— Южане. Только никогда не видящий гор дурень может пойти в дорогу без веревки, ниток и иголок. — Недовольно фыркнула дикарка и покосившись на свои прикрытые меховыми обмотками ступни испустила тяжелый вздох. Сапоги это конечно хорошо, но уж больно быстро по камням снашиваются. Ладно. Дам я тебе иголку. Умеешь хоть?
— Никогда этим не занимался. — Почесав бровь пожал плечами ученый. — Но попробовать стоит. Не попробуешь — не узнаешь.
— А вот сейчас ты говоришь как настоящий горец. — Довольно кивнув, великанша вытянула губы трубочкой. — Могу дать тебе свои запасные обмотки.
— Я… Э-э-э… Не думаю, что мои ноги привыкли к подобному. К тому же здесь в горах. — развел руками Эддард.
— У меня есть немного дратвы. Позднее я посмотрю, что можно сделать, с вашей обувью, господин Эддард. — Улыбнулась аккуратно доскребающая остатки каши со дна миски травница. — У меня есть некоторый опыт. Мой муж… когда он брался чинить обувь… это было просто ужасно.
— Буду премного благодарен, госпожа Кирихе. — Склонил голову ученый и почему-то слегка покраснел.
Август с тоской поглядел на собственные сапоги. Они выглядели… потрепанными.
Как и я. Довольно символично. Ведь это все что осталось от моей прошлой жизни.
Походные сапоги. Так назвали их мастер. Сшитые по мерке, из лучшей кожи, лучшим мастером в Лютеции. Каждый пришедший лавку оставлял слепок своей ноги на будущие заказы, каждый ботинок, туфля, и сапог имели пожизненную гарантию. Цена полторы марки за пару. Сумма, на которую семья средней руки ремесленника могла прожить год. Сейчас в это сложно было поверить. Золотая вышивка потускнела, Жемчуг с голенищ куда-то пропал, серебряные накладки с гранатами, по совету дикарки, он спорол сам, и теперь на месте их крепления на халявах виднелись не слишком аккуратные дырочки. Не единожды пропитавшиеся грязью и потом, насквозь промокавшие в ручьях и бродах, чтобы потом быть варварски высушенными над костром, голенища, несмотря на все его попытки сохранить обувь в целости, а может благодаря именно раз за разом покрывающих ее слоям плохо очищенного, мерзко пахнущего топленого жира, сморщились и покрылись сеточкой мелких трещинок. Половина отлитых в виде соцветий розы шляпок придерживающих каблук маленьких бронзовых гвоздиков стерлась, превратившись в неопрятные кляксы. Пара гвоздей выпала. И хоть воловья кожа подошв стойко сопротивлялась тяготам пути, лишь слегка истончившись ближе к носку, но некоторые швы уже грозно ощетинились истрепанными нитями.
А продавец уверял, что это паучий шелк. Что такая нить не истреплется и не сотрется даже если я пройду пешком всю провинцию.
Ха. А мне, похоже, видимо, достанется чинить твою обувку, барон. — Перехватив озабоченный взгляд юноши великанша коротко хохотнула и положив руку ему на затылок слегка дернула за волосы. — Все вот смотрю и поражаюсь. Такие кудряшки. Я тоже когда-то хотела кудряшки. — Несмотря на грубый тон, в светло-стальных глазах дикарки плясали смешинки. — Мы уже почти как семья, да? Духи говорят нам надо узнать друг друга получше. Хотя я уже и ума не приложу куда еще. Я таскала тебя на загривке, кормила с ложки, носила поссать. Мы вместе тонули в болоте, несколько раз бились плечом к плечу, а ты ныл как недовольный муженек которому жена не позволяет выпить вечером кружку пива. Ближе тебя знает пожалуй только Майя потому как засовывала тебе в задницу свои лечебные мази. Зато я собираюсь чинить твои сапоги. Пожалуй, нам осталось только вечерком отойти куда нибудь подальше и попробовать заделать маленького спиногрыза, а?
— Я… Э-э-э… — Взглянув в смеющееся лицо горянки, Август громко сглотнув выдавил из себя улыбку.
Боги. Успокойся. Она шутит. Просто шутит.
— Думаю, это было бы не самой лучшей затеей, Сив.
— Ха! Пожалуй. Как представлю, что из меня вылезает невинный младенец с твоей смазливой имперской мордой и серебряной ложкой во рту так аж дрожь берет. К тому же…
Договорить великанша не успела. Раздалось хлопанье крыльев и на торчащий из крыши опорный столб, выполняющего роль конюшни, шалаша, опустилась птица. Вернее, что это птица Август понял не сразу. Огромное, превосходящее размером горного орла существо покрытое иссиня черными перьями со скрежетом оставив под собой глубокие борозды, скребануло сабельными когтями по дереву, и громко щелкнув огромным антрацитово-матовым, будто сделанным из вулканического стекла, клювом уставилось на путешественников взглядом восьми разновеликих, выпученных, кроваво алых глаз. Это был ворон. Если бывают вороны, величиной с овчарку, обсидиановыми когтями, крыльями в сажень и паучьими глазами.
Гибрид. Чудовище. Монстр…
Чувствуя, как внизу живота разливается жгучее ледяное озеро, ноги дрожат, а тело превращается в камень, юноша зашарил вокруг в поисках оружия.
Бесы, ну почему я вечно оставляю меч… Боги. Сив… Прибей его, пожалуйста, просто прибей, а потом посмейся над южанской нерасторопностью….
— Стоять! — Невесть когда оказавшаяся на ногах, дикарка подняла руку в предостерегающем жесте и медленно опустив нож в петлю на поясе, изобразила перед вороном нечто похожее на поклон. — Здравствуй Тихокрыл. Давно я тебя не видала. Ты принес послание?
Птица переступила с лапы на лапу взмахнула крыльями и нахохлившись прищелкнула клювом.
— Значит, ты помнишь мое имя, бескрылая с холмов. Что же… Это хорошо… — Проскрежетало существо жестким и дробным, словно попавший в мельничный жернов гравий, голосом. — Послание… Да… — Послание для Августа Карла Интегра Цу Вернстрома, Эддарда Марии цу Абеляра, Майи Кирихе и Сив Энгинсдоттир. От его преосвященства владыки Ислева и Контрберри, а также Малых Лужиц Винсента Д’Афруа. Не торопясь, явно оценивающе, оглядев по очереди каждого из путешественников ворон недовольно нахохлившись, взмахнул крыльями и затоптался на месте устраиваясь поудобней. — Вы будете слушать? Или я зря сюда летел?
Август с шипением выпустил воздух сквозь прореху в зубах, с носа юноши упала капля холодного пота, еще одна капля, оставив на виске ледяную полосу, затекла в уголок глаза, но цу Вернстром этого даже не заметил. Он, конечно, не раз видел говорящих птиц. Ярких как циркачи, горбоклювых птах с мерзким характером и манерами уличного попрошайки, степенных чернооких воронов, один раз даже ученую сойку которая знала счет. Но это были лишь специально обученные опытными разводчиками животные. Салонное развлечение, не более. Забава. Занятная шутка природы. То, что сидело сейчас перед ним не просто повторяло заученные слова… В глазах чудовища светился разум. Недобрый, внимательный взгляд буквально приковывал к земле. Так забойщик смотрит на стадо, решая какая из овец пойдет сегодня под нож.
Монстр. Измененный. И если слух меня не обманывает… это… стоит на службе церкви
Нет. Слухи конечно ходили. Поговаривали, будто его преосвященство не сколько осененный силой Создателя добрый пастырь, но могущественный колдун, не гнушающийся пользоваться запретными силами. Что, в глубоких подвалах главного собора Ислева, есть тайные коридоры и комнаты, в которых проводят богомерзкие ритуалы, приносят человеческие жертвы, и растят ужасных существ. Что церковники скупают младших сыновей и дочерей бедняков, для своих ужасных экспериментов. Что бродяги почти исчезли с улиц Ислева не благодаря работе отрядов ночной и дневной стражи, и открытию работных и учебных домов, а потому как стали пищей служащим конгрегации чудовищам. Что птица в небе или крыса, сидящая под полом трактира, может быть шпионом, доносчиком, посланником а то и убийцей. Что некоторых, вызвавших гнев его преосвященства аристократов, находили в собственных спальнях буквально разорванными на части. Что барона Годфри цу Монтеня, нелестно высказавшегося о конгрегации на летнем балу на следующий день насмерть закусали пчелы, что графа Эрнеста цу Ланфруа, написавшего открытое письмо Наместнику о необходимости возвращения части церковных земель в пользу городских цехов, на глазах друзей и слуг утащил вышедший из вод пруда, где его сиятельство изволили искупаться огромный черный демон, с железными когтями. Говорили много. В основном шепотом и тут же сами громко смеялись над нелепостью слухов. Но, сейчас… Сейчас он видел перед собой живое, презрительно разглядывающее его доказательство, что не все слухи являются лишь отголосками той игры, слов и сплетен, что власть имущие имеют привычку вести друг с другом.
