- Почти, - Цезарь грустно усмехнулся.

- Я думала, тогда везде были леса, - сказала Виттория первое, что пришло в голову, - Экоактивисты только об этом и орут. Как мы вырубили все, угробили планету. Как нам всем придется переселяться в колонии, если мы не одумаемся.

-Конечно нет, - в единственном живом глазу Цезаря плескалось лукавство, - Здесь же не заальпийские[1] галлы или германцы жи… - он осекся на половине слова и только после короткой паузы, закончил, - …ли.

Повисла тишина.

Простой и очевидный вопрос крутился на языке. Виттория никак не могла решиться его задать, но недосказанность давила на голову еще сильнее, чем мрачность.

- Гай… - опасливо начала она.

Цезарь оторвался от дороги и вопросительно посмотрел на нее. Слова на мгновение застряли в горле и, когда они все-таки прозвучали, появилось четкое ощущение, что она со всего размаху наступила на мину.

- Почему ты перешел Рубикон?

Он дал ответ не сразу.

- Это… Очень сложный вопрос. Если я скажу, что я просто хотел поговорить с Помпеем с глазу на глаз, ты ведь мне не поверишь?

Виттория прыснула.

- Начинать войну чтобы поговорить? Гай, я, конечно, максимально не в курсе, что у вас там происходило, но это звучит абсолютно нелогично.

Неожиданно, Цезарь рассмеялся.

- Согласен, если поставить вопрос так, звучит не очень. Проблема в том, что я не начинал никакой войны.

Виттория так резко обернулась к нему, что чуть не утратила контроль над машиной:

- В смысле? Ты же перешел Рубикон, и…

Он резко развернулся и посмотрел на нее в упор:

- …война началась только когда Помпей забрал с собой своих новых дружков и уплыл в Грецию. До этого я просто пытался заставить его со мной поговорить.

Взгляд Виттории метался между ним и дорогой. По мере приближения к городу, машин вокруг становилось все больше и больше и полностью переключиться на разговор значило разбиться в лепешку.

Он воспринял ее молчание по-своему.

- Послушай, мне не нужно было от него ничего, о чем бы мы не договаривались заранее. Ничего сверх выполнения закона, который был принят с его полного согласия. Я вел с ним переговоры несколько месяцев. Один раз мы даже почти согласовали встречу. Но…

Не удержавшись, Виттория на короткое мгновение обернулась. Цезарь, не мигая, смотрел прямо на дорогу. Его ладони сжимались в кулаки, а по отсутствующему взгляду мертвого слепого временного протеза ничего нельзя было сказать.

- Но? – спросила она, наконец, возвращаясь к своим прямым обязанностям.

Вдалеке над полями и немногочисленными деревьями возвышалась постепенно приближающаяся развязка. Вылетное шоссе.

- Мы не успели, - голос Цезаря прозвучал как наждачка, - Помпей серьезно заболел. Несколько месяцев лежал, все гадали, выживет он или нет. Вот знаешь, я никогда не верил в богов, но даже я тогда молился всем вместе взятым, чтобы он выздоровел.

Разговор постепенно затягивал ее, несмотря на темный лес из пробела в знаниях, который его окружал, и теперь ей даже хотелось поддержать его хоть как-то.

Но она могла только задавать дурацкие вопросы.

- Почему?

- С ним я мог сесть за один стол, поговорить и, скорее всего, договориться. Но Катон и его клика – это совсем другое. Они не хотели со мной говорить даже в лучшие времена, а тогда… - Цезарь разочарованно помотал головой, - Если бы Помпей умер, кровь пролилась бы однозначно.

Внимание зацепилось за едва знакомое имя, и Виттория спросила:

- Катон? Я знаю только одного Катона, который “Карфаген должен быть разрушен”. Но это же, вроде бы, раньше было.

Цезарь сдавленно хохотнул.

- Правильно. Раньше. Катон, о котором я говорю - это его правнук. Не знаешь такого?

Не глядя на него, Виттория помотала головой.

- Ну, так ему и надо, - удовлетворенно отозвался Цезарь.

Сколько она ни ждала, продолжения мысли не следовало, и пришлось задать наводящий вопрос:

- Но ведь Помпей выжил. Почему тогда…

Короткое и шершавое:

- Я не знаю, - стало ей ответом, - Во всяком случае, не точно. Могу только предполагать.

- Валяй.

Какой-то придурок на красном спорткаре появился слева словно из ниоткуда, и, резко перестроившись, влетел в их ряд прямо перед ними. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Виттория со всей силы вдарила по тормозам и грязно выругалась.

- Эй-эй, - мгновенно оживился Цезарь, - Давай помедленнее. Мне надо записать.

Виттория прыснула и закусила губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Злость мгновенно испарилась.

- Так, а что там с Помпеем-то? – отсмеявшись, спросила она, - Заинтриговал.

Каким-то образом в его пересказе история перестала быть сухими скучными буквами, скрипящими на зубах, и превратилась во что-то живое, осязаемое – и интересное.

- Не знаю, говорю же, - Цезарь пожал плечами. Он больше не сверлил лобовое стекло невидящим взглядом. Наоборот, яркие и недавние, пусть и неприятные, воспоминания как будто вернули в него жизнь.

Придурок на спорткаре даже не мог подозревать, какое значение имел его опасный и идиотский маневр для атмосферы в отдельно взятой машине.

- Но думаю, он просто… Не знаю даже как объяснить, - Цезарь закинул руку за голову и взлохматил немногочисленные волосы знакомым – слишком знакомым, болезненно знакомым, - движением, - Понимаешь, за него тогда все переживали, не только я. Носились с ним, писали каждый день. Неудивительно, что он решил, что все за него и что он с легкостью сможет надрать мне задницу.

- То есть он сорвал ваши переговоры? – быстрый недоверчивый взгляд улетел в сторону Цезаря, и все внимание снова вернулось к дороге.

- Вроде того. Он еще даже толком в себя прийти не успел, а уже забрал своих дружков, вызвал испанские легионы и отплыл в Грецию. Вот тогда… Выбора больше не осталось.

Тишина, нарушаемая только мерным урчанием двигателя, снова вошла в свои права. Вопросов одновременно и не осталось, и было настолько много, что сложно было выбрать один из них.

Поток машин постепенно становился все более и более плотным. Скорость приходилось сбрасывать все сильнее и сильнее – и в конце концов поток остановился полностью.

Пробка. На чертовом разъезде всегда была эта чертова пробка.

- Слушай, - Цезарь вынырнул из глубокого транса настолько неожиданно, что Виттория даже вздрогнула, - Может быть, заедем в Равенну?

- Почему бы и нет, - она пожала плечами и, немного сдав назад, выкрутила руль, перестраиваясь в другую полосу.

Небольшая остановка должна была пойти только на пользу – как ей казалось.

Но реальность быстро вернула ее с небес на землю.

Старый центр шумел как потревоженный улей. Опаздывающие на работу местные смешивались с проснувшимися пораньше туристами, создавая столпотворение, больше привычное для центра Рима, чем для сонного небольшого городка такого, как Равенна.

У них не было никакой цели. Они просто шли по родным узким мощеным улочками куда глаза глядят.

Пока мрачный и молчаливый Цезарь не встал на месте как вкопанный и не сказал:

- Здесь.

Виттория недоуменно оглянулась. Небольшая площадь перед палаццо эпохи Возрождения, на фоне которого фотографировалась кучка туристов, вряд ли тянула на это гордое звание.

- Что “здесь”? – она смерила его недоверчивым взглядом.

- Здесь я отдал приказ тринадцатому.

Один из пробегавших мимо парней в деловых костюмах оглянулся и удивленно уставился на него.

Началось. Маскировать латынь под южный диалект итальянского было очень легко в Германии, с трудом, но возможно, в Ломбардии – но с каждым километром на юг эта иллюзия испарялась, как дым на ветру.

Едва не вывернувший шею парень все-таки не остановился, а прошел мимо – и, только проводив его взглядом, Виттория спросила:

- Как ты понял?

- Сложно объяснить.

Они помолчали.

- Знаешь, Виттория, вокруг меня всегда было полно людей, которые спали и видели, как бы лишить меня всего, - неожиданно, сказал Цезарь, - Один раз у них это даже получилось.