Но вот, едва стихшая толпа на улице зашумела вновь, и Эдвальд знал, что это значит. Вскоре на пороге Храма появилась она. Её белоснежный наряд являл собой дивный союз строгого одеяния матриарха и воздушного свадебного платья. Броши, кольца и браслеты из серого металла украшали руки и шею, но голову покрывал лишь бурый платок послушницы, из-под которого на плечи спускалась прядь серебристых волос.

В таком же платке Эдвальд впервые увидел Агну. Кроткую и почтительную, склонившуюся у алтаря Аминеи в едва слышной молитве. Теперь же она шествовала, сочетая в себе шёлк и сталь, нежность и безжалостность, хрупкую женственность и неодолимую силу. Его невеста. Его королева. Его железный ангел.

Длинный струящийся шлейф свадебного платья держал шедший позади юный Эрниваль. Его обезображенное ожогом лицо сияло гордостью, но в глазах отражалась печаль. Эдвальд считал магистра ордена Железной руки человеком, которого эта самая рука держит надёжнее всего. Тяжесть вины за предательство отца причудливым образом слилась в нём с чувством долга, породив безупречную верность и непоколебимую преданность.

Конечно же, Эдвальд видел, каким взглядом магистр смотрит на Агну, но это лишь добавляло ему уверенности: нет цепей прочнее безответного чувства.

Наконец, он остановился возле сира Гильяма, дальше полагалось идти только новобрачным. Матриарх поднялась к алтарю и встала возле Эдвальда. Он заглянул в её торжествующие стальные глаза и кивнул епископу.

— Мы собрались здесь, — начал он дрожащим голосом, — пред ликом богов и людей, Троих и многих…

Епископ на мгновение запнулся, но тут же продолжил:

— … и владыки нашего Калантара, чтобы стать свидетелями сочетания двух душ священными узами брака.

Он взглянул на короля и кашлянул от волнения.

— Эдвальд Первый из дома Одерингов, священный король Энгаты, защитник веры и государства, владыка Хартланда и лорд Чёрного замка, согласен ли ты взять в жёны Агну, именуемую Пречистой, матриарха церкви Железной длани, и быть с ней в верности и согласии, в горе и в радости, в жизни и смерти?

— Согласен, — ответил Эдвальд, — и боги тому свидетели.

Сама мысль о том, чтобы ответить иначе, казалась ему кощунственной. Епископ повторил то же для Агны, столь же старательно перечисляя каждый из титулов, и получил столь же уверенный ответ:

— Согласна, — произнесла девушка и добавила, переведя взгляд на короля: — и боги тому свидетели.

По традициям свадебных церемоний церкви Троих этот вопрос следовало задавать трижды как жениху, так и невесте. Но Эдвальд заранее сообщил епископам, что церкви Калантара достаточно и одного ответа, взвешенного и решительного. Так что когда отец Альвин открыл было рот, чтобы спросить Эдвальда снова, тот остановил его неодобрительным взглядом.

Король сбросил с алтаря белоснежную атласную ткань, под которой покоился изящный венец из отполированной до блеска стали. Тонкий стальной обод украшали белые жемчужины, перемежавшиеся с выгравированным изображением кулака Калантара, а венчали его семь серебряных клинков, столь же острые, как настоящие: самый длинный впереди, по бокам от него два поменьше и так далее.

Агна преклонила колено. Эдвальд снял с нее платок и опустил венец на волосы. Всё это время она не сводила с короля глаз, в которых он видел строгость и обожание, божественную чистоту помыслов и силу столь мощную и сокрушительную, что по коже пробежали мурашки. Воин и послушница, король и матриарх. Их судьбы свёл владыка Калантар, а вскоре, надеялся Эдвальд, он подарит им дитя, долгожданного сына, который вырастет в несокрушимого полководца, что понесёт волю Железной руки в самые дальние края мира…

— Встань же, Агна Пречистая, королева Энгаты и матриарх церкви Железной длани! — голос Эдвальда зычным эхом разнёсся под сводами Храма.

Епископ протянул поднос с серебряным кубком. «Да изопьют муж и жена из одного источника», — гласит «Триединый путь», и эту традицию Эдвальд нарушать не стал. Он сделал глоток, и улыбнулся. Сегодня ему ещё не раз предстоит ощутить этот сладкий и чуть терпкий вкус на губах молодой жены.

