем записывать!

Рина пропала из кадра, но уже через несколько секунд вернулась со знакомым блокнотом.

— Кстати, — заметил я, — чеснок в Карбонару добавлять тоже нельзя.

— Его-о-о-ор, — она буквально простонала мое имя, хватаясь руками за голову, но все же открывая потом блокнот. — Может, хватит уже, наконец?

«Может, хватит уже, наконец? Сколько можно названивать с утра пораньше! Воскресенье! Совести у людей нет!»

Я попыталась нащупать смартфон, отчаянно вибрировавший на прикроватной тумбочке, но сделать это с закрытыми глазами оказалось непосильной задачей. Кажется, он звонил уже давно… Я находилась в том пограничном состоянии, когда мозг уже просыпался, а тело еще отчаянно отказывалось что-либо делать. Выныривая в пробуждение и проваливаясь обратно в сон, я поморщилась от назойливого жужжания и четко поняла, что глаза открыть все-таки придется. Пришлось усилием воли заставить себя сделать это. Только для того, чтобы тут же зажмуриться от яркого солнечного света, заполнявшего комнату.

Лето. Люблю я лето, но почему так рано светает?! Машинально посмотрела на часы: семь утра. Интересно, какой чудак жаждет казни? Голова упорно отказывалась соображать. Видимо, сказались поздние посиделки с Егором. Телефон все не унимался, нужно было узнать хотя бы имя настойчивого абонента. Прищурившись, я одним глазом взглянула на экран.

Аркадий.

Остатки сонливости тут же улетучились. Аркадий никогда не звонил по утрам. Он вообще почти никогда не звонил. Что-то случилось?

— Да, — сказала я сиплым спросонья голосом и, испугавшись его скрипучего звука, тут же откашлялась, прочищая горло. — Доброе утро, Аркадий.

— Доброе утро, Рина. — Голос в трубке был непривычно радостный, возбужденный. — Я не разбудил тебя, надеюсь?

— Нет, вовсе нет. Я уже давно встала.

С силой потерла глаза и щеки, усиливая кровообращение, но бодрости почти не прибавилось. «Кофе. Срочно нужен кофе, пока я не овдовела еще до того, как вышла замуж».

— Прежде всего, хотел поинтересоваться: как твоя нога?

При этом вопросе я услышала в интонациях еще и тревожные нотки беспокойства. За них я была готова простить даже незапланированное утреннее пробуждение. Рядом с сердцем зажегся маленький теплый огонек. Аркадий беспокоился обо мне, это так приятно!

— Эм-м-м-м… — выдержала я половинную паузу, будто бы прислушиваясь к своим ощущениям. — Вчера еще немного ныла. А сегодня уже не болит. Я даже ходить могу спокойно!

— Ты же делала рентген, как мы и договаривались?

— Да-да, разумеется! — поспешно заверила я его. — Ничего криминального не обнаружили, лишь небольшое растяжение.

— Приятно слышать! Я очень боялся, что у тебя перелом.

Я встала с кровати и, прижимая трубку щекой к плечу, натянула любимый шелковый халатик, влезла в тапочки и пошла на кухню.

— Да, это могло бы поставить под угрозу наш концерт. Прости, что тебе пришлось поволноваться.

— Ничего, ты же в этом не виновата. Я просто рад, что поправляешься. Кстати, о концерте: я как раз по этому поводу и звоню.

— Его опять перенесли? — спросила я с тревогой.

— Нет, все планы в силе. Но у меня есть к тебе другое предложение.