— И ворон откуда-то знал об этом. — Медленно кивнув, красавица поднявшись подошла к ученому и присев рядом положила руку ему на плечо. — Я не верю этой твари господин Абеляр. И я думаю, вы догадываетесь почему.

— Потому что вы не ведьма. — Подняв голову, утвердительно произнес Эддард. — Что бы ни сказал крылатый этот монстр, вы не ведьма.

— Возможно. — Отняв руку от плеча ученого словно обжегшись, женщина подошла к костру и перекинув на грудь косу принялась смотря в огонь невидящим взглядом неловко перебирать волосы. — Я выслушала вашу историю, а теперь извольте выслушать мою. Мой отец был аптекарем. Матери я не знала. Она умерла родами и отец, видимо посчитав, что должен теперь давать мне всю заботу, которая у него есть, очень старался, чтобы я получила хорошее образование. Так, как он это понимал, естественно. Потому, в четыре я уже научилась читать. В шесть разбиралась в травах достаточно, чтобы приготовить несложную примочку или зелье от мужской немочи. В восемь вполне пристойно зашивала раны. Отец был небогат, но иногда мы недоедали только ради того, чтобы пригласить на ужин и беседу какого-нибудь именитого медикуса. Он знал что я никогда не получу диплом. Женщин не учат медицине в университетах. Но… Он был настойчив. А в десять. В десять я впервые увидела. У меня был кот. Знаете такой рыжий здоровый бандит, что переловив в доме всех мышей считает, что имеет право уйти на седмицу, чтобы вернутся с порванным ухом или подранной спиной. Мы жили в небольшом городке, и возможно я бы могла найти себе друзей и подруг по возрасту, но книги заменяли мне все, а моим единственным другом стал этот кот. Он никого не подпускал к себе кроме меня. Спал у меня в ногах, а когда я заболевала приносил пойманных в лавке мышей к моей кровати. Но однажды… Однажды он умер. Он был старый. Очень старый. Вы никогда не видели, чтобы кот седел? Я видела. Под конец жизни на его спинке было больше белых волос, чем рыжих. Он уже не мог ловить мышей и с трудом запрыгивал на кровать. Отец все грозился его выкинуть… — Губы травницы изогнулись в горестной гримасе. — А потом он умер. Отец отправил меня на рынок за овощами, а когда я вернулась… Он уже коченел. Я плакала три дня. Похоронила его во дворе… А потом… — Подобрав еще один прутик женщина принялась ломать его на мелкие кусочки. — А потом он вернулся. Молодой. Как я его помнила в самом раннем детстве. Он приходил ко мне ночью, ложился на грудь и я чувствовала его тяжесть. Его тепло. И с каждой ночью, что он лежал рядом я чувствовала, что со мной что-то происходит. Я начала видеть. Видеть какая из казалось бы годных трав не годна в настой, какой цветок несет в себе больше полезной эссенции, как и где нарушен обмен жидкостей у обратившегося к отцу. Начала понимать, что думают соседи, и что живущий в паре домов от нас господин не просто богатый старик с причудами, а в его доме происходит что-то странное. Это было, как будто кто-то привязал к моему позвоночнику струны и играл на них как на арфе. А потом этот старик пришел к нам в дом и о чем-то долго говорил с моим отцом. И уже через пару седмиц, я оказалась в магической академии. И там меня учили. — Криво усмехнувшись, женщина покачала головой. — Восьмой уровень силы. Это значит, что в хороший день я смогу зажечь свечу потужившись минут пять. А потом буду чувствовать себя так, будто родила тройню. Проще сделать это кресалом и огнивом, не правда ли? Это подобно пытке, господин Эддард. — Женщина снова вздохнула. — Тонкой и изощренной. Умирающий от жажды видит родник, может даже опустить в него руки, но не может зачерпнуть из него больше чем пару капель. Таким, как я остается ритуальная магия. Копить силы в амулетах, заговаривать четки и бусы. — На мгновение коснувшись пальцами плетеного пояска женщина издала короткий смешок. — А кот. Мой кот перестал приходить. Учителя и наставники объяснили, что он всего лишь плод моего воображения. Что мой детский разум был не в силах понять, что с ним происходит и выдумал этого кота. Что нельзя видеть душу. Что у животных нет души а буде даже она была, то всякая душа отправляется либо к создателю либо в ад изнанки мира. И я им поверила… После окончания академии я вернулась домой, но… Отец. — Губы травницы сжались в тонкую линию. — Он женился повторно. И у него появились другие дети… и заботы. Я почувствовала себя лишней. И ушла. Узнала, что переселенцам на север дают достаточно большие подъемные, чтобы попытаться открыть свое дело. Маг восьмого уровня в городе, даже провинциальном, это ничто. Но травник-маг в деревне это очень и очень неплохо. Это были счастливые годы. Я нашла того кого полюбила всем сердцем. У нас родилась дочь. А потом случилось… плохое. Много плохого. Мне пришлось уйти и начать все сначала. Заниматься… разным. Это был… не лучший период моей жизни. И я не буду утомлять вас подробностями. Скажу лишь так. Пару месяцев назад в мой дом захотел пролезть демон. Настоящий. Тварь с иной стороны нашедшая дорожку в наш мир. И в самый критичный момент, когда я думала, что всем нам конец… мой кот… он вернулся. Прыгнул твари в лицо. Мое охранное заклинание было для демона не плотнее чем паутина. Но Стафф… Он дал ему мощь, сделал из заклятье то, на что способен боевой маг не ниже третьего уровня силы. А потом я их увидела. Снова. Души. Души тех, кто погиб в деревне. Душу того… — Женщина покачала головой — И я поняла, что они всегда были рядом. Я просто не хотела их замечать. Отворачивалась от моего дара. Предавала саму себя. И их. — С хрустом сломав очередную ветку женщина поглядела на Эддарда полными боли глазами. — Тот шаман… Бердеф. Он объяснил мне кто я такая. Показал немого из того, что умеет сам. Чтобы привязать духов, северяне используют боль, кровь, особые грибы, ритуальные танцы и песни. Рискуют собственным посмертием, чтобы подчинить себе малых существ изнанки и тех, кто умер, но не ушел слишком далеко. Мне же… Мне же достаточно попросить их мне помочь. Не приказать. Просто попросить. Дать им немного своего тепла. Хотя я знаю, что они не смогут ослушаться моего приказа. Не смогут, не подчинится такой… как я. Людей с моим даром называют душеловами. Проклятыми. Даже кровавые колдуны-демонопоклонники окраины моря Павшего, считают, что таких как я надо душить в колыбели. А в глазах церкви… Я зло. Чистое зло… Но клянусь собственным сердцем, я не заключала договора с той стороной, чтобы получить этот проклятый дар.

— Вы… — Эддард облизнул губы. — Я не вижу в этом ничего плохого, госпожа Майя. Я не видел, чтобы вы творили зло или использовали колдовство кому-то во вред. Мне кажется это важнее… чем какая то… способность.

Майя застыла. Молчание все длилось и длилось и казалось травница замолчала навсегда.

— Вы очень добры, господин Абеляр. — Только прошу. Не говорите об этом остальным. Особенно господину цу Вернстрому.

— Теперь я понимаю, почему вы обрадованы патенту. — После некоторого раздумья протянул ученый. — Индульгенция.

— Да. — Резко дернув головой Кирихе поджала губы. — Именно так господин Эддард. Последние дни я только и думала, что я буду делать дальше. Насколько долго смогу скрывать эту свою… особенность. Что же. Пусть я чудовище. Но теперь я чудовище на службе церкви. Очередное. И никто меня в этом не сможет упрекнуть.

— Я никому не скажу госпожа Кирихе. Встав, цу Абеляр, прижав руку к сердцу отвесил женщине глубокий поклон. Клянусь всем, что у меня есть.

— Спасибо, господин Абеляр. Хотя… Знаете как называют подобную исповедь северяне? Стена из слов. Стена, что позволяет… Осекшись на полуслове женщина нервно облизнув губы заозиралась вокруг. — Господин Эддард… — Напряжено произнесла она и указав в сторону залитой закатным солнцем седловины опустила руку на пояс. — По моему, вам следует сходить за луком.

— Вот бесы. — Проследив взглядом за рукой травницы ученый опрометью кинулся к обозу. В долину, безжалостно сминая кусты, въезжала кавалькада закованных в сверкающую сталь всадников.

--

— А неплохо получилось. — Хлопнув юношу по плечу дикарка с одобрением оглядела кривобокое сооружение и сложенную перед ним кучку дров довольно кивнув слегка подергала юношу за рукав камзола. — У тебя прямо талант, барон. А теперь снимай эту штуку.