По своей извечной привычке горянка надолго задумалась.

— А-а-а. Понимаю, Согласно кивнув великанша почесала переносицу. — Это как гирька на шнурке в рукаве. Вроде в руках ничего нет, а потом хлоп и черепушка всмятку… Слушай я тут думала… — Снова поерзав великанша надолго замолчала. — То о чем мы говорили. Перед боем. Забудь, хорошо? Просто… Мне тоже бывает страшно. А когда мне страшно я делаю глупости.

— А о чем мы говорили? — Вскинул брови Абеляр.

— О том что мы с тобой… — Замолкнув на полуслове горянка звонко расхохоталась. — Ты почти меня поймал, книжник. — Слушай… А вот это все с кровью. Оно правда так важно?

Настал черед молчания Абеляра.

— Я не знаю, Сив. — Произнес он наконец. — Я знаю, что прав, но не знаю, будет ли кто-то меня слушать.

Великанша нахмурилась.

— А большой жрец? Который дал тебе амулет?

— Честность за честность, Сив. — Отведя взгляд в сторону Эддард на мгновение зажмурился и тяжело вздохнул. — Он не давал. Я купил этот артефакт у брата каптернамуса одного из Лютецких монастырей. За пару бутылок сгущенного вина. Эти анализаторы никто не хранит в сокровищницах. И я не знаю, сколько их всего осталось. Может тысячи, а может это последний. Их считают просто хламом. Ни на что не годным хламом, оставшимся от древних. А ты сама наверняка знаешь, как поступают с оставшимися от древних вещами. Либо сжигают и закапывают пепел поглубже, либо записывают в пыльный журнал и закидывают подальше в самый глубокий подвал, чтобы через несколько лет записать в следующий журнал. Каптернамус… продавал мне некоторые древние вещицы. Неофициально естественно. А амулет я узнал по описанию в тех записях что нашел в подвалах Академии. Моя экспедиция… Ученый вздохнул. — Университет каждый год организует десятки подобных. Большая часть из них возвращается ни с чем. То же, что возвращаются с новыми знаниями. Их… тоже… записывают.

— Понятно. — Криво усмехнувшись дикарка принялась молча теребить подол туники. — Хорошо, что ты рассказал.

— Прости.

— Глупости. — Дикарка криво усмехнулась. — Мы все врем. Я поняла уже давно. Кстати. Бердеф сказал, что пока мы помним вкус меда, то лесные тропы будут для нас открыты.

Абеляр помолчал осмысливая сказанное.

— Про вкус меда. Я не очень понимаю, что это значит.

— Это значит, что нам не стоит опасаться стрелы в спину, пока мы не перейдем старику дорогу. — Улыбнулась великанша. — Но я бы на это не особо рассчитывала. Он конечно великий вождь, большой колдун и пользуется уважением у некоторых кланов. Но только у некоторых.

— А-а-а… — Абеляр устало прикрыл глаза. — Прости, Сив. Прости, что солгал тебе.

— Духи говорят, ты сделал так, потому что для тебя это было очень важно. — Пожала плечами северянка. — А знаешь? Запустив руку под тюфяк, она извлекала из под него стальную пластинку с врезанным в нее камнем. — Вот смотри. — Чиркнув по ладони, невесть откуда появившимся ножом, она прижала рану к амулету. Несколько капель крови с громким стуком упало на пол. Некоторое время казалось ничего не происходит, но неожиданно раздалось негромкое жужжание и камень в амулете засиял расплавленным золотом.

— О боги… — На лице Абеляра засияла восторженная улыбка. — Я был прав. Я прав!!!

— Дерьмо. — Неверяще прошептала великанша. — Вот дерьмо. Слушай книжник, если это так, то получается, что жрецы… Обернувшись к ученому горянка замолкнув на полуслове отложила амулет и облизнув руку долго глядела на оставшуюся на месте пореза тонкую розовую нить постепенно бледнеющего и исчезающего шрама. — Вот дерьмо. — повторила она и покачав головой аккуратно поправила сбившееся одеяло. Эддард спал.

--

Ветви. Царапающие, даящие, пронзающие. Алчно припадающие ртами-шипами к разорванной плоти. Жадно хватающие за руки и ноги, лезущие в глаза. Дыхание перегретого горна в лицо.

БОЙСЯ, НАСЕКОМОЕ! БОЙСЯ, ИБО Я ТЕБЯ ЗАПОМНИЛ. БОЙСЯ НОЧИ, БОЙСЯ ТЕНЕЙ, БОЙСЯ ТЕХ, КТО ЖИВЕТ В ТВОИХ СНАХ, ИБО ОНИ ПРИДУТ ЗА ТОБОЙ! Сотрясающий серо-стальное небо, громовой голос заставляет землю под ногами корчится в агонии. Ветви — пальцы впиваются в плоть, тянут, пытаются распять…

Сбросив с себя бессильно скользящие по коже шипы, Август сделал несколько шагов вперед и подняв руки к лицу рассмеялся. Здесь у него были все пальцы. И смотрел он двумя глазами.

БОЙСЯ МЕНЯ! — Отмахнувшись от громыхающих завываний словно от назойливой мухи, юноша принялся продираться через кустарник. Поначалу жадно шевелящиеся ветви пытались схватить его, но уже через некоторое время казалось они его испугались. Тернии будто пытались сами убраться с дороги, корни прятались в землю. Стволы изгибались освобождая путь. Горячий ветер сменился стылой марью и юноша с удивлением заметил как из его рта при каждом выдохе вырывается облачко тут же превращающегося в сереброкрылую стрекозу пара. Выйдя из кустарников, Август огляделся по сторонам и испустив тяжелый вздох, принялся подниматься на холм на вершине которого сидела сгорбившись одинокая фигура. Подъем оказался недолгим. На венчающим груду камней поваленном на бок менгире, скрестив ноги, сидела высокая, не меньше восьми футов, крепкая молодая женщина с удивительно правильными чертами до боли знакомого ему лица.

— Ты не Сив. — Произнес юноша и осторожно присев напротив женщины, сложил руки на коленях.

— Да. Я Не-Сив. — Медленно кивнула великанша и улыбнулась, демонстрируя Августу острые, больше подошедшие бы матерому волку, зубы. Длинные, оканчивающиеся тигриными когтями пальцы небрежно скребанули по камню оставляя на нем глубокие борозды. — Ты не боишься, хедвиг?

— Нет. — После недолгого раздумья покачал головой юноша. — Думаю, если бы ты хотела мне навредить, ты бы уже это сделала.

Великанша зашипела, меж клыков мелькнул раздвоенный змеиный язык.

— Если бы не данная нами клятва, я бы уже доедала твое сердце!

— Она нас слышит? — Поинтересовался совершенно не впечатленный демонстрацией Август.

— А может ли голова не знать, что слышат уши? — Раздраженно фыркнула великанша и по птичьи нахохлившись уставилась вдаль.

Август удовлетворенно кивнул.

— Тогда. — Произнес он. — Я хочу извиниться. Я вел себя как осел. И я хочу попросить прощения.

— Прощения? — Лицо женщины дрогнуло, поплыло, превращаясь в безликую берестяную маску. В прорезях холодно сверкнул горный лед. — Ты?! Еда просит прощения! Ха!

— Не пытайся казаться хуже, чем ты есть. — Слабо улыбнувшись покачал головой юноша и ковырнув промороженную землю носком сапога отбросил в сторону тут же отрастивший лапы и скрывшийся меж извивающимися травинками камень. — А здесь холодно…

— Это мое место. — Буркнула Не-Сив и по кошачьи выгнувшись повела плечами.

— Я… если я попаду сюда еще раз, то попробую принести сюда теплой одежды. И дров.

— И ты думаешь, я захочу еще раз видеть твою рожу? — Издав губами неприличный звук великанша отвернулась.

— Но ведь ты пришла сюда, чтобы избавить меня… От этого. — Проследив как, превратившиеся в стаю разноцветных птичек слова облетели вокруг женщины и взмыли в небо Август улыбнулся. — Спасибо.

— Ты бы и сам справился. Когда ни будь. — Проворчала великанша и взмахнув рукой указала на виднеющийся среди свинцово-стальных туч, медленно ползущий в их сторону, разрыв. — Говори, что ты там хотел. У нас не так много времени.

— Прости меня. Я был слишком горд, чтобы понять. Вел себя как идиот. Ты хотела дружбы, а я плевал в протянутую руку, прогнал тебя, оскорблял, вел себя как капризный ребенок, а ты спасала мою жизнь. Ввязалась не в свою войну, как говорят здесь на севере. Сейчас я понимаю, что ты помогала мне не из-за денег. И сейчас я хочу сказать тебе — спасибо. И прости.

— Слова. — Безликая маска исчезла уступая место холодному, жесткому словно вырезанному из жесткого дерева мастером плотником лицу статуи древнего божества. — Слова, слова, слова, слова… Губы великанши дрогнули в усмешке. — Это все что ты можешь мне предложить?

— Я не знаю… А… Чего бы ты хотела? — Развел руками не отрывающий взгляда от женщины Август.