Вторую половину кубка осушила Агна, и её щёки тут же покрыл румянец. «Прямо как тогда», — подумал Эдвальд и невольно улыбнулся.

— Пред ликом богов и людей, Троих и многих, и владыки Калантара, — провозгласил отец Альвин, — объявляю вас мужем и женой, королём и королевой Энгаты!

Сказав это, епископ облегчённо вздохнул: его ответственная роль в церемонии закончилась. Послушники разнесли по залу подносы с кубками, пришло время пожеланий от гостей.

Право первого слова король предоставил Джойберту Майвену, и тучный лорд Тимбермарка явно был не готов к подобной чести. Он сбивчиво говорил о долгом и справедливом правлении, о милости богов и множестве детей, а говоря о плодовитости, едва не сравнил невесту с породистой кобылой. Сделавшись бледнее мела от того, что чуть было не сказал, лорд Майвен поспешил подытожить речь традиционными словами:

— И пусть жизнь ваша будет сладкой, как церковное вино!

— Как церковное вино! — прогремел хор голосов, и каждый из гостей сделал из кубка глоток.

Следующим говорил сир Гильям Фолтрейн, командующий королевской гвардией. Обычно угрюмый и немногословный, он не изменил себе и в этот раз: его речь оказалась короткой и сухой, однако под конец сир Гильям всё же сумел выдавить из себя улыбку:

— Пусть жизнь ваша будет сладкой, как церковное вино.

— Как церковное вино! — разнеслось по Храму, и кубки опустели ещё на один глоток.

Теперь предстояло выслушать лорда Джеррода Раурлинга. Хранитель клинка пригладил бороду и учтиво склонил голову. Опытный командир, отважный воин и товарищ по оружию, прошедший с будущим королём не одну битву в годы восстания. В отличие от врагов, позже присягнувших на верность, и союзников, вонзивших нож в спину, лорд Раурлинг был верен от начала и до конца, поэтому, когда Эдвальд собирал новый тронный круг, он и помыслить не мог о том, чтобы вручить верховное командование королевскими силами кому-то другому. Джеррод в свою очередь принял столь важный титул с величайшей скромностью и все эти годы оставался надёжнейшим из союзников.

Эдвальд вспомнил, как был готов отдать дочь замуж за сына лорда Раурлинга, если бы тот уже не был женат, и губы тронула улыбка. Да, в те годы он ещё не мыслил по-королевски. Но если бы было необходимо выбрать лишь одного гостя для свадьбы, Эдвальд, ни секунды не задумавшись, выбрал бы Джеррода. Этот человек как никто иной заслуживает разделить с ним этот момент.

— Ваше величество, — начал хранитель клинка, — король и королева Энгаты. Мне никогда не давались пышные речи. Меч в руках мне куда привычнее кубка, а латы давят на плечи куда приятнее, чем камзол на живот, особенно если его шили для меня лет пять назад.

По Храму прокатились тихие смешки. Лорд Раурлинг действительно раздобрел в последние годы.

— Верность в трудные времена дороже золота, — продолжал он. — Вы поклялись в верности супруге, то же сделала и она. Поэтому, думаю, стоит обновить и мою клятву. Я буду с вами до последнего вздоха.

Лорд заглянул в кубок и вздохнул:

— Вы знаете, я не люблю вина, особенно сладкие, — продолжал он, — поэтому в моём кубке плещется что-то сухое, к чему я до сих пор не притронулся… Но негоже нарушать традиции в такой день. Пусть ваша жизнь будет сладкой, как церковное вино!

Сказав это, Джеррод Раурлинг поморщился и осушил кубок до дна.

— Как церковное вино! — вновь пронеслось по залу.

Слово перешло к кастеляну Бреону Ашербхаху, но едва он начал говорить, раздался громкий кашель. Десятки взглядов снова обратились на лорда Раурлингу.

— Простите… Кха! — прохрипел он, прикрывая рот. — Не тем горлом пошло… Кхха! Продолжайте…

Хранитель клинка неловко улыбался, пытаясь сдержать кашель и сотрясался всем телом, опустив голову. Сухие лающие звуки эхом отдавались под сводами Храма. Верховный книжник пытался похлопать беднягу по спине, но это ничуть не помогло, и он поднял растерянный взгляд на короля. Эдвальд нахмурился. Сердце тревожно забилось.