— Думаете, король будет к вам щедр? По его воле фрейлинам вырывают зубы, служанкам выдирают ногти, а музыкантам вливают в горло кипяток. Едва ли королевский двор в одночасье превратился в свору грешников и негодяев, достойных подобных наказаний. Нет. Эдвальд Одеринг превратился в жестокого безумца. Насколько ужасного, что принцесса предпочла такой жизни бегство, полное опасностей. Сменила платье на лохмотья, а пирожные на сухари.

— И теперь живёт так, как почти всё остальное королевство, — усмехнулся наёмник и двое других всадников расхохотались.

— Я не пытаюсь воззвать к состраданию, — невозмутимо сказал Дэйн. — Но мой друг, Явос Таммарен, служил верховным казначеем и говорил, что корона погрязла в долгах. Стоит королю найти предлог, и вы не получите ни единой монеты, не говоря уже о том, что вместо благодарности он может жестоко покарать, если просто будет не в духе. Увидит синяк на бедре принцессы и отрубит ногу кому-то из вас. Заметит ссадину на её локте — лишит руки…

— А если у неё будет царапина на лбу, отрубит голову, — проговорил капитан Айден. — Что же ты предлагаешь?

— Помогите нам. Отведите нас в Высокий дом, где правят Таммарены, родня моего друга Явоса. Самый богатый род Энгаты.

Наёмник хмыкнул и почесал подбородок.

— До Высокого дома не так далеко… А они точно заплатят?

— Я… упрошу их, — принцесса вышла из-за спины рыцаря, держась за живот. — Клянусь, что без награды вы не останетесь.

Капитан наёмников посмотрел на принцессу, потом на Дэйна. Перевёл задумчивый взгляд на сжавшего кулаки инквизитора и обескураженную настоятельницу с толпой монахинь за спиной. Наконец, он вздохнул и заговорил:

— «Терновые клинки» сражались при Лейдеране, сир Дэйн. Защищали замок твоего отца от моих нерадивых собратьев. Лорд Аран Кавигер пообещал моим ребятам по пять оггенов за день службы, и выплатил всё до последней монетки. Такое бывает нечасто. Уж поверь, я немало нанимателей повидал, каждый норовит вычесть десяток-другой монет за «непредвиденные расходы», но твой отец оказался честным человеком. Мы пробыли в замке ещё некоторое время, пока его величество не велел увезти этого честного человека в столицу, дескать, тот воспитал предателя. И знаешь, сир Дэйн, — сказал он, пряча меч в ножны, –я не верю, что сын Арана Кавигера оказался предателем. Мы поможем вам добраться до Высокого дома. А ты, настоятельница, в следующий раз старайся лучше, прежде чем просить долю от награды.

Множество глаз обратилось на матушку Ферлису, которая тут же сделалась пунцовой и поспешила скрыться за дверью монастыря.

— Вы ведь не думали, что она старалась только из высоких побуждений? — капитан Айден хохотнул. — У всего есть цена. Даже у веры и верности. Ну, проведёте ночь здесь или отправимся к переправе? Там мои ребята заняли постоялый двор. Думаю, там и уютнее и кормёжка получше, чем здесь.

— У меня есть одна просьба… — тихо проговорила принцесса. — Просьба к вам, капитан. Тот человек, что пришёл с вами. Где он?

— А, этот… К слову, где он, парни?

В опустившихся сумерках никто не заметил, как тот оборванец, что прибыл со всадниками, куда-то исчез. К счастью, острый глаз капитана Айдена разглядел его, улепётывающим вдоль берега со всех ног. Тягаться со всадниками ему было явно не по силам, и вскоре один из наёмников уже доставил его обратно, протащив по земле добрые полмили.

— Вот и верёвка пригодилась, — усмехнулся наёмник, вернувшись. — Стоило только петелькой попасть…

— Славно сработано, Орвин, с меня выпивка, — усмехнулся капитан. — Он ваш, принцесса. Делайте, что хотите.

Этот рослый широкоплечий мужчина с густой щетиной плакал навзрыд, когда его волокли к берегу. Он пытался вырваться, молил богов и своих пленителей, пока, наконец, его не поставили на колени, связав руки за спиной. Принцесса встала перед ним, глядя прямо в глаза. Грегорион и Дэйн остались позади.

— Вы пытались обесчестить меня, — холодно проговорила она. — Ты смотрел, как я кричу, не помня себя от ужаса. Держал мои руки, пока твои дружки рвали на мне платье и наслаждались моей беспомощностью… И вот теперь ты здесь. Беспомощный. Связанный. Один.

Человек снова принялся умолять. Принцесса дождалась, пока его слова не слились в бессвязное бормотание, утонув в плаче, и продолжила:

— Мой отец наверняка придумал бы тысячу способов убить тебя как можно более мучительно. Он велел бы посадить тебя на кол, медленно содрать кожу или же отрезать от тебя кусочек за кусочком… Он мог бы сделать это как публично, в назидание и устрашение, так и в самой глубокой из темниц, просто для собственного развлечения… Но я не мой отец. Мне не доставят удовольствия твои мучения. Даже напротив — мне отвратительна каждая секунда, что я смотрю на тебя. Поэтому, — принцесса обернулась, — сир Дэйн, сделайте это быстро.

Сказав это, Мерайя не спеша побрела обратно к монастырю.

Кобыла Грета брела под лучами клонившегося к закату солнца, опустив голову. Предместья города Эрбер, спокойные и сытые, встретили путников шелестом придорожных деревьев и тихим звоном колоколов. С полей возвращались крестьяне: кто пешком, а кто — свесив ноги со скрипучих телег. Мужчины в пропитанных потом рубахах и женщины с выгоревшими на солнце волосами и красными шеями. На их усталых лицах Таринор видел гордость за проделанную работу: золотившиеся прежде поля теперь были наполовину убраны. И всё же, хоть морозное дыхание приближающейся зимы ещё нескоро коснётся этого края, местным стоило поторопиться. Осень в Энгате — время мимолётное.

— А если тебе всё же не удастся найти этого Игната? Что тогда? — спросила Мирана, гладя лошадиную гриву.

Таринор ответил не сразу. С тех пор, как рыжеволосый маг пропал, он не раз задавал этот вопрос сам себе. Но ни разу не смог внятно на него ответить, надеясь, что Игнат вот-вот найдётся в следующей деревеньке или трактире. Теперь же, похоже, настало время поставить в этом деле точку хотя бы для себя.

— Я не могу искать его вечно, — с печальным вздохом ответил наёмник. — К тому же, зная свою жизнь, мне наверняка будет, чем заняться и без этого.

— Но ведь он твой друг.

— Друг. Но мы обшарили весь восток Нагорья. Зная Игната, мы бы рано или поздно наткнулись или на него, или хотя бы на слухи о нём. Ну, а если он угодил дальше, в лес, издревле принадлежащий эльфам… — Таринор снова вздохнул. — Надеюсь, он не долго мучился.

— Да ну. Видел я, на что этот парень способен, — задумчиво проговорил Тогмур, шедший чуть позади. — А ты и побольше моего видел. Думаешь, он вот так просто эльфам дастся? Да нынче уж пол-леса бы полыхало, а дым отсюда бы почуяли!

— Тоже верно, — Таринор почесал заросший бородой подбородок. — Думаю, мы не в последний раз посещаем те края. Окажемся там снова, спросим об Игнате каждого землепашца и кузнеца, каждую собаку… — кобыла Грета недовольно фыркнула и пошевелила ушами. Таринор улыбнулся, похлопал её по боку и добавил: — Да, и каждую лошадь тоже.

Путники подошли к Эрберу настолько близко, что наёмник смог увидеть отдельные листья плюща, что покрывал городскую стену зелёным ковром. Не касался он лишь знамени Таммаренов — тонкая белая башня на голубом поле, увенчанная звездой, проглядывала среди зелени, словно кусочек неба сквозь переплетения древесных крон. Мирана заявила, что брусчатка городских улиц дурно влияет на лошадиные копыта, так что было решено обойти город и направиться сразу в замок.

Таринор, конечно, был бы совсем не против перекусить и пропустить кружечку-другую в одной из местных таверн, которые так нахваливали торговцы и путешественники, но с девушкой согласился. В конце концов, в Высоком доме его, рыцаря лорда Таммарена, всегда ждал и стол, и кров. Не об этом ли он всегда мечтал?

— Опять лестницы, — буркнул Тогмур, взглянув на стремящиеся ввысь башни замка.

— Лестницы? — переспросила Мирана.

— Ага. Целая куча лестниц, — ответил он со вздохом. — Если только со времени, как мы были здесь последний раз, они не стали выделять каждому гостю по носильщику. У тех, кто выстроил этот замок, наверняка были очень крепкие ноги. Чёрт, как вспомню… А уж как бедняга Иггмур потом обливался. И этот вид из окна… Дорога, как шнурок, а лес, как зелёная полянка…