- Ты же знаешь, - он положил руки ей на талию и подтянул к себе, - Войска готовы, все готово, мы завтра выступаем. Я не могу ничего отложить, потому что тебе приснился плохой сон. Второго такого шанса дать всем общего врага и повод для примирения просто не будет.

Едва видная в полутьме Кальпурния помотала головой.

- Я не про поход. Ты же меня понял, - не вопрос, но утверждение.

- На заседание я и так не собирался, - Гай пожал плечами.

Несмотря на плохое освещение, он чувствовал пристальный взгляд жены на себе слишком и слишком отчетливо.

- А жертвоприношения? – наконец, спросила она.

Гай усмехнулся:

- Ну ты же понимаешь, что я великий понтифик и я не могу их пропустить.

- Но…

- Иды наступают каждый месяц, эти жертвоприношения происходят каждый месяц, ничего не случится, поверь мне.

Убедил он ее или нет – но после этих слов она все-таки легла обратно на кровать и накрылась легким покрывалом.

- Пообещай мне…

- Обещаю.

Последний день сборов перед отъездом всегда напоминал пожар, погром и переезд в одном флаконе. Слабая, но настырная боль в висках, как и следовало ожидать, пришла сразу после бессонной ночи – и от суетливой беготни рабов и обилия желающих переброситься с ним парой слов напоследок она только усугублялась.

Жертвоприношения были настоящим подарком богов среди разразившегося безумия.

От хвоста, поджидавшего на улице, можно было скрыться за спинами рабов и на носилках, от тех, кто уже попал вовнутрь дома, спасения не было нигде.

Гора документов немым укором зловеще нависала над головой.

Придется брать ее с собой, сегодня поработать в спокойствии ему не светило.

- Все готово, хозяин, - запыхавшийся и вспотевший от напряжения Зенон ворвался в таблинум без стука, - Тебя уже ждут.

- Отлично, - окинув прощальным взглядом гору дел, Гай поднялся с кресла.

Чем раньше они управятся с жертвоприношениями, тем больше будет времени разобраться с оставшимися делами, которые никак нельзя было забрать с собой.

Вместе с Зеноном, Гай вышел в многолюдный атрий.

- И еще, - опустив голос почти до шепота, добавил Зенон, - Марк Лепид просил тебе передать, что его не будет на заседании, он уже отправился к легионам.

Губы растянулись в ухмылке. Лепид как вошел в раж вчера вечером, так и не собирался останавливаться.

Пусть Кальвин и не отправлялся на Восток вместе с ними, у него дома тоже негде было плюнуть. Вся коллегия понтификов собралась в полном составе, прихватив с собой рабов, и вместе с личными гостями Кальвина и кучкой обычных зевак создала невероятное столпотворение. Последние приготовления, так или иначе, затронули почти всех.

Едва переступив через порог, Гай оказался посреди водоворота – и голова тут же отреагировала усилением боли.

Кое-как протиснувшись сквозь нестройные ряды желающих пообщаться , он все-таки нашел хозяина дома, который негромко переговаривался с гаруспиком Спуринной в дальнем углу атрия.

- Ну что, - поравнявшись с последним, Гай ухмыльнулся, - Как видишь, мартовские иды уже наступили, а я все еще жив.

Дурацкое предсказание, в которое он не верил с самого начала, все равно то и дело всплывало в голове – особенно когда все снова шло наперекосяк. Наконец-то в этом вопросе можно было поставить окончательную точку.

От пристального взгляда Спуринны по спине побежали крупные мурашки даже до того, как тот открыл рот и сказал:

- Наступили, но еще не прошли.

Поистине уникальный человек! Единственный гаруспик на его памяти, который действительно искренне верил в то, что говорил.

Было в этом что-то от душевного расстройства.

Ухмыльнувшись еще шире, Гай отмахнулся от него и его дурацких идей, и переключился на Кальвина:

- Ну что, все готово?

Кальвин кивнул:

- Да. Пойдем. Быстрее начнем, быстрее закончим.

За то недолгое время, что Гай провел у Кальвина, Город успел полностью проснуться, и теперь на улицах было не протолкнуться. Немного впереди них, ближе к скрытому под строительными лесами остову будущей курии, по Форуму чинно двигалась другая, явно организованная процессия.

- Кассий решил отпраздновать то, что его сын надел мужскую тогу, именно сегодня, - заметив, куда смотрит Гай, зачем-то прокомментировал Кальвин.

- Я в курсе, - кивнул Гай, - Странно это все. Почему на два дня раньше?[1]

Кальвин недоуменно пожал плечами – и они, разминувшись с процессией прямо у ростр, пошли дальше. Мимо храмов, по извилистой дороге, вверх на Капитолий.

Жертвоприношения не затянулись надолго. Жертвенный ягненок был в полном порядке.

Чего нельзя было сказать о голове Гая. Пятна появились перед глазами, как только раб занес нож над шеей ягненка и продолжали расти до самого конца церемонии. Если бы Спуринна узнал об этом, он тут же объявил бы это дурным предзнаменованием.

К счастью, узнать ему было неоткуда.

Пятна уменьшились и растворились по дороге домой, но на смену им вернулась головная боль, настолько сильная, что утреннее недомогание начало казаться незначительным неудобством.

Выдержки хватило только на то, чтобы кое-как дойти до дома и упасть на кровать в темной комнате. Кальпурния, едва заглянув к нему, понимающе кивнула и закрыла за собой дверь. Сейчас любой звук делал только хуже.

Все планы на день пошли прахом, и радовало только одно - мигрень никогда не длилась долго, и до вечера ему должно было стать легче.

Сложно было сказать, сколько он провалялся в полной темноте, ожидая облегчения. Время тянулось как кусок липкой глины, пока дверь неожиданно не распахнулась нараспашку, впуская вовнутрь яркий солнечный свет.

Голову прострелило – и Гай зажмурился, пытаясь хоть как-то уменьшить боль.

- Ты здесь?! – воскликнул бестелесный голос, в котором он безошибочно распознал Децима Брута, - Сенат уже собрался, все ждут только тебя, а ты тут валяешься?!

- Да не ори ты так. И дверь закрой, - сквозь сцепленные зубы, процедил Гай, - У меня голова раскалывается.

Он рискнул снова открыть глаза только после того, как услышал негромкий стук.

В полутьме растрепанный и чем-то сильно взбудораженный Децим Брут невольно навевал не самые оптимистичные мысли.

- Что случилось? – спросил Гай, аккуратно садясь на кровати.

Голова отозвалась куда более слабой вспышкой, которая, к тому же, быстро прошла.

- Тебя все уже почти два часа ждут! – Децим ухитрялся кричать даже шепотом, - Ни тебя, ни Лепида, Антоний звереет, все звереют! Снова начинаются разговоры…

- Какие еще разговоры? – Гай нахмурился.

- Те самые, - одной короткой фразой Децим подтвердил все самые дерьмовые подозрения разом.

Проклятые разговоры за последние несколько месяцев испортили больше крови, чем все предыдущие войны и политические баталии вместе взятые. Их нельзя было остановить, невозможно изменить, а любая попытка загоняла все глубже и глубже в яму.

Царь.

Проклятое слово преследовало его куда бы он ни пошел. В шепотках, в надписях на стенах, в более чем однозначных картинках, в каждой буре, что поднималась по малейшему поводу. Бесконечные почести, принимаемые Сенатом за считанные часы, за милю воняли провокацией и подбрасывали дров в костер, который уже давно полыхал под ногами в полную силу.

- Когда они уже угомонятся…

- Не раньше, чем ты сложишь полномочия, - Децим поник.

- Ага, а потом они вспомнят, что именно они мне их и выдали, и снова оскорбятся, - невесело хмыкнул Гай.

Хотел он того или нет, сложить полномочия он не мог.

Последняя война принесла огромное количество союзников, перед которыми он был в долгу – и помпеянцев, которых нужно было по максимуму включать в общественную жизнь, чтобы появился хотя бы шанс когда-нибудь залатать тщательно расковыриваемую не первый год рану. Между первыми и вторыми, Гай никак не мог сложить полномочия.

Потому что, если бы ему вдруг изменил здравый смысл, и он бы это сделал – пожар вспыхнул бы с утроенной силой к следующему утру